Тайные боги Земли - Александр Сухов

– Как два пальца… – утвердительно кивнул я. – Тут главное – твое согласие.

– Слышь, Вьюн, – Жанна взглянула своими прояснившимися глазами на приятеля, и я автоматически отметил про себя, что в трезвом виде на мордаху она очень даже ничего, – может быть, закодируемся на пару. Одной мне стремно, а вдвоем оно спокойнее. А чо… заживем у меня… на работу устроимся… Сам грил, чо водить машину умеешь, а я швеей могу… Деток нарожаем… хозяйством обзаведемся… а, Вьюн?.. ты вообще-то мне всегда больше других нравился. Ну чо, Вьюн, согласен? Тебя ваще-то как по-настоящему звать, а то все Вьюн, да Вьюн?

– Женя я, Евгений Лукин, – сраженный ураганным напором боевой подруги, еле слышно промямлил Вьюн. – Значить, закодироваться?.. Да фигня все это!.. Пробовал давным-давно – три года «зашитым» проходил, в конце-концов не выдержал, сорвался…

– Так рискни еще раз! – подбодрил я. – Что тебе мешает. Водка она вон на столе стоит, никто ее у тебя не отнимает. Я вас закодирую, а вы попробуйте хотя бы глоток сделать. Получится – пейте дальше на здоровье. Не получится – сами же мне спасибо скажете.

– Ладно… согласный я, – махнул рукой Вьюн-Женя, – кодируй, фельдшер, только не обессудь, я после сразу стаканище вмажу – посмотрим, какой ты есть Алан Чумак.

Процесс излечения обоих пациентов много времени не занял. Для этого мне не