Загряжский субъект - Василий Афанасьевич Воронов

чувствовала себя гостьей. Зинаида отчужденно смотрела на своего отца. Гаврила был ближе и понятнее.

Тот, кто после долгой разлуки возвращался на родину, в дом своего детства, поймет Зинаиду. Все, что она мысленно хранила в себе, было рядом, возьми и потрогай. Маленькое окошко, выходящее в сад, в огромный куст сирени. Подоконник, залитый чернилами, с крупно нацарапанными буквами: «Загрезжск» и «Тузек». Фотографии и открытки в ящике стола, желтая тетрадка с песнями и стихами про любовь. Колечко с камешком, зеркальце. На полке выцветший альбом с актерами, старая книжка «Волшебные сказки». Запыленная иконка Спасителя в углу. Бабушкино зеркало в черной резной рамке с завитушками. Тусклое, с темными пятнами, с перламутровым отливом. Сколько она просидела перед этим зеркалом! Разговаривала с собой, кривлялась, подкрашивала брови, плакала и грозила кому-то кулачком. Мать сидит у окна, пригорюнившись, одиноко, подперев голову большими руками. Морщинки на лбу, горькие складки у края губ, тихие глаза. О ком она думает? Кого ждет? О Зинаиде печалится? Об Иване Ильиче? Или обманывает в мечтах свою куцую бесцветную жизнь?

Все было близко, рядом, все родное, теплое. Но уже далеко отошла Зинаида, другими глазами смотрела на маленькую хату, на маленькую, вымученно-счастливую мать. Монахи зазвонили к вечерне, и далеким слышался этот звон. Прощай, детство!

Зинаида все-таки согласилась взять деньги. При условии, что отец Амвросий и Антонина помогут построить приют для сирот.

– Я торговала наркотиками… Вместе с бездомными, сиротами, которых подбирали цыгане. Это будет мой приют!

Отец Амвросий благословил богоугодное дело, Курлюк поддержал.

Татьяна отозвала Гаврилу в сторону, угрожающе прошептала:

– Если что с Зиной случится…

Гаврила перекрестился, поднял свою волосатую лапу и показал на мизинце.

– Видишь? Если кто, хоть на столечко обидит… – Гаврила с силой шлепнул кулаком в ладонь и растер.

Утром Курлюк с Зинаидой выехали в Забалуев, прихватив с собой тишайшего Врубеля с чемоданчиком.

6

Трудно сказать о городке Забалуеве в двух словах, трудно описать его и вовсе, кажется, не под силу представить самих забалуевцев, это terra incognita. В Питере, в Москве, в том же Загряжске все описано, живописано и изваяно до последнего камня, до чижика-пыжика, до разнесчастного Акакия Акакиевича, до дебелой Маланьи Карповны. Отечественная культура нарочно умалчивает о Забалуеве и его обитателях. Что знают современники о нобелевском лауреате академике Подмочилове? О его знаменитой селекции балуев? Больше знают о бабнике и пьянице, секунд-майоре Забалуеве, имя которого носит городок.

Кто знает табачного короля, многоуважаемого Ивана Ивановича Казинаки, сигаретами которого затягивается пол-России? У Ивана Ивановича одиннадцать детей, у него поношенный пиджак, старые туфли и протертый мозолями портфель. Он больше думает о забалуевцах, чем о себе. У Ивана Ивановича есть маленькая обезьянка Ванда, и он очень любит ее. Ванда в красном ошейнике и голубом жилете всегда сидит у него на плече или под мышкой, корчит рожи, плюется на посетителей и гостей, но чаще попадает на пиджак хозяина, отчего его правый борт лоснится и блестит заметно сильнее левого.

Что мы знаем о Мордовициной Кларисе Павловне, первой красавице Забалуева, с оперным даром? Как ее нагло выперли из Большого театра только за то, что она отказала в домогательстве директору.

Незаслуженно мало известен рыночный олигарх и меценат Бухтияр Колтун-Заде. Он кормит и поит не только забалуевцев, но и соседние губернии. На его средства издается любимая газета «Колупай», которую редактирует Фомберг Нуда Лукич. Кстати, о Лукиче. Он лыс и мудро щурится, весь в словах, как рыба в чешуе. Московские юмористы ему мальчики по колено, но кто знает в Москве «Колупай» и его редактора?

Если сказать о Савике Окунутове, что он актер Божьей милостью, – это почти ничего не сказать и, может, не надо бы говорить. Но скажем: он создал образ Сталина во весь рост, так создал, что нет больше такого Сталина на всех подмостках России. И вряд ли скоро будет. Сталин Окунутова не рябой, не сухорукий, не четырехпалый. Он маленький и грустный, непонятый, загнанный в угол революционными обстоятельствами, и последнее слово на смертном одре он сказал: «Бог».

А как играет Окунутов! Поднимет палец и выразительно смотрит на него. Минуту, две, пять минут, десять. Публика не дышит. «Быть или не быть?!» Это надо видеть. А кто пишет об Окунутове? Только один Лукич в «Колупае».

Павло Забурунный трижды представлял свой роман «Масло» на Государственную премию, и трижды его обнесли. А кто получил? Назвать стыдно. У Забурунного в столе две неопубликованные рукописи: «Масло с хлебом» и «Совсем без масла», и он потерял уже всякую надежду на публикацию. Бежать на Запад писатель решительно отказывается, он ждет признания соотечественников. Колтун-Заде учредил для Забурунного персональную стипендию, на которую тот кормится и пишет.

Забалуевцы имеют своего депутата в Государственной думе Стоиванова Модеста Кузьмича, потомственного казака и дворянина. Он носит усы и бакенбарды, дедушкины кресты и шаровары с лампасами. В звании генерал-полковника. И вот что характерно, за восемь лет депутатства Центральное телевидение ухитрилось ни разу не показать забалуевца. Речистые думцы постоянно у микрофонов, а скромный Модест сидит молча, потому что не показывают. Он автор проекта Закона «Об ущемлении прав». Восемь раз депутат вносил его в повестку дня Думы, и восемь раз Дума его отклоняла.

Неудивительно, что вся интеллигенция и деловые люди Забалуева в оппозиции к нынешней московской власти, к телевидению и радиовещанию. Можно ли смириться, чтобы современная Россия ничего не знала о городке Забалуеве? Конечно, мы попытаемся хотя бы слабыми силами приподнять завесу умолчания и поближе познакомить вас с удивительным городом и его жителями.

Нравы городка просты и неприхотливы, как у людей, которые крепко уверены в себе и которым некуда торопиться… Город и село здесь в одном лице. Мирно соседствует диковинный коттедж с лужайкой и бассейном с древним, подпоясанным кривыми балясами куренем. Катухами со свиньями во дворе, бычками под навесом, стадами уток и балуев, гулящих по улице как у себя дома. Кто побогаче – подвели газ, все прочие топят печи дровами и углем, а шлаком прямо от калиток засыпают колдобины и лужи. Бродячих собак здесь больше, чем домашних, и они редко кого кусают. Кормятся собаки тут же на улице в мусорных отвалах, которые за зиму поднимаются почти под крыши. Женят, хоронят и дерутся все вместе, по-соседски. Милицию не любят, воровство и хулиганство разрешают сами, и так ловко, что постороннему не понять самого механизма.

Обидел, скажем, зять тещу. Уличное товарищество отворачивается от зятя, его не зовут на свадьбу, на похороны, не наливают