Эксперт по убийствам - Николь Апсон

— Только не я. Если мне не понравится, я так искажу, но при всем при том это будет не более чем дружеский совет. Роман принадлежит вам, и только вам.

— Что правда, то правда. К лучшему или нет, но это действительно так.

Из коридора послышалось шуршание шелка.

— Знаете, в один прекрасный день я, наверное, всех их шокирую: не стану умирать, и все тут. — Лидия вошла в гримерную и плюхнулась на светло-розовую кушетку. — Представляете выражение лица Джонни, если я вдруг взбунтуюсь и отберу у него лучшую сцену? Уже из-за одного этого стоит рискнуть. — Она с удовольствием отпила глоток вина. — Ну как вы тут поживаете?

— Прекрасно. — Марта сняла с Лидии украшенный цветами головной убор и нежно провела ладонью по ее волосам.

— Твой план познакомить нас поближе удался на славу, — улыбнулась Джозефина. — Теперь вот пытаюсь заполучить рукопись, о которой так много слышала и так мало знаю.

Лидия вопросительно посмотрела на Марту, и та подняла руки вверх:

— Хорошо, хорошо! Я принесу рукопись. Только, пожалуйста, не судите слишком строго — это все, о чем я прошу.

Финальная сцена приближалась к концу, и Эсме Маккракен поставила четыре стула вокруг столика, стоявшего за кулисами, справа от суфлерской будки. Со своего места Эсме могла видеть лишь часть сцены и два первых ряда партера, но ей и ни к чему было смотреть на весь зал — она и так знала, что все зрители как один сейчас не сводят глаз с Джона Терри, одиноко сидящего на сцене перед подносом с нетронутой едой. Она тяжело вздохнула. Бог знает, почему эта дешевая, сентиментальная сцена каждый раз производит такой эффект. Еще минута, и кто-то из зрителей не выдержит того, что уготовано Ричарду в Тауэре, и из зала раздастся придушенное рыдание. Маккракен могла предсказать его почти с той же точностью, что и легкий стук за декорациями — сигнал Бернарду Обри, что пора выходить на сцену. Когда этот сигнал раздался, Обри, одетый в кольчугу стражника, протиснулся мимо нее, обдав запахом спиртного, столь же ощутимого, как и прикосновение его фетрового костюма. Ворча себе под нос, она протерла три винных бокала и стаканчик для виски и поставила их на столик, теперь уже полностью готовый к нелепому ритуалу. Школьники все они, да и только! Как будто у нее нет других дел, кроме как готовить площадку для забавы горстки избранных. Усмехнувшись при виде бутылки клерета — какие выбрасывают деньги, при том, что ей платят сущие гроши! — она поставила ее рядом со штопором. И наконец, завершая аранжировку, Эсме сняла с полки и разместила на подносе хрустальный графинчик, и тот сразу же заискрился в лучах рампы вместе со своим янтарным содержимым. Немудрено, что графинчик был полупустой, — судя по дыханию Обри, он сегодня к нему уже не раз приложился; но это, разумеется, не извиняло его свинского к ней отношения. Эсме оглянулась вокруг — убедиться, что никто на нее не смотрит, вынула из графина хрустальную пробку и плюнула в него.

Она отошла от столика как раз вовремя. Флеминг, закончив последнюю реплику, уже шагал со сцены за кулисы. Швырнув на ходу Маккракен пергамент с отречением Ричарда от престола, он, следуя традиционной церемонии, распечатал бутылку. И тут же появился Обри, чья эпизодическая роль стражника в кульминации пьесы длилась считанные минуты. Он двинулся мимо Флеминга, но актер схватил его за руку.

— Разве вы сегодня не с нами? — прошептал он язвительно. — А у нас такая веселая компания. Неужели откажетесь выпить с нами за успех?

Обри стряхнул его руку и уже приготовился огрызнуться в ответ, как вдруг замолчал. Маккракен обернулась посмотреть, что отвлекло его внимание, и в двух шагах от себя увидела Лидию, стоявшую у края сцены в ожидании конца спектакля и своего выхода на аплодисменты. Актриса улыбнулась Обри, и тот сразу присмирел. Вынимая пробку из графинчика, он лишь бросил злобный взгляд на Флеминга. В это же время второй актер уже разливал вино по бокалам; от его внимания не ускользнула накаленность атмосферы, но он не имел ни малейшего представления, чем она была вызвана.

И тут со сцены отчетливо зазвучал голос Терри. «Представляю, как смеялся бы Роберт!» — произнес он свою знаменитую финальную фразу с той сдержанной, мрачной насмешкой, что придавала всей сцене особую силу. Занавес опустился. Под гром аплодисментов — еще более звучный, чем обычно, — Терри походкой триумфатора покинул сцену и, подойдя к столику, поднял свой бокал.

— За упокой театра! — произнес он, глядя на Обри, и залпом осушил бокал.

Маккракен, чей бунт никогда не переходил границ дозволенного, замерла, потрясенная его дерзостью, а Флеминг лишь рассмеялся и поставил на поднос нетронутый бокал. Пока остальные актеры собирались вокруг них, готовясь к бессчетным выходам на аплодисменты, Обри налил в стаканчик остатки виски, который осушил до дна, и зашагал к лестнице, ведущей в его кабинет.

Пенроуз, стоя возле служебного входа, нетерпеливо ждал назначенной встречи с Обри, тщетно пытаясь скрыть свое раздражение неумолчной болтовней швейцара.

— Я так много народу не видал лет двадцать пять, а то и больше, — удивленно говорил швейцар, разглядывая толпу в переулке с таким выражением на лице, будто в этом театре аншлаг был только первый раз, а не в течение всего года. — Но раньше публика была другая: все в экипажах и вечерних туалетах, с букетами цветов, черными тросточками с серебряными набалдашниками. А теперь приходят в чем попало и клянчат автографы на фотографии. А все равно похоже на старые времена.

Размышляя о том, как может человек, изо дня вдень и из года в год делая одно и то же, все еще радоваться и удивляться своей работе, Пенроуз в ответ улыбался и кивал.

А на улице действительно огромная толпа поклонников театра ждала своих любимцев. Первым появился Терри и тут же увел за собой целую компанию девиц преимущественно школьного возраста. Потом вышел Флеминг, и Пенроуза позабавило, что его красивая внешность — с чертами несколько более резкими, чем у Терри, — привлекала внимание почти исключительно домохозяек. Инспектор подумал, что надо обязательно сделать комплимент Обри — актерский состав он подобрал на любой вкус, и это, наверное, очень способствует кассовому успеху.

— А сколько раз меня готовы были озолотить, чтобы я только передал записочку, — продолжал швейцар, совершенно не замечая, что Пенроуз слушает его вполуха. — Возьмем, к примеру, мисс Лидию: она всегда пользовалась успехом. Несколько лет назад она тут тоже играла, так один господин приходил сюда каждый вечер, и каждый вечер читал ей стихи. Ужасные были, на мой вкус, стихи, а мисс Лидия слушала и только улыбалась. Что и говорить — настоящая леди.

Тут Пенроуз увидел своего сержанта — тот пробирался сквозь другую толпу, собравшуюся возле театра «Уиндхем»; соседство двух храмов культуры, естественно, удваивало гул и суматоху на Сент-Мартинс-корт.

— Я бы, сэр, лучше сходил в кино. — Фоллоуфилд протиснулся между двумя мужчинами в глубь здания, где было немного тише. — Никаких таких глупостей: посмотрел — и домой пить чай. — Он вежливо поздоровался со швейцаром и тут же увлек Пенроуза в сторону. — Уайт в свою берлогу так и не явился. Мейбрик передал, что Симмонс вернулся домой полчаса назад один, и дома никого больше нет. А вам, сэр, удалось что-нибудь разузнать?

— Пока нет, но, надеюсь, скоро удастся. — Пенроуз рассказал ему о последних новостях и поделился надеждами на предстоящий разговор с Обри. — О чем бы он ни собирался рассказать, мы знаем одно: Обри взял Уайта под свое крыло, и потому через продюсера мы можем выйти на этого парня.

Возле служебного входа снова раздался гомон — появилась исполнительница главной роли. Лидия раздала всем, кто просил, автографы, грациозно приняла букеты и забрала у швейцара пачку оставленных для нее писем и открыток, а Джозефина в это время представила Марту Арчи и Фоллоуфилду.

— Вы, случайно, не знаете, Бернард уже спускается к выходу? — поинтересовался Пенроуз. — Я слышал, что вы собираетесь вместе с продюсером выпить по рюмочке, но мне нужно еще до этого с ним поговорить.

— Я пойду потороплю его, — сказала подошедшая Лидия. — От письменного стола его можно оттащить только клещами. Он просто помешан на своей работе.

Марта и Джозефина обменялись взглядами, в которых безмолвно отразилось «уж кто бы говорил», и тут из переулка вышли сестры Мотли.

— Простите, что заставили себя ждать, но нас в фойе остановила милейшая молодая пара. Они купили билеты в последнюю минуту прямо на улице, — объяснила Леттис, разворачивая фантик последней ириски и с извиняющейся улыбкой отдавая пустую коробку швейцару. — Я в жизни не видела такой счастливой пары. — Она повернулась к Джозефине: — Они просили меня сказать тебе…

Но не успела она договорить, как Арчи бесцеремонно прервал ее: