Наш общий друг. Часть 2 - Чарльз Диккенс

Замѣтивъ въ дверяхъ лавчонки Плезантъ Райдергудъ, человѣкъ, стоявшій у дома напротивъ, перешелъ улицу такъ быстро, что она не успѣла закрутить волосъ, какъ онъ уже стоялъ передъ ней.

— Вашъ отецъ дома? — спросилъ онъ.

— Кажется, дома, — отвѣтила Плезантъ, отнимая руки отъ головы.

Отвѣтъ былъ данъ любезнымъ и зазывающимъ тономъ, потому что незнакомецъ имѣлъ видъ моряка. Отца миссъ Плезантъ не было дома, и она это знала.

— Садитесь поближе къ огню, — сказала она ему, когда онъ вошелъ. — Мы всегда рады людямъ вашей профессіи.

— Благодарю, — сказалъ незнакомецъ.

Манерой держать себя онъ положительно походилъ на моряка. У него и руки были матросскія, только, пожалуй, для матроса черезчуръ нѣжныя. Плезантъ хорошо распознавала матросовъ по виду, и потому сейчасъ же замѣтила, какъ тонка и гладка была кожа на этихъ рукахъ несмотря на сильный загаръ, какъ замѣтила и то, что онѣ очень ловки и гибки: для этого ей довольно было взглянуть, какъ онъ, небрежно опустившись на стулъ и положивъ лѣвую руку поперекъ лѣвой ноги немного повыше колѣна, свободнымъ жестомъ перекинулъ правую руку за спинку стула, свѣсивъ ея согнутую, полуоткрытую кисть, какъ будто онъ только что выпустилъ изъ нея веревку.

— Вы не ищете ли квартиры со столомъ? — спросила миссъ Плезантъ, становясь въ наблюдательную позицію по другую сторону камина.

— Я еще не знаю хорошенько, чего я ищу, — отвѣтилъ незнакомецъ.

— Можетъ быть, вамъ нужна закладная лавка?

— Нѣтъ.

— Нѣтъ, — согласилась Плезантъ, — вы слишкомъ прилично одѣты… Но если вамъ надо, то, здѣсь вы найдете и то, и другое.

— Да, да, я знаю, — сказалъ незнакомецъ, окинувъ взглядомъ комнату. — Я здѣсь уже бывалъ раньше.

— Вы, можетъ быть, заложили здѣсь что-нибудь изъ вещей? — спросила Плезантъ, имѣя въ виду капиталъ и проценты.

— Нѣтъ.

Онъ покачалъ головой.

— А квартиры вы здѣсь не снимали?

— Нѣтъ.

— Зачѣмъ же вы сюда приходили въ тѣ разы? Я что-то васъ не припомню.

— Вѣроятно, не припомните. Я стоялъ только у двери разъ вечеромъ, вонъ на той, нижней ступенькѣ, пока мой товарищъ матросъ заходилъ переговорить съ вашимъ отцомъ. Я очень хорошо запомнилъ это мѣсто.

Онъ съ любопытствомъ осмотрѣлся кругомъ.

— Давно это было?

— Да, давненько-таки, когда я воротился изъ своего послѣдняго плаванія.

— Значитъ, теперь вы не были въ морѣ.

— Нѣтъ, не былъ. Съ того времени я работалъ на берегу.

— То-то у васъ руки такія.

Брошеннымъ на нее пристальнымъ взглядомъ, быстро скользнувшей улыбкой и перемѣной позы незнакомецъ далъ ей понять, что видитъ ее насквозь.

— Вы очень наблюдательны, — сказалъ онъ. — Да, я давно не былъ въ морѣ, и этимъ объясняется, конечно, что у меня такія гладкія руки.

Плезантъ встревожилъ его взглядъ, и она посмотрѣла на него подозрительно. И эта перемѣна позы, хоть и быстрая, но спокойная и свободная манера, съ какою онъ, минуту спустя, снова принялъ прежнее положеніе, изобличали сознаніе своей силы — сознаніе, которое, повидимому, желали скрыть, но которое тѣмъ не менѣе было очень внушительно.

— Вашъ отецъ скоро вернется? — спросилъ онъ, помолчавъ.

— Не знаю. Не могу сказать.

— Когда я спросилъ васъ о немъ, вы мнѣ отвѣтили, что онъ дома. Значитъ, онъ только что вышелъ?

— Я думала, что онъ уже пришелъ, — объяснила миссъ Плезантъ.

— Ага! вы думали, что онъ уже пришелъ. Слѣдовательно, его уже давно нѣтъ дома. Гдѣ же онъ?

— Я васъ не стану обманывать. Онъ на рѣкѣ.

— За старой работой? — спросилъ незнакомецъ.

— Я не понимаю, что вы хотите сказать, — проговорила Плезантъ, насторожившись. — Да чего вамъ наконецъ надо отъ насъ?

— Мнѣ незачѣмъ вредить вашему отцу. Мнѣ незачѣмъ увѣрять васъ, что я и не могъ бы повредить ему, если бы даже хотѣлъ. Мнѣ нужно только поговорить съ нимъ. Вѣдь въ этомъ нѣтъ большой бѣды, не такъ ли? Отъ васъ секретовъ не будетъ: вы будете присутствовать при нашемъ разговорѣ. И… однимъ словомъ, миссъ Плезантъ, вамъ нечѣмъ отъ меня поживиться. Я вамъ не пригожусь ни какъ закладчикъ, ни какъ квартирантъ со столомъ. Яснѣе говоря, я не по вашей части, если считать на сикспенсы и полупенсы. Отбросьте эту мысль, и тогда мы, я надѣюсь, поладимъ.

— Но вѣдь вы морякъ? — настаивала Плезантъ, какъ будто это было достаточной причиной для его пригодности къ чему-нибудь по «ея части».

— И да, и нѣтъ. Былъ морякомъ, и опять могу быть. Но все-таки я не по вашей части. Повѣрите вы мнѣ наконецъ?

Разговоръ достигъ того критическаго момента, который могъ вполнѣ оправдать разстройство прически у дамы разряда миссъ Плезантъ. Прическа ея дѣйствительно пришла въ разстройство, и она принялась закручивать волосы, глядя исподлобья на своего собесѣдника. Разглядывая по статьямъ его поношенный костюмъ моряка, видавшій непогоду, она отмѣтила мысленно: за поясомъ большой ножъ въ ножнахъ, готовый для самозащиты въ случаѣ надобности, висящій на шеѣ свистокъ, и короткая, суковатая дубинка съ тяжелымъ набалдашникомъ, торчащимъ изъ кармана верхней куртки. Онъ сидѣлъ спокойно и спокойно смотрѣлъ на нее, но, при наличности такихъ добавленій и при обиліи щетинистыхъ, мочальнаго цвѣта волосъ на головѣ и такихъ же бакенбардъ, онъ имѣлъ довольно устрашающій видъ.

— Повѣрите вы мнѣ наконецъ? — спросилъ онъ опять.

Плезантъ отвѣтила нѣмымъ, отрывистымъ кивкомъ. Онъ закрѣпилъ ея отвѣтъ такимъ же кивкомъ, потомъ поднялся на ноги, скрестилъ руки и сталъ передъ каминомъ, глядя въ огонь. Она же осталась стоять, какъ стояла: съ боку камина, прислонившись къ наличнику плечомъ и тоже скрестивъ руки.

— Итакъ, будемъ дожидаться вашего отца… Разскажите-ка мнѣ, чтобы сократить время ожиданія, много ли народу грабятъ и убиваютъ на рѣкѣ?

— Нѣтъ, не много, — сказала Плезантъ.

— Никогда не случается?

— Говорятъ, будто пошаливаютъ около Ратклиффа и Ваппинга. Но сколько въ этомъ правды — трудно сказать.

— Конечно. Да и не все ли равно?

— Вотъ и я то же самое говорю, — замѣтила Плезантъ. — Дай Богъ здоровья нашимъ морякамъ: у нихъ и такъ денежки не улежать въ карманѣ.

— Что правда, то правда. Деньги легко выжать изъ нихъ и безъ боя, — сказалъ незнакомецъ.

— Понятно, — подхватила Плезантъ. — Они вѣдь потомъ опять пойдутъ себѣ въ море и опять разживутся. Имъ не годится засиживаться на берегу. На морѣ имъ самое житье.

— Я вамъ скажу, почему я заговорилъ объ этомъ, — продолжалъ незнакомецъ, отводя глазъ отъ огня. — Я самъ однажды поплатился въ этомъ родѣ: меня бросили замертво.

— Ну?! — удивилась Плезантъ. — Гдѣ же это случилось?

— Случилось это, — проговорилъ незнакомецъ, припоминая (онъ приложилъ правую руку къ подбородку, а лѣвую опустилъ въ карманъ своей толстой верхней куртки), — случилось это гдѣ-то въ здѣшнихъ краяхъ, помнится мнѣ. Не думаю, чтобъ это было дальше мили отсюда.

— Вы, видно, пьяны были? — спросила Плезантъ

— Да, меня подпоили, да только не добрымъ виномъ. Я не то чтобы пилъ, понимаете: одного глотка было достаточно.

Плезантъ покачала головой съ строгимъ видомъ, показывая, что она понимаетъ, въ чемъ дѣло, но положительно не одобряетъ подобныхъ вещей.

— Честная торговля — одно, а это ужъ совсѣмъ другое, — сказала она. Эдакъ-то никто не имѣетъ права облапошивать Джека [2].

— Такія чувства дѣлаютъ вамъ честь, — замѣтилъ незнакомецъ съ суровой усмѣшкой, а про себя прибавилъ: «Тѣмъ болѣе, что вашъ отецъ ими отнюдь не грѣшитъ». — Да, — продолжалъ онъ вслухъ, — плохо мнѣ приходилось тогда. Я страшно боролся за жизнь, боролся изъ послѣднихъ силъ.

— А вы добились наказанія вашихъ убійцъ? — спросила Плезантъ.

— Наказаніе было ужасно, — сказалъ незнакомецъ гораздо серьезнѣе, — но не я обрушилъ его.

— Кто же? — спросила Плезантъ.

Онъ поднялъ кверху указательный палецъ, потомъ, тихонько опустивъ руку, снова приложилъ ее къ подбородку и сталъ попрежнему глядѣть въ огонь. Направивъ на него свой, унаслѣдованный отъ родителя, глазъ, Плезантъ Райдергудъ чувствовала, какъ тревога ея все растетъ: тонъ этого человѣка былъ такъ суровъ, манеры такъ увѣренны, и все въ немъ было такъ таинственно, такъ странно.

— Такъ или сякъ, а я и рада, что злодѣй наказанъ, и прямо это говорю, — сказала Плезантъ. — Вотъ откуда идетъ худая молва про насъ, честно торгующихъ съ моряками. Я никогда не обижаю моряковъ. Я въ этомъ по матери пошла: покойница была на этотъ счетъ такихъ правилъ. «Честная торговля», бывало говорила она, «хорошее дѣло, а разбой и душегубство — дурное».

Что касается торговли, то миссъ Плезантъ взяла бы, не сморгнувъ глазомъ (да и брала, когда ей удавалось), по тридцати шиллинговъ въ недѣлю за квартиру со столомъ, которая не стоила и пяти. На такихъ же основаніяхъ ссужала она и деньгами подъ заклады. Но несмотря на это совѣсть ея была еще настолько щекотлива, и настолько было въ ней человѣчности, что когда она выходила изъ сферы своихъ коммерческихъ разсчетовъ, она становилась защитницей моряковъ даже противъ родного отца, которому рѣдко перечила во всемъ остальномъ.