На землях рассвета - Алексей Ефимов

Охэйо тихо рассмеялся и поднял левую ладонь, призрачно белевшую в темноте, словно у привидения.

— Лет в десять я пугал так девчонок — скидывал всю одежонку, а потом выскакивал из кустов, когда они шли спать. Сколько было визгу… А сейчас я хочу быть смуглым — очень смуглым — и черноглазым.

— Зачем?

— Чтобы меня в темноте видно не было, зачем же еще? Я не люблю, когда люди на меня смотрят. Замолкают, когда я вхожу в комнату, смущаются, когда я к ним обращаюсь. А мне становится неловко, — знаешь, как во сне, когда выходишь к публике забыв одеться.

— Наверное, это оттого, что ты красивый.

— Сказал бы честно: похож на девушку. Волос нигде нет, кожа гладкая, как у… если бы мог, я стал бы здоровенным мужиком с квадратной челюстью и шерстью на спине. Тогда бы на меня не пялились.

Найко невольно засмеялся. Охэйо повернулся к нему с хмурым видом — и засмеялся тоже.

— Знаешь, недаром говорят, что красота — это наказание за грехи. Когда становится темно, мне хочется бегать и выть диким голосом. Только от этого я быстро устаю, и поэтому… Больших и приятных снов, Найко.

Еще неделю спустя они с друзьями сидели кружком и болтали, все едва одетые — было очень тепло. Несмотря на поздний час, — где-то около полуночи, — небо оставалось таким же темно-синим, всего с несколькими звездами, далеко внизу — из окон их комнаты открывался роскошный вид на город — сияла галактика синих и желтых огней, а над горами на юго-западе поднимались огненные перья заката.

Найко толкнулся пальцами босой ноги и повернулся вместе с креслом, лениво осматриваясь. Мерцание мониторов и сияние негаснущей северной зари наполняло просторную комнату таинственным полумраком. Из окна струился теплый, сильно пахнущий соснами воздух и этот аромат, смешиваясь с запахом озона от компьютеров, превращался в нечто, доставляющее почти физическое наслаждение. Ровное жужжание кулеров создавало приятный звуковой фон, ярко-зеленое мерцание коннекторов в темноте под столами казалось интересным и таинственным. Дверь в почти темный коридор была приоткрыта — как и двери, ведущие на улицу. В любой миг Найко мог выйти босиком на прохладный песок двора — и, может быть поэтому, этого не делал: куда приятнее было просто наслаждаться возможностью.

Они все расселись в вольных позах, лишь Охэйо сел не слишком-то удобно — сунув левую ногу под зад — но был, очевидно, так увлечен, что просто забыл об этом. На экране перед ним застыло изображение Джангра, видимого в четверть полной фазы — его передавала камера спутника, через который шла связь. Аннит тронул курсором один из показавшихся на миг квадратов изображения и тот, увеличившись, занял весь экран. Это был, наверно, Гитоград, но Найко не видел ничего знакомого — масштаб был все равно слишком мелким. Возможно, это смутное пятнышко желтовато-белого свечения и было их городом… а возможно, и нет.

Охэйо сидел очень прямо, едва касаясь пальцами края стола. Его красивая ровная подошва, видневшаяся из-под бедра, была довольно-таки грязной. Как-то ощутив взгляд Найко, он покосился на него, потом встал, зевая и потягиваясь. Они все переглянулись — без слов было ясно, что пора закругляться — после чего начали выключать машины.

