Рабы - Садриддин Айни

—Этот дикий человек может завести нас в пески, и мы там пропадем, как дураки.

Но, говоря это, они поехали следом за следопытом.

Он продвигался вперед, шагая от одного песчаного холма к другому. Замечая между холмами капли крови, радовался.

Проехав так около двух часов, люди наместника проголодались. Они решили и сами поесть, и лошадей покормить.

Но следопыт не согласился:

—Если мы задержимся, мы потеряем следы. Мы дадим беглецам уйти еще дальше.

Поневоле пришлось согласиться с казахом и тащиться за ним: ведь и эти государственные люди выехали с надеждой поживиться золотом, им тоже не хотелось, чтобы рабы ушли.

Наконец песчаные холмы кончились.

Началась бескрайняя гладкая степь.

Капли крови, застывшие на земле, как муравьиный след, тянулись в одну сторону.

Этот след привел их в Тикайскую степь, к пустому заброшенному скотному двору.

Следопыт подошел к краю этого двора, вырытого в земле, как прямоугольная яма, и, не оглядываясь, закричал:

—Нашел!

Всадники, ехавшие до того без всякой надежды на успех, лениво и неохотно, вдруг оживились, словно проснулись. Они выхватили сабли из ножен и поскакали к скотному двору.

Внутри двора лежало несколько человек.

Они казались мертвыми.

Один из всадников, подскакав и воинственно размахивая саблей, скрывая боязнь, закричал:

—Кто вы такие?

Но из лежавших никто не отвечал.

Следопыт подошел к лежавшим, всадники окружили их. Но и теперь никто из них не двигался.

Казах взял руку одного из лежавших и отодвинул рукав. На ней не оказалось клейма. Но в том месте, где ставятся клейма, чем-то острым кожа была соскоблена, и из ранки сочилась кровь.

—Этот живой, — сказал обрадованно следопыт. — Но на руке у него нет клейма! — вскрикнул он вдруг с отчаянием.

Следопыт поодиночке оглядел их всех. Их было восемь человек, одна женщина и один мальчик.

Ни на одной руке не увидел следопыт никакого клейма. Но у всех из кисти, где ставилось клеймо, сочилась кровь. Только рука мальчика оказалась здоровой.

—Это они! — сказал следопыт, улыбаясь. — Они!

Потом он подумал: «Соскабливая клейма, они поранили себе руки, дали нам след и доказали, что они те, кого мы ищем». Следопыт хотел разбудить одного из них.

Он ворочал его с боку на бок, раскрывая ему то один, то другой глаз, но человек, не в силах говорить, снова закрывал глаза и забывался.

—Они голодны! — сказал казах. — Принесите немного хлеба и захватите воды. Я сейчас оживлю их.

16

Уже несколько дней связанные рабы лежали или сидели в хлеву Абдуррахима-бая.

Дверь, запиравшуюся снаружи, раз в день открывал Наби-Палван, заносил кувшин воды и раздавал по куску хлеба.

Затем он брал оставшийся от вчерашнего дня пустой кувшин и уходил.

На двери хлопало кольцо и стучал замок. Затем снова все затихало.

В первые дни Наби-Палван не раз принимался бить беглецов. Бил их плетью и палкой.

Поэтому при появлении Наби-Палвана каждый из них испуганно сжимался в своем углу.

А когда он уходил, подбирали брошенный хлеб и поочередно пили воду из кувшина.

Однажды Наби-Палван явился рано утром.

Это было необычно и всех встревожило; что он задумал, что он приготовил для них?

Когда он вошел, они увидели в его руке плеть. Это увеличило их опасения.

Их спины были черные и опухшие еще от прошлых побоев.

Но Наби-Палван на этот раз никого не ударил, он сказал:

— Фархад, иди сюда! — и вывел Фархада из хлева.

Среди двора лежало несколько колод с кандалами. Видно, их недавно изготовили, железо казалось белым.

Наби-Палван снял с Фархада прежние кандалы и надел ему на ноги и на шею колоды.

Колоды с кандалами не очень отличались от обычных кандалов. Но кольца, надеваемые на ноги, были шире обычных, и это позволяло человеку широко шагать. Цепь оказалась короче обычной. Она доставала от пояса до шеи. В конце этой цепи, как у собачьего ошейника, находилось колечко для замка. Когда голова всовывалась в этот ошейник, он запирался на замок.

Все это железо весило пуд, но оно не мешало ни работать, ни ходить, ни вставать, ни лежать. Оно не позволяло лишь одного — бегать. В нем невозможно было сбежать.

Это железо придумал не Наби-Палван. С давних времен существовало оно на бухарской земле. В него рабовладельцы заковывали рабов, склонных к побегам.

Поочередно из хлева вывели Ашура, Ризу, Таги, Хашима и остальных.

Последними привели Гульфам и Некадама. Наби-Палван хотел заковать и их.

—Я не сама убежала. Это они меня увели! — взмолилась Гульфам.

—Это правда! — подтвердил Ашур. — Мы насильно их увели, чтобы они не выдали нас.

Наби-Палван все же поступил по-своему. Он надел на Гульфам кандалы, подобранные по ее росту.

Заковал и Некадама в небольшую колоду, видно, выкованную по заказу на его рост.

Наби-Палван послал рабов снова в тот же сад. Послал без охраны, раздав им их же мотыги и топоры.

Гульфам он отослал к Калмак-оим.

Только Некадам, вытянувшись, стоял посредине двора и ждал своей участи.

—Калмак-оим! — крикнул Наби-Палван. — Если оно накалилось, давайте!

Калмак-оим принесла зажатое в щипцах раскаленное клеймо в виде подковы. Клеймо, которым клеймили скот, отправляемый в Россию, овец в отарах, лошадей в табунах, рогатый скот в стадах и верблюдов, ходивших в караванах.

Это было клеймо, тамга, знак владельца. Знак Абдуррахима-бая.

Наби-Палван положил Некадама спиной на землю. Наступил ему на кисти рук, а Калмак-оим крепко придавила ноги мальчика.

Наби-Палван взял раскаленное клеймо щипцами и положил его на кисть правой руки.

Мальчик страшно закричал. Потом замолчал.

Наби-Палван подумал, что Некадам успокоился, но оказалось, что он потерял сознание.

Наби-Палван оторвал клеймо от руки так, как отрывают печать от сургуча.

Обожженное место Калмак-оим посыпала пережженным войлоком.

Так Некадам стал клейменым имуществом бая, из которого ничего не пропадало и не терялось.

17

Усадьба Абдуррахима-бая была прибрана и украшена так, как, может быть, еще никогда не украшалась.

Не только весь двор подмели и полили, но и по всей Махалле подмели и полили улицы, словно вся деревня ждала небывалых больших гостей.

А дом Абдуррахима-бая преобразился.

Его просторную приемную комнату, где до того хозяин уныло спорил с весовщиками да приказчиками, во всю длину и ширину застелили дорогим текинским ковром.

Вдоль ее стен постелили узенькие бархатные одеяла. В переднем углу комнаты — на самом почетном месте для гостей постелили одно на другое пять толстых, тоже бархатных одеял — в знак особого уважения. А в четырех местах бросили по три круглые пуховые подушки.

Над всем двором протянули полотно, затканное красными полосами, чтобы оно укрывало двор от дождя, от солнца или от снега.

Под тентом поставили в ряд широкие деревянные скамьи, покрыв их алыми кзылаякскими коврами, и по краям ковров расстелили шелковые одеяла для почетных гостей.

В верблюжьем стойле, помещавшемся рядом со двором, установили медные котлы такой величины, что в каждом из них сразу можно было сварить восемь пудов риса.