Слепой поводырь - Иван Иванович Любенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А вы ещё опаснее Вельдмана, — забирая книгу, вымолвила девушка и добавила: — Вы абсолютно правы: и подруга небогата, и цветок я засушила в этом году. И живу я в Ростове.
— В чём-то прав, а в чём-то нет. Вот мне неловко перед вами, что запамятовал «Казаков» Толстого, — улыбнулся Ардашев, идя рядом. — Зато вспомнил строки Пушкина из в «Путешествие в Арзрум», которое мы учили в гимназии наизусть: «В Ставрополе увидел я на краю неба облака, поразившие мои взоры за девять лет. Они были всё те же, всё на том же месте. Это — снежные вершины кавказской цепи».
— Он писал их, следуя за армией генерала Паскевича. Это путевые заметки — чрезвычайно популярный у нас жанр и тогда, и сейчас. Ведь не все могут выехать из своих городов и деревень, а знать, как живут люди в других странах — всегда интересно. А поскольку повествователь зачастую ещё и образованнее читателя, то увидеть мир его глазами — вдвойне увлекательно.
— Вы правы. Самая любимая моя книга — «Кавказ» Александра Дюма. Она вышла более полувека назад в переводе. В ней он с такой точностью описывает знакомые с детства места, здешние обычаи и нравы, что кажется будто родился в этих краях.
— Это неудивительно. Ведь недаром же Виктор Гюго сказал, что никто в нашем веке ещё не пользовался такой популярностью, как Александр Дюма. А он был здесь?
— Нет, но в «Предварительных разъяснениях» своего сочинения «Путевые впечатления. В России» он делится планами о посещении Ставрополья.
— А разве эти книги у нас издавались? — осведомилась собеседница.
— Я выписал их из Франции.
— Читали в подлиннике?
— Да. Эти три тома стоят на полке у меня дома. Если хотите, могу дать их вам.
— Это очень любезно с вашей стороны, но мой французский не настолько хорош, — опустив голову, с сожаленьем пробормотала девушка.
— Не беда. Если у вас есть время, я почитаю вам вслух. Вы надолго к нам?
— Пока не знаю.
— Анна, признайтесь, вы литератор?
— О, нет! — рассмеялась барышня. — Я только что отучилась два года на высших женских курсах в Санкт-Петербурге на историко-филологическом отделении. После окончания буду преподавать словесность в любой женской гимназии. Сюда я приехала погостить к родственникам. У них и живу.
Анна остановилась у колокольни Казанского кафедрального собора и, глядя на его купол, выговорила восторженно:
— Как же красиво!
— Соборная трёхъярусная колокольня — самая высокая на Северном Кавказе. Её построил архитектор Павел Воскресенский в шестьдесят седьмом году. Высота от основания до высшей точки креста — сорок восемь саженей и без малого два аршина[35]. На каждом ярусе — по медному колоколу. Их звон слышен за десятки вёрст от Ставрополя. Сам собор во имя Казанской Божией Матери возвели на двадцать лет раньше. Как видите, он сооружён в византийском стиле, имеет пять куполов. План составил архитектор Тон, проектировавший Храм Христа Спасителя, Оружейную палату и многое другое, но сооружали храм местные зодчие. Справа от нас — Барятинский парк, обнесённый с трёх сторон ажурной оградой. Давайте спустимся вниз по парадной лестнице и, пройдя мимо здания Городской думы, выйдем на бульвар.
— А каков наш маршрут?
— Если честно, я собирался навестить старый дом. Родители построили новый, а старый продали. Но моё детство прошло там, на Второй Станичной улице. Тут недалеко. Посмотрим на него — и всё. А потом я провожу вас, куда скажете. Вы не против?
— Нет.
Анна, едва ступив на смотровую площадку, выходящую на Николаевский проспект, невольно остановилась.
— Какой вид! — восхитилась она.
— А если бы мы взобрались на колокольню, то любовались бы городом с высоты птичьего полёта. Ведь она стоит на самом высоком месте Ставрополя, который сам расположен на 1996 футах[36] над уровнем моря. Только это лучше всего делать рано утром, во время восхода солнца. В детстве, упросив сторожа, мы с друзьями поднимались по внутренней каменной лестнице, а когда она заканчивалась, приходилось карабкаться уже по деревянной. Но чтобы попасть во внутрь купола, надо было лезть дальше по свисающей вниз металлической корабельной цепи с широкими ячейками, куда пролазила лишь одна ступня. Не многие на это решались.
— Как интересно!
— Предлагаю спуститься по Соборной лестнице к старому бассейну. Она имеет девяносто семь ступенек и восемь площадок, а по бокам, как видите, обрамлена стройными тополями. Вход украшен двумя каменными колоннами с пирамидальными верхушками и нишами. В них вставлены иконы с лампадками. Они горят днём и ночью. За этим следит церковный староста и его помощники. А в 1850 году по этим ступенькам к собору поднимался, тогда ещё наследник престола, будущий император Александр II. К слову, он посетил наш город и позднее: в 1861 году и в 1870 году, уже в бытность императором.
— А всё-таки жаль, что в городе нет ни железной дороги, ни судоходной реки. Как бы хорошо было сойти здесь на пристань, как в Самаре или Нижнем! Или попасть в здание вокзала с зимним садом, как в Петербурге. Разве не здорово, а? — спросила Анна, сбегая по ступенькам.
— Железную дорогу обещают провести до станции Кавказской, а оттуда можно будет добраться куда угодно. Отец мне писал, что в город прибыли инженеры для составления проекта. Думаю, лет через пять-десять её обязательно построят. До Кавказской всего-то вёрст сто пятьдесят.
— Пять-десять лет? Да это же целая вечность! Что будет с нами через десть лет?
— Не знаю. — Ардашев пожал плечами. — Надеюсь, к этому времени я посещу десятки стран.
— Замечу, что вы до сих пор так и не рассказали о себе.
— Я будущий переводчик восточных языков. Толмач, если хотите. Учусь, как и вы, в столице.
— Завидный жених! — бросила Анна и сбежала на следующую площадку Соборной лестницы. Клим догнал её, и они пошли молча.
От городского бассейна-фонтана, расположенного напротив здания городской думы струился фонтан. Водовозы наполняли бочки, стояли горожане с коромыслами, а у Гостиного ряда фонарщики уже приставляли лестницы к столбам и снимали лампы, чтобы зажечь фитили. Жара спадала медленно. Мостовая, стены домов и выложенные ракушечником тротуары, ещё не остыли. Дворники разбрызгивали из вёдер вениками воду, пытаясь бороться с пылью при входе во дворы, но влага тотчас же высыхала, словно попадала на раскалённую сковородку. Слышался стук копыт, проезжающих по Николаевскому проспекту фиакров, отдалённый собачий лай и чья-то нетрезвая песня под гармошку. Жители окрестных домов затворяли ставни,
