Наша Светлость - Карина Демина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Цепи волоките...
Земля на берегу все еще мягкая. Конница увязнет. Да и вряд ли рыцарское копье уязвит зверя. Кайя видел переднего самца. Его огромные бивни, загнутые книзу, были укреплены шипастыми кольцами. Хобот скользил по-над водой, словно животное прислушивалось к реке, выискивая путь. Вздрагивали уши, чересчур короткие для такой громадины.
Уши - определенно слабое место.
Болезненное.
На спине слона возвышалась узорчатая беседка, но разглядеть людей, в ней сидящих, было невозможно. Скорее всего - четверо. Лучники. Метатель копья.
Вскинув хобот, слон заревел. И на голос его лошади отозвались безумным ржанием.
Своевременно. Значит, прав был Кайя, когда решил не использовать конницу.
Цепи с шипами уже пластали по берегу, протягивая меж осклизлых кольев, спеша убраться до того, как слоны выйдут на мелководье. Вспыхнули сторожевые костры, щедро политые маслом. И сырое дерево трещало, дымило, наполняя воздух едкой гарью. Дым слался по воде, укрывая тени лодок. Лишь мерный всплеск весел выдавал их присутствие.
Слоны - прикрытие.
Пехота уже частью на берегу. На месте Мюррея Кайя высадил бы ее раньше и в стороне от дозоров. А затем, сконцентрировав внимание противника на таранном прорыве, добил бы ударами по флангам.
- Целиться в беседку. В шерсть. В уши.
Хорошо, что дождя нет... Животных было жаль. Почему-то Кайя всегда было больше жаль животных, чем людей. Возможно потому, что люди знали, на что идут.
Слоны подобрались совсем близко.
С бурой шерсти их лилась вода. Мягкие ступни месили прибрежную грязь, и земля всхлипывала, словно от боли.
Раздались свистки.
И первые стрелы вспороли воздух. Огненные черточки на лиловом небе... жаль, что такое не нарисуешь углем, а с красками Кайя никогда не пробовал. Может, стоит? Стрелы увязли в шерсти, не причинив вреда. Но слоны замедлили движение.
Погонщики торопили их.
И Кайя ломотой в затылке ощутил приближение чужой волны. Но удара не последовало. Мюррей остановил замах, и волна рассыпалась туманом. Барьер его остановил... приостановил. Белая мерзь, видимая лишь Кайя, уверенно продвигалась к рядам лучников, уговаривая их отступить.
Держаться!
Держались. И Кайя, собрав посеянный Мюрреем ужас, вернул его. Не людям - слонам.
Белой поземкой под тарелкообразные ступни. Иллюзией огня, который вырывается с насиженного места и обволакивает кожу, взбираясь выше и выше...
Отчаянно заревел и метнулся влево молодой самец, сталкиваясь с другим животным, едва не опрокидывая и раня длинными шипами на бивнях.
Огонь погас, остановленный чужой волей.
...хороший ход. Молодец...
...спасибо...
Кайя ответил на послание прежде, чем сообразил, что произошло.
Мюррей заговорил с ним?
...ты ответил?
...извини.
...за что? О. Вижу пращников. Масло и огонь?
...Да. Пехота уже на берегу?
...Да. Ждешь?
...Конечно.
...Кайя... почему ты не отвечал раньше?
Глиняные горшочки с конопляным маслом летели с куда меньшей изящностью, нежели стрелы, но главное, что в цель. Они лопались с оглушительным хрустом, но Кайя подозревал, что слышит этот звук лишь он.
...Кайя?!
...я не слышал.
...в прошлом году? И весной тоже? Ллойд писал, что едва не надорвался, пытаясь до тебя достучаться. Ты его гасил, но не слышал? Ты просто никого не слышал?!
...только сейчас. Тебя. Впервые.
Слоны остановились.
Самое время дать приказ лучникам, но Кайя медлил.
И передний зверь, чей хобот был расписан белыми спиралями, качнул головой и поклонился. А затем медленно, точно не веря в происходящее, попятился.
...нам надо поговорить. Пожалуйста, не отказывай. Я знаю, что ничего не исправить, и ты вправе на нас злиться. Но прими хотя бы помощь.
...не понимаю, но буду рад тебя увидеть.
...тогда завтра? В полдень.
...сердце мое, сейчас произошло кое-что донельзя странное, чему у меня нет объяснений. Завтра мы с Эдвардом встречаемся, но не для поединка. Я не уверен, что подобные встречи приняты, и понятия не имею, как себя вести.
Он считает себя в чем-то виноватым, но я так и не понял, в чем именно.
В любом случае я буду счастлив увидеть Эдварда хотя бы затем, чтобы поблагодарить за два года спокойной жизни. Вспоминаю, как он учил нас верхом ездить. Урфин желал сразу и непременно галопом, а мне было страшно упасть, потому что конь казался огромным. Я обеими руками вцепился в гриву и никак не желал ее отпускать. А Эдвард объяснял, что так я все равно не удержусь, только, падая, руку вывихну... Отец решил бы проблему одним подзатыльником.
Эдвард первый, кто заговорил со мной. Или, как я понял, первый, кого я услышал. Остальные, с кем я встречался, тоже пытались, но я молчал и, тем самым, нагляднее некуда продемонстрировал собственное уродство.
Я очень боюсь сделать завтра что-то не так. Оскорбить случайно. Нарушить какое-то правило, мне неизвестное. Разочаровать... наверное, сильнее я волновался лишь перед нашей с тобой свадьбой.
Уверяю себя, что к худшему эта встреча точно ничего не изменит, но помогает слабо.
Прости за это сумбурное письмо, вновь переполненное жалобами. Я отправляю его лишь потому, что так устанавливаю между нами связь, которая поможет мне завтра.
Мне тебя не хватает.
Этого гостя леди Льялл никак не ожидала увидеть в своей комнате. И будь на месте его любой другой человек, она непременно бы высказалась, что благородные лорды не преступают порог жилища леди без ее на то соизволения. А соизволения леди Льялл никогда бы не дала.
Гостю оно и не требовалось.
Он уселся в любимое ее кресло-качалку, накинув на плечи пуховую шаль. В руке гость держал фарфоровую чашку с чаем и половинку бублика, густо усыпанного маком. Гость бублик жевал, мак осыпался, и темные крошки выделялись на шали, как грязь.