Эх, Малаховка!. Книга 2. Колхоз - Елена Поддубская

– А разве мне нужна остальная группа, Лена?

Такие взгляды были девушке уже знакомы: верящие, предлагающие нечто, выходящее за рамки приятельских отношений. Узкое худое лицо Игната заострилось ещё больше от ожидания ответа, глаза протыкали насквозь выраженным доверием. Николина на секунду свела брови, быстро пробежала по глазам Андронова, в которых таилась надежда, и тут же покачала головой:

– Нет, Игнат, ничего и никому я обещать не могу и не хочу. Поэтому даже не начинай эту тему. Ты – друг. Понимаешь? И это – всё.

– А кто «не друг»? Он? – парень кивнул в сторону оставшейся далеко станции, откуда недавно уехал в Москву Малыгин, поцеловав на прощание Лену как-то криво за ухо и в шею, но жарко, с придыханием.

Напоминание о Малыгине вернуло к воспоминанию о внезапно пронзившем её поцелуе, вызвавшем в теле мурашки, словно снова знобило. Лена передернулась и сейчас, не понимая приятным ли был тот поцелуй Виктора, или скорее раздражающим. Она смотрела в глаза Игната, карие, влажные, ожидающие дальнейших объяснений и вдруг поняла, что скорее огорчена и поцелуем одного парня, и вопросом другого: ничего по отношению к обоим, кроме внимания или простого человеческого интереса, девушка в себе не чувствовала. Поэтому грустно помотала головой, не отвечая.

– А тогда кто? – Игнату хотелось сразу со всем определиться, но теперь захлопнулась душа Николиной. Девушка молча пошла вперёд и больше до самой кафедры не проронила ни слова. И только уже открыв дверь помещения и удивлённо увидев в нём Бережного, словно нахождение преподавателя там было чем-то странным, а не обычным и ожидаемым, Николина поздоровалась и сразу же решила вслух как побыстрее ей хочется в колхоз.

– Тю. Вылечилась, значит? – Рудольф Александрович задержал взгляд на пылающем румянце девичьих щёк; от ходьбы и свежести воздуха Николина полыхала, – Или не выздоровела? – преподаватель потянулся рукой ко лбу студентки, но она увернулась и уверила:

– Всё в порядке, Рудольф Александрович. Вот познакомьтесь, это наш новый студент Андронов Игнат.

– Знаю, знаю. Привет! – кивнул Бережной Андронову, – Всё нормально?

Вопрос был задан осторожным голосом, отчего и Лена, и Игнат поняли, что относится он к личной жизни парня. От этого Игнат смутился, Николина, если бы могла покраснеть, покраснела, но так и была уже красной, просто обмахнулась.

– Я вас там подожду, – она указала на коридор с туалетом.

– Не задерживайся. Ждём ещё одного и – по коням, – предупредил Бережной, глядя на часы на руке.

– Да, Рудольф Александрович, – вспомнила Николина на ходу, – С нами в колхоз хотят ехать две молодых поварихи. Екатерина Егоровна попросила взять их.

– Это ещё что за новость? – Бережному никак не хотелось принимать такого рода решения без оповещения руководства.

– Так ведь им делать тут без студентов нечего, – вступился Игнат, – Вместо того, чтобы бока наедать, пусть помогут стране в сборе урожая.

Андронов был смелым и прямолинейным парнем, Бережной понял это сразу и смягчил натянутые ноты в голосе:

– А кто против? Пусть едут. Только на это Орлов должен санкцию дать. То есть согласие, – поправился заведующий кафедрой лёгкой атлетики, заметив настороженность во взгляде на слово из Уголовного кодекса.

«Знает парень, что такое санкция, не даром с Нижнего Тагила», – подумал он, решив впредь следить за речью тщательнее. Урал изобиловал тюрьмами и исправительными колониями.

18

Первое утро в колхозе началось по гулкому звуку боя часов кремлёвской башни. Это в восемь по Москве включили внутренний репродуктор, прикреплённый на здании бани, в котором, после отсчёта времени, заиграла бодрящая мелодия. Студенты пробуждались по-разному, кто – мгновенно открыв глаза и встряхнувшись ото сна, начав тереть глаза, кто – раскачиваясь постепенно, спустив ноги на пол, но при этом не открывая глаз, кто – просто перевернувшись с боку на бок, не осознавая где он и для чего. Для последних по коридору зазвучали звонкие голоса дежурных преподавателей, подгоняя, стимулируя, объясняя, что всем пора вставать. В бараке номер один в это утро дежурили всегда энергичный преподаватель по лёгкой атлетике Евгений Александрович Молотов и угрюмая Гера Андреевна Зайцева. Молотов стучал в двери комнат ребят, Зайцева – девушек и, не дожидаясь разрешения войти, открывали двери, проговаривали одну и ту же фразу:

– Подъём! Уже восемь утра.

Бодрякам преподаватели, насколько могли, отвечали на вопросы по организации дня, соням помогали подняться и выйти в коридор. Первое пробуждение заняло в общей сложности более четверти часа. В туалетах и умывальных комнатах воцарились суета, шум, недовольные переговоры. Спешили все, спешили сделать необходимое, прежде, чем построиться на площадке перед бараками и пойти в столовую.

И вот, с опозданием на пятнадцать минут, колонны студентов построились с двух сторон от дорожки между зданиями, со стороны каждого барака. Стояли неровными рядами, оглядываясь на сумрак утра, на тучи, предвещавшие снова дождь, и с удивлением рассматривая ряды студентов напротив, да ещё высокого красивого блондина в кирзовых сапогах, плотной ветровке и широкополой шляпе. Он разговаривал с Горобовой и Печёнкиным на «трибуне» – возвышенной гравированной площадке в конце дорожки. Тут же стояли дежурные преподаватели. Остальные остались под навесами террас, наблюдая с тыла за рядами вверенных им четырёхсот студентов.

Красивому мужчине было за сорок, но выглядел он моложаво и подтянуто. Его длинные волосы вихрились локонами из-под полей шляпы, загорелые и крупные кисти рук то и дело поправляли выбивавшиеся пряди. На работника колхоза мужчина похож не был. Студенты принялись гадать между собой кто бы это мог быть, загомонили. Декан поняла, что пора навести в рядах порядок. Подняв высоко руку и дождавшись тишины, Горобова поприветствовала всех без микрофона и указала на своего собеседника:

– Товарищи, это – Сильвестр Герасимович, местный агроном. Сейчас товарищ Эрхард расскажет вам как вы будете работать.

– Предлагаю звать дядьку «Сталлоне», – тихо провёл по рядам Стас, шаря глазами по девчатам, над которыми возвышалась Кашина. Знаменитый американский фильм «Рокки», главного героя в котором играл актёр Сильвестр Сталлоне, был запрещён в стране к показу на большом экране. Но не посмотрели его разве только те, что вообще не имели понятие о видеомагнитофонах. После Олимпиады в Москве этой аппаратуры появилось всё больше и, общаясь со сборниками, имеющими выезд за границу СССР, спортсмены получали доступ к такого рода киношедеврам, как «Рокки», «Агент 007», «Крёстный отец», «Челюсти» и другие. Сеансы проводились у кого-то на дому и малыми группами, состоящими из проверенных людей. Цензурой Минкульта большинство из привезённых копий на рынок не пропускалось. Ира, прекрасно поняв Стаса, хитро сощурилась. Ей подобная продвинутость понравилась, ибо доступа к частным видеопоказам до сего момента, она не имела. Про знаменитые фильмы только слышала, мечтая их посмотреть. Наклонившись к Доброву, Кашина прошептала, что Сталлоне – её любимый американский актёр. Но прошептала так, что её услышали рядом стоящие. Галицкий, тоже понявший о чём речь, хмыкнул:

– Нет, лучше будем звать агронома «Герасим». Судя по его сурьёзному виду, он не одну Му-Му утопил, – грустно добавил он, вызвав в рядах громкие девичьи вспрыски. Громче всех засмеялись маленькая Рита Чернухина и опять же Ира Кашина.

Блондин поправил шляпу, волосы, воротник ветровки, оглядел студентов по обеим от себя сторонам медленно, словно запоминая их лица, потом оглянулся на руководство:

– Наталья Сергеевна, может пусть ребята сначала позавтракают? А то, боюсь, на голодный желудок им никакие указания не полезут, – голос мужчины, зычный, звонкий, показался внушающим доверие. Горобова, охрипшая с утра, ибо проснулась рано, поспешив туда, где скоро должны были оказаться пробуждённые студенты, а потом также рано выйдя из барака в холодный туман на звуки подъехавшего грузовика с поварихами, согласно кивнула. Толпа удовлетворённо зашуршала голосами, с утра негромкими, растяжными, и пошла половина по направлению к столовой, другая в сторону барака, так как ели в две смены.

– Нет, лучше все же «Сталлоне», – в ходьбе подвёл итог спору друзей Стальнов, подбодрённый одобрениями разного рода относительно выбранной «кликухи» для агронома.

– Вовочка, а тебе бы тоже подошло такое имя – Сильвестр, – маленькая Рита Чернухина поравнялась со Стальновым. Обычно сухой голос второкурсницы шелестел сейчас мягко, ласково. Глаза блондинки смотрели масленно.

– Почему? – Володя на девушку даже не оглянулся, спросил, как огрызнулся.

– Потому, что ты тоже высокий блондин и красивый. Не хватает только шляпы и кудри отрастить.