Эксперт по убийствам - Николь Апсон

Актеры подошли к гримерной, и Терри, чтобы хоть как-то выиграть время, сделал вид, что не может открыть дверной замок. Он понятия не имел, что ему теперь делать, а недавнее собрание не оставило вообще никакой надежды на немедленное решение его финансовых проблем — где теперь взять столько денег, чтобы отвязаться от Флеминга? Он проклинал Обри за его неуступчивость, поскольку это было проще, чем обвинять самого себя. Если Флеминг сделает то, чем грозит, все пойдет насмарку. Джон подведет всех — родных, друзей, театр. Сплетни и досужие разговоры будут следовать за ним повсюду, пока люди не начнут подозревать самое худшее даже в самых его невинных, дружеских отношениях. Что будет, если от него с отвращением отвернутся все те, кто ему дорог? Что будет, если вмешается полиция и его частная жизнь подвергнется всеобщему обозрению и оскорблениям? С той минуты, как Флеминг так неожиданно и грубо пригрозил ему, он не спал ни одной ночи, а дни проводил в постоянном страхе. Как ему теперь улыбаться и играть на сцене, делая вид, что все в полном порядке, если он думает о будущем не иначе, как с ужасом и отчаянием? Он должен с этим покончить: позора ему не вынести.

Когда они наконец вошли в гримерную, Терри, подняв со стула корону и бросив ее на пол, с наигранной беспечностью уселся напротив Флеминга.

— У тебя нет никаких доказательств.

Льюис рассмеялся:

— У меня их предостаточно. Ты и представить себе не можешь, сколько кротов повылезает из нор, как только все выйдет наружу. Зачем себя обманывать — в добровольных свидетелях недостатка не будет.

Конечно, Флеминг прав. Терри знал: как бы он ни был осторожен, достаточно одного болтуна, и всему конец.

— Сколько тебе в этот раз нужно?

На сегодня пяти сотен хватило бы. А когда начнутся твои новые проекты, тогда посмотрим. Только поторопись — я долго ждать не намерен.

— Однако тебе придется набраться терпения, потому что никаких новых проектов не предвидится. По крайней мере в ближайшее время.

— Как это? Неужели Обри начал терять интерес к своему драгоценному мальчику? — глумливо произнес Льюис, чья профессиональная ревность на миг затмила все остальные его проблемы. — Ну что ж поделаешь, придется тебе поискать другие возможности. Поверь мне, немилость Обри — ничто по сравнению с тем, что тебя ждет, если ты не дашь мне того, что мне нужно.

— Нужно?! — взвился Терри, резко повысив голос. — Неужели свою жалкую страсть ты всерьез считаешь нуждой?! Да ты посмотри на себя! Пьянствуешь ночи напролет, а потом заявляешься на сцену — мою сцену! — и акт за актом отыгрываешь, точно лунатик, а после этого ты ждешь, что я буду оплачивать твою очередную…

— Что?!! — заорал Флеминг еще громче, чем Терри. — Ты думаешь, мне нужны твои деньги для пьянки?! Господи, да ты понятия не имеешь, что выпадает на долю обычных людей! Зарылся в своем маленьком искусственном мирке, и ничто тебя не волнует, кроме собственной персоны и того, достанется тебе еще одна роль или нет! — Льюис схватил с пола брошенную корону и швырнул ее через всю комнату — она попала в гримерное зеркало, вдребезги разбив его вместе с изображением изумленного Терри. — Страдают не только короли. Простые люди — тоже. И может быть, тебе полезно будет хоть раз это почувствовать на собственной шкуре. — Льюис говорил теперь тише, поэта перемена в тоне не принесла Терри ни малейшего облегчения. — Так вот: мне нужны эти деньги. Нужны срочно. И не для бутылки, а для кое-чего намного более важного, и потому положение твое опасней, чем ты думаешь.

— У меня нет пяти сотен. Все, что у меня есть, — это пятьдесят фунтов. Хочешь — бери; хочешь — нет. — Терри протянул Флемингу банкноты. — И вообще играть в эти грязные игры тебе скорее надо не со мной, а с Обри. Вряд ли мои деньги спасут тебя, когда ты окажешься без работы.

— Что?!

— Неужели он еще не сказал тебе? Как только «Ричард из Бордо» сойдет со сцены, тебя тут же выпрут. Он говорит, что не может больше на тебя положиться, поскольку ты растерял все, что в тебе было заложено. Я так никогда в тебе ничего особенного и не видел, но Обри только сейчас прозрел. Так что на следующий спектакль не рассчитывай. И вообще тебе неплохо было бы над всем этим призадуматься.

Терри прекрасно сознавал, что рано или поздно его ложь выйдет наружу, но сейчас он одержал хоть и маленькую, но победу: Флеминг явно был шокирован.

Выхватив деньги, Льюис направился к двери. Но у порога обернулся:

— Пожалуй, не надо нам больше встречаться в такой обстановке. Мало ли что люди могут подумать.

Именно в это время дня Эсме Маккракен чувствовала себя уютнее всего. Большинство ее коллег отправлялись после дневного спектакля на перерыв, а она оставалась в театре, чтобы побыстрее подготовиться к вечернему представлению.

Эсме проверила костюмы и прочие аксессуары — теперь, спустя год, она это делала уже автоматически, — и вот наконец наступило время, которым она могла распоряжаться по собственному усмотрению.

Специально для таких случаев Эсме надевала ярко-синее шерстяное, почти не ношенное, пальто — единственное приличное пальто в ее гардеробе, пошитое портнихой, на которую работала ее сестра. Эсме снимала его с вешалки и натягивала на себя, застегивая сверху донизу на все пуговицы, чтобы прикрыть выцветший черный джемпер и потертую юбку, выскальзывала из служебной двери и заворачивала за угол к парадному входу в «Новый театр», чтобы оказаться на месте, которое, по ее мнению, принадлежало ей по праву. С того места, где она стояла — на верхней ступени перед полированной парадной дверью театра, — Эсме, никем не видимая изнутри, наблюдала за прибывающей публикой и время от времени приветствовала тех, кто обращал на нее внимание. Пока фойе наполнялось атмосферой предвкушения праздника, Эсме размышляла о том, кто придет на ее пьесу, которую Обри обязательно когда-нибудь поставит. Наверняка будет более изысканная публика, чем эта, думала она, пренебрежительно глядя на мужчину в промокшем до нитки макинтоше и мягкой фетровой шляпе. Может быть, так много народу поначалу и не соберется, но это не важно — важно другое: те, кто придет, оценят ее идеи по достоинству, в чем она ни на минуту не сомневалась.

Ровно в семь тридцать Бернард Обри, как обычно, вышел из своего кабинета в фойе театра, одетый в безупречно скроенный фрак, сидевший на нем с небрежной элегантностью. Он занял свою излюбленную позицию возле мраморного камина и, как гостеприимный хозяин, приветствовал кивком субботних завсегдатаев, многие из которых после нескольких лет прилежного посещения театра были ему хорошо знакомы. Все еще красивый мужчина, нехотя признала Маккракен, его обаяние с годами не поблекло.

От ее взгляда не ускользнуло, что его обращенная к прибывающей публике приветливая улыбка вдруг потеплела и стала интимнее, и лишь только Маккракен поняла, кому она предназначалась, ее мгновенно пронзило жало ревности. Среди множества лиц Эсме поначалу не заметила Джозефину Тэй, чему не стоило удивляться — ее внешний вид был также бесцветен, как и ее творения. Обри поцеловал Тэй в щеку, та поцеловала его, потом он наклонился к ней, чтобы она могла прошептать ему что-то на ухо, и тут же оба отошли чуть в сторону. Маккракен, рискуя быть замеченной, подошла к ним поближе, и тут она увидела, что Обри сильно переменился в лице, а Тэй как бы в утешение положила руку ему на плечо. Что все это значит? Может, Тэй сказала ему, что больше не будет писать для сцены? Если это так, то час Эсме настал! Душа ее возликовала, но Маккракен вдруг заметила, как одна из сестер Мотли, которая потолще, тащит за собой сквозь толпу к Тэй и Обри молодую пару. Художница, как всегда разодетая в пух и прах, явно не замечала их мрачного настроения и указала на обручальное кольцо девушки. Тэй улыбнулась, поздравляя ее, а Обри отвернулся и зашагал к себе наверх. Зрители один за другим стали подходить к автору, и та подписывала им программки. Маккракен просто тошнило от этой картины. Нет, что бы там ни омрачило настроение Обри, причина была не в отказе Тэй от работы на театр — эта женщина просто упивается своей славой и ни за что от нее не откажется. Вот самодовольная дрянь — она даже любимый ритуал Эсме умудрилась испортить!

Вдруг вспомнив, что спектакль вот-вот начнется, Маккракен поспешила в театр, по дороге злобно расталкивая запоздалых зрителей.

Джозефина уже собралась отправиться на свое место в бельэтаже, как кто-то тронул ее за плечо. С улыбкой наготове она обернулась — на нее в упор смотрел Фрэнк Симмонс.

Джозефина невольно отшатнулась. Он стоял, промокший до нитки, держа в руках шляпу, с полей которой капля за каплей струилась вода, расползаясь темно-малиновым пятном по ковру фойе.

— Мистер Симмонс, что вы тут делаете?! — воскликнула она со смешанным чувством неловкости от неожиданной встречи и сочувствием к его горю. — У вас все в порядке?