Вообще-то дело у них было очень серьезное — Найко, например, поручили обшарить все художественные сайты и отобрать пару сотен наиболее симпатичных ему авторов, чтобы Охэйо пригласил их в Гитоград — якобы для получения грантов. На самом деле — чтобы, если начнется война с Мроо, укрыть их в Ана-Малау — новейшем имперском убежище, лишь только что законченном постройкой. Вообще-то Аннит собирал крепкую и красивую молодежь уже месяца три — он создал целую комиссию из своих друзей, где каждый занимался каким-то одним видом творческой деятельности. С рисунками, по крайней мере, было просто — характер автора тут, при небольшой практике, угадывался с одного взгляда. С музыкой тоже не возникало проблем, но вот уже художественная литература создавала затруднения — как известно, читать можно или быстро или внимательно. Охэйо руководил процессом и проводил окончательный отбор — тоже непростое дело, так как людей в Ана-Малау могло войти чуть больше тысячи, а выбирать приходилось не только по наличию творческих способностей и чистому, задорному характеру, но и по стойкости. Аннит хотел успеть к Закату Лета — но, во-первых, они уже почти справились с этим и во-вторых, срок подходил только послезавтра. К тому же, был уже первый час ночи: можно и отдохнуть, хотя спать им совершенно не хотелось.

Оставшись в одиночестве, Найко подошел к окну. В парке Малау, среди прочего, было небольшое озеро — на окружавшем его песчаном пляже Охэйо с друзьями и подругами — все одетые лишь в пёстрые парео на бедрах, — затеял игру с мячом. Они, смеясь, носились друг за другом, выхватывая мяч из рук, из-под их босых ног летел песок. Найко невольно любовался их гибкими телами и ловкими, отточенными движениями. Пусть и остальные их занятия могли показаться игрой, юноша относился к порученному ему делу очень серьезно. Теперь он проводил в этой комнате каждый божий день — а потом мирно спал до восхода и видел Охэйо всего два часа в сутки — когда тот, устав от дел, развлекался с друзьями. Они все собирались в гостиной, ели всякие вкусности, бездумно болтали, танцевали под музыку — Охэйо тоже, с подругами — очень красиво, с изяществом, какое не могли дать никакие упражнения — оно было врожденным.

Найко насчитал у него восемь очевидных подруг, но до сих пор не мог сказать, с какой из них Аннит не только дружит по-братски: возможно, что со всеми — по очереди или как душа велит. Это были, конечно, необычные девушки — таких не встретишь на улице. При одном взгляде на них у него перехватывало дух, и он постоянно ходил слегка ошалевший.

Друзей у Охэйо было меньше — всего трое без Вайми и самого Найко — так что бездельничать им не приходилось. Отыхая от дел, они смеялись, рассказывали страшилки (которые здесь вполне могли быть и не выдумками) или забавные истории. Охэйо обожал пересказывать свои сны и, как полагал Найко, здорово при этом привирал — истории у него получались просто фантастические, и притом, очень интересные. Он валялся на диване, непринужденно положив голову на бедра одной из подруг, чесал грязные пятки и говорил вещи, часто не блистающе умные — но в восемнадцати карманах его парадной хайлины водилось множество весьма странных вещей: лазерные указки (часто весьма вредные для глаз), телефоны (от одного до четырех штук), фонарики, микрокомпьютеры, драгоценные камни, а в одном Найко заметил рубчатую рукоять пистолета — положение и род занятий побуждали Охэйо к неослабной бдительности. Войдя в помещение он всегда тщательно осматривался и никогда не подходил к малознакомым людям на расстояние вытянутой руки. Тем не менее, он не походил на человека, которого окружают враги. Создавая вокруг себя мирную, уютную обстановку, Охэйо был склонен к мелким изыскам во всем. Их посиделки были просто образцовыми — они скромно пили чай и общались очень культурно. Пошлостей Охэйо не терпел — стоило ему скосить глаза на сказавшего что-то не то, и виновный тут же извинялся. Его неприличные песни о любви Найко, наверное, приснились. С девушками Аннит держался очень уважительно — разве что, танцуя, мог поймать подругу и поднять ее на руках к потолку, вырвав восхищенно-испуганный визг — но вообще-то он был очень скрытным юношей. Найко не знал о нем, собственно, ничего, понимая, однако: если он решит остаться здесь, все изменится.