Толстой и Достоевский. Братья по совести - Виталий Борисович Ремизов

Во взглядах на народ у Достоевского и Толстого было много общего. Сходились они и в понимании того, что либеральные народники, не зная народ, стремились на каждом шагу поучать его. Так что упрек Достоевского в адрес Толстого вряд ли справедлив.

Глава четырнадцатая. О «ГЛУПОМ» И ДЕЙСТВЕННОМ ТЕРРОРИСТЕ НЕЧАЕВЕ И «СТАРШЕЙ КНЯЖНЕ У БЕЗУХОВА»

Ф. М. ДОСТОЕВСКИЙ

Из подготовительных материалов к роману «Бесы».

1870 г.

«Нечаев[41] глуп, как старшая княжна у Безухова (родственница графа Безухова, отца Пьера. — В. Р.) Но вся сила его в том, что он человек действия» (XI, 237).

Из Яснополянских записок Д. П. Маковицкого

18 июня 1908 г. Я. П.

А. И. Герцен. Гравюра Леммеля. 1850-е гг.

Толстой: «Бедный Герцен, как его затравили революционеры за то, что он отстал. В этой книге (Чешихин-Ветринский «Герцен». — В. Р.) слова самого Нечаева и Нечаевым написанное определение революционера. Страшное, ужасное. — И Л. Н. прочел его вслух. (Разрешение уничтожать все) *.

М. А. Бакунин

— Бакунин (Михаил Александрович — русский мыслитель и революционер, один из теоретиков анархизма, народничества и панславизма. — В. Р.) сочувствовал Нечаеву, — сказал Л. Н.

С. Г. Нечаев

Сергей Львович вспомнил, что слышал от Бутурлина (Александр Сергеевич — участник ряда событий против власти, корреспондент и адресат Толстого, не раз видевшийся с ним в Москве и Ясной Поляне. — В. Р.), который сам был нечаевцем, о Нечаеве, что он был неприятный. В Петровско-Разумовской академии, в кружке нечаевцев был Иванов, который ревновал Нечаева, соперничал с ним; Нечаев его убил «за шпионство» (неизвестно, был ли шпион). В «Бесах» Достоевский описывает Нечаева и нечаевцев.

Л. Н. (опять о Герцене): Герцен — удивительный в художественном смысле. Я другого такого не знаю. Остроумие, небрежность (т. е. отрывочен), блеск» (Маковицкий Д. П. Кн. 3. С. 118–119).

* Из книги В. Е. Чешихина-Ветринского «Герцен»: «Приведем несколько выдержек из нечаевского «плана организации: «Революционер — человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единым исключительным интересом, елиною мыслью, единую страстью — революцией».

«Он в глубине своего существа, не на словах только, а на деле, разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром, со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями и нравственностью этого мира. Он для него — враг беспощадный и если б он продолжал жить в нем, то для того только, чтобы его вернее разрушить…»

«Революционер презирает всякое доктринерство и отказался от мирской науки, предоставляя ее будущим поколениям. Он знает тролько одну науку — науку разрушения».

«Цель же одна — наискорейшее разрушение этого поганого строя».

«Он презирает общественное мнение. Он презирает и ненавидит во всех побуждениях и проявлениях нынешнюю общественную нравственность. Нравственно для него все, что способствует торжеству революции. Безнравственно и преступно все, что помешает ему» (СПб., 1908. С. 403)

Л. Н. ТОЛСТОЙ

Из романа «Война и мир»

(Том первый, часть первая, глава XVIII)

«Княжна, с своею несообразно-длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.

— А мне-то, — сказал он, — ты думаешь, легче? Je suis éreinté, comme un cheval de poste (Я заморен, как почтовая лошадь. — Здесь и далее с франц. — В. Р.); a все-таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.

Князь Василий замолчал, и щеки его начали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло-шутливо, то испуганно оглядывались.

Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.

— Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, — продолжал князь Василий, видимо не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, — в такие минуты, как теперь, обо всем надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.

Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.

— Наконец, надо подумать и о моем семействе, — сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, — ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что́ граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?

Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что́ он ей сказал, или просто смотрела на него…

— Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, — отвечала она, — чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…

— Да, это так, — нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, — но, наконец… наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он все имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.

— Мало ли он писал завещаний! — спокойно сказала княжна, — но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.

— Ma chère, — сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, — но что́, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…

Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают, что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.

— Я тебе скажу больше, — продолжал князь Василий, хватая ее за руку, — письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро все кончится, — князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами все кончится, — и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба