Заказ на мента - Евгений Сартинов

— А насчет этого, в эстакаде, как проверили? — настаивал подполковник.

Снова ответил Шаврин. И это «удовольствие» досталось ему.

— Да, только там вообще придется с ним помучиться. За три дня на этой жаре тело разбухло, вверх его не достанешь. Единственный выход — долбить блоки отбойным молотком и вынимать снизу.

— Жуть! — Ольга передернула плечами.

— Еще какая, — согласился Шаврин и сморщился. — Вонища там! Мухи, черви!

Логунов вернул разговор в первоначальное русло.

— Ну, расписал ты нам этого Семина красиво, не спорю. Так что же ты все-таки нам посоветуешь? — спросил Логунов Астафьева.

— Надо искать его тут. Оставить засаду у этой Нинки, посадить людей к нему в квартиру, и искать где у него была нычка.

— А ты думаешь, она у него была? — спросила Ольга.

— А как же. Логово есть у всех волчат. Лежка, где он будет в безопасности. Если его нет там сейчас, он придет к нему позже.

В это время сам Семин пробирался по руинам недостроенного хлебокомбината. Их было даже видно из окна третьего отделения милиции, но он не знал, что сейчас там решается его судьба. Это монументальное сооружение начали строить при социализме, да так и не достроили. Кирпичи, керамзит, часть плит, тех, что удалось отковырять без ущерба для здоровья, народ разобрал себе на память. Но, все равно, бетонные колонны и цеха стояли еще внушительным памятником человеческой расточительности. Семин знал это сооружение досконально, он вырос, играя на этих руинах. Но сейчас он попал сюда случайно, убегая с места последнего преступления. А потом зачастившие по улицам патрульные машины окончательно загнали его сюда, подальше от глаз людских.

Он пробирался по лабиринтам умершей стройки, раздумывая, остаться ему ночевать здесь, или поискать место получше, поукромней. Он знал эту стройку, но не любил ее. Тут все было слишком громадно, а он любил малые размеры, там, где можно было свернуться калачиком. В полумраке он увидел, как по дороге, в десяти метрах от стройки снова промчалась патрульная машина, и, недовольно скривился. Пришлось идти дальше, вглубь этого бетонного саркофага. Вскоре в нос ему ударил дым костра. Где-то рядом жгли дерево. Для кого-то это было просто дымом, но он знал, что может скрываться за этим. Семин оживился, и вскоре он действительно вышел на живой огонь. У костра сидел худощавый, заросший бородой мужик в старой, заношенной ковбойке, и азартно, как могут есть только голодные люди, выгребал из банки и забрасывал в рот тушенку. При этом его доставали комары, так что он той же ложкой отгонял их от лица, почесывал свежие укусы, а порой чесал волосы, где явно свирепствовали кровососущие уже другой породы.

— Приятного аппетита, — сказал Семин, присаживаясь у костра. Бомж засмеялся.

— С аппетитом у меня проблем нет, — заявил он, потом показал новенькому банку. — Будешь? Тебе оставить?

Семин хотел есть, но не до такой степени, чтобы из одной банки с бомжом. Этих изгоев времени он не любил, хотя частенько, по его бродяжьей натуре, Семе приходилось с ними общаться. С прошлой пятницы он вообще вывел формулу, что уничтожать бомжей это не только благо, но и его обязанность. За это все остальные должны были его даже благодарить, ведь он очищал мир от отбросов.

— Нет, не надо, — отказался он. — Как тебя зовут?

— Чача.

— Как?! — удивился Семин.

— Чача, — повторил бомж. — Грузинский виноградный самогон. Я как-то пробовал этот божественный напиток, он мне так понравился. Знаешь, пьешь его как обычную водку. Потом голова ясная, настроение как после бабы, а шевельнуться не можешь. Ноги отказывают в первую очередь, потом руки. Сильно мне эта штука понравилась.

После этого Чача откуда-то из-под задницы достал и кинул в сторону Семина еще одну банку тушенки. Тот благодарно кивнул, достал свою финку, и, вскрыв банку, начал есть мясо прямо ножом.

— Мне мать всегда говорила, что есть с ножа нельзя, злым будешь, — сказал Чача.

— Мне тоже так же говорила, только она умерла. Давно умерла.

Сема чуть подумал, достал из внутреннего кармана плоскую, полулитровую фляжку коньяка, открыл ее, выпил с горла половину, остальное передал новому другу. Тот пришел в восторг.

— У-у! «Инстенбург»! Это ж надо, а!

— Допивай, — велел Семин, а сам принялся доедать холодное, волокнистое мясо.

Чача допил коньяк, и его быстро, как всех алкоголиков, развезло.

— Это я тебя хорошо сегодня встретил, а то мне больше стакана денатурата сегодня ничего не перепало, — поделился он своей радостью.

Семин скривился.

— Как вы пьете только эту дрянь!

Чача засмеялся.

— Нет! Тут есть один секрет. Денатурат не надо пить сразу. Сначала в него надо добавить кипяченой воды, пойдет реакция, он станет теплым. Потом зажимаешь бутылку большим пальцем, встряхиваешь, и одновременно поджигаешь спичкой или зажигалкой. Такой получается факел! Ты представить не можешь. По метру! Там отжигаются все сивушные масла, и остается один спирт. После этого пьешь его как водку, и никакого вреда.

Все это Семин выслушивал с интересом, его тоже «накрыла» волна опьянения. Потом он поудобней устроился на земле, и тут почувствовал, что нечто твердое мешает ему сидеть. Запустив руку в карман трико, он вытащил пистолет. Увидев оружие, Чача засмеялся.

— Боже мой! Пистолет, настоящий, табельный «Макаров», тысяча девятьсот пятьдесят первого года постановки на вооружения.

— А ты откуда это знаешь?

— Как откуда, я же все же, офицер, господин капитан.

Он шутливо приложил к голове ладонь.

— Честь имею, капитан Власов, Алексей Семенович.

— Врешь? — не поверил Сема.

— Нет, было-было! Служил, еще в Германии даже служил…

Он что-то рассказывал о жизненных неудачах, приведших его в этот подвал жизни, но Сема его не слушал, а вертел в руках свой трофей.

— А как он работает? — спросил он у бывшего вояки.

— Дай сюда, покажу.

Чача бесцеремонно отобрал у него оружие.

— Смотри, первым делом опускаешь предохранитель вниз, потом передергиваем затвор. Потом взводим курок. И, все, можно стрелять.

— А как его обратно, это…

— А это еще проще. Вот, на предохранитель, и все.

Потом Чача вытащил из ручки обойму, рассмотрел ее на свет, и удовлетворенно кивнул головой.

— Полный комплект, семь патронов, один в стволе. На, учись.

— Значит, снимаем с предохранителя, потом передергиваем затвор…

Чача замахал руками.

— Сейчас уже не надо, патрон в стволе. Так ты его выкинешь зазря. Взводи курок. Все! Можно стрелять.

— Ну, спасибо, — пробормотал Семин, и, направив ствол в лоб своему учителю, нажал на спуск.

Выстрел прозвучал для него неожиданно сильно, так, что он вздрогнул, и невольно выпустил из рук оружие. Но еще убийственно этот выстрел подействовал на Чачу. Тело бывшего офицера так быстро откинуло назад, что, только встав на ноги, и склонившись, Сема увидел на его лбу красную точку пулевого отверстия. Как ни странно, но это убийство Семину совсем не понравилось. Он не почувствовал трепета тела умирающей жертвы. Но зато Семин как-то сразу возомнил себя неуязвимым.

Он подобрал пистолет, поставил на предохранитель, как учил его Чача, сунул его в карман, и шагнул в темноту.

"Ну, теперь мне все по хрену!" — решил он.

ГЛАВА 20

Его до сих пор трясло от всего пережитого, и это же заставило чувства обнажиться до самого предела. Николай не стал сразу выезжать на перекресток, а остановил машину, и, пройдя по дороге метров двадцать, осторожно выглянул из-за забора. В скудном свете одиноких фонарей он сразу увидел одинокую машину с характерной, бело-голубой раскраской, стоящую на перекрестке. Две фигуры рядом, и требовательно поднятый жезл навстречу движущейся с другой стороны дороги машины не оставляли сомнения в том, что это именно милицейский патруль. Николай вернулся назад, закурил трясущимися руками сигарету и развернул джип в другую сторону. Мысли его метались, словно запертые в ведро крысы.

"Эх, и дурак! Как я мог с этим козлом столько лет дружить, а?! И сам п… накрылся, и меня под монастырь подвел! Куда мне теперь его девать! А Валька знает, что это я его вызвал, и что, что мне теперь делать? Грохнуть и ее? А там еще трое короедов, да мать Валькина, не сдохнет никак, сука старая! Что мне, всех их там уложить? А, вдруг соседи услышат? И их тогда кончать?"

Машинально, за этими мыслями, он уже свернул в сторону дороги, ведущей в луга, но тут встречная машина мигнула ему фарами, и Тараскин вдавил в пол педали тормоза и сцепления так, словно увидел перед собой какое-то неожиданное препятствие.

"Обложили!" — решил он. — "Пасут меня!"

Паника полыхнула совсем заполошно, во всем теле, он дернул рукоятку переключения скоростей, и так даванул на педаль газа, что двигатель заглох. Это, поневоле, заставило его взять себя в руки. Чуть успокоившись, он неожиданно, нашел решение своей проблемы. Окраиной, по закоулкам, он добрался до своего гаража, загнал в него машину. Потом он вытащил тело Сашки из багажника, усадил его за руль, включил двигатель. Затем он собрал в одном углу все, что было в гараже горючего: стопку старых газет, два промасленных комбинезона, несколько бутылок с машинным маслом. Дорожка из черного, охотничьего пороха была рассыпана от угла до самого двигателя. Оставалось совсем мало — поджечь все это. Тараскин лихорадочно пошарил по карманам, но зажигалки в них он не обнаружил. Тогда он обшарил карманы трупа. У Сашки в боковом кармане оказался коробок спичек, и Николай уже открыл коробок, когда со стороны открытой двери раздался хрипловатый женский голос: — Мужчина, сигареткой не угостите?