Собрание сочинений. В 4-х т. Т.3. Грабители морей - Луи Жаколио

Очевидно, у Ингольфа, несмотря на свое нелегальное положение сохранившего чувство чести, были какие-нибудь очень веские причины, если он решился связаться с таким низким негодяем, как Красноглазый. Эти причины мы скоро узнаем из разговора, который последует между двумя пиратами.

Между тем в Розольфсе никто и не подозревал, какая беда нависла над головой старого Харальда и его детей. Слепой случай устроил так, что бандиты без труда попали как раз туда, куда им было нужно, и посредством самого гнусного из предательств, злоупотребления гостеприимством, готовились привести в исполнение свои злодейские замыслы.

Под вечер этого дня корабли вступили в небольшую Розольфскую гавань, и молодые люди поспешили представить отцу своего нового друга. Старый Харальд пригласил Ингольфа к обеду в этот же вечер. Ингольф всегда тщательно берег свой парадный капитанский мундир, который ему было позволено носить во время войны, и теперь, нарядившись в него, явился на обед к герцогу Норландскому.

Когда он проходил под крытыми воротами замка, весь сияя золотым шитьем и орденами, которые ему действительно были пожалованы разными государствами, хотя впоследствии и отняты, навстречу ему вышел посланный Харальдом старый Грундвиг, чтобы проводить гостя по лабиринту коридоров древнего замка в приемную залу.

Увидев Ингольфа, старый слуга вдруг побледнел, как мертвец, и даже прислонился к стене, чтобы не упасть. Так стоял он, глядя растерянно перед собой и будучи не в силах вымолвить ни слова.

— Что с тобой, старина? — ласково спросил его Ингольф, подходя к старику и поддерживая его рукой.

У капитана был голос очень звучный, принимавший иногда необыкновенно нежный тембр.

— Голос герцогини! — бормотал обеспамятевший слуга. — А сходство какое!.. Боже мой! Неужто я сошел с ума?

Капитан стоял, не понимая, что происходит со стариком. Из затруднения его вывел прибежавший весьма кстати Эдмунд.

— Что же ты, Грундвиг? — сказал юноша, полусмеясь, полусердито. — Отчего же так долго не ведешь моего друга? Нездоровится тебе, что ли?

— Ничего, ваша светлость, это я так… пойдемте… ослабел немного. Годы-то мои разве молодые? — с трудом произнес старик.

Эдмунд дружески взял Ингольфа под руку, и скоро оба молодых человека скрылись под сводами коридора.

Грундвиг смотрел им вслед и продолжал лепетать:

— Господи! Господи!.. Сделай так, чтоб это был он! Тогда я умру спокойно.

XIV

ПОД КОНЕЦ ОБЕДА, ЗА КОТОРЫМ ИНГОЛЬФ всем очень понравился своим чисто великосветским умением себя держать, один из матросов герцога вдруг принес важную весть: у входа в фиорд остановилась английская эскадра в семь кораблей, из которых один направился в канал, несмотря на поданный ему береговым телеграфом знак не делать этого.

Фиорд был собственностью герцога, и никто не имел права входить в него без его разрешения.

Услыхав это известие, Ингольф слегка побледнел, чего, впрочем, никто не заметил. Он один понимал, что нужно английской эскадре в норландских водах.

— Какая дерзость! — с гневом вскричал Харальд. — Что же, в них стреляли?

— Никак нет, ваша светлость. Начальник караула Нюстен не посмел этого сделать, но зато протянул цепи у адских ворот, и английский корабль был вынужден остановиться.

Адскими воротами называлось то место канала, где он суживался до пятидесяти метров, так что тут можно было заграждать вход цепями, разматывая их при помощи ворота.

Матрос продолжал:

— Командир корабля велел на это сказать, что завтра на рассвете он наведет свои пушки и разобьет цепи, если его не пропустят добровольно. Нюстен отвечал, что при первой же подобной попытке он откроет огонь всех батарей и пустит английский корабль ко дну.

— Это хорошо! — вскричал Харальд. — Этим он загладит свою нерешительность в начале столкновения… Продолжай…

— Затем, ваша светлость, начальник караула отправил меня к вам с рапортом и за приказаниями.

Харальд тут же продиктовал своему секретарю следующее письмо.

Герцог Норландский, верховный владетель фиордов и берегов, входящих в состав герцогства, предписывает командиру английского корабля, ворвавшегося в Розольфский фиорд, немедленно удалиться из вод герцогства под опасением насильственного удаления оттуда. О том же самом предупреждается и вся эскадра, которой сим предписывается ранее восхода солнца оставить розольфские воды.

Под этой бумагой старый Бьёрн подписался так:

По роковой случайности имя Бьёрнов опять не было произнесено, так что Ингольф по-прежнему оставался в неведении, что его гостеприимные друзья и есть именно те Бьёрны, которым собирался мстить Красноглазый Надод, до сих пор подробно не рассказавший Ингольфу о своих врагах.

Одно слово могло бы все объяснить Ингольфу, но это слово не было сказано. Достаточно было бы герцогу подписаться своей родовой фамилией, но он, как на грех, подписался только личным именем и проставил свой титул. Все как будто нарочно благоприятствовало мстительным замыслам Надода.

— Как объяснить такую неслыханную дерзость? — обратился к Ингольфу старый герцог. — Ведь это чудовищно: англичане пользуются слабостью современной Европы и присвоили себе право заходить во все порты для осмотра. Я не намерен подчиняться такому унижению. У меня у самого есть шесть кораблей, при помощи которых я могу, если окажется нужным, охранять от пиратов свои рыболовецкие суда. Я сумею всякого заставить уважать независимость Норландского герцогства, торжественно признанную Кальмарской унией.

— Я вас полностью одобряю, ваша светлость, — согласился с ним Ингольф. — Невозможно терпеть такую наглость, тем более что в вашем распоряжении находятся семь кораблей — число, равное численности английской эскадры, пришедшей в фиорд.

— Вы ошибаетесь, капитан, — возразил Харальд, — у меня не семь кораблей, а только шесть. «Сусанна» — прогулочная яхта, и она не вооружена.

— И все-таки, ваша светлость, у вас семь кораблей, считая мой бриг, которому вы, разумеется, позволите принять участие в битве с англичанами.

— Как! Вы решитесь принять участие в битве! — вскричал в изумлении Черный герцог. — Но ведь вы можете за это ответить перед своим правительством.

Если бы Ингольф последовал тому, что ему подсказывала его рыцарская натура, он бы воскликнул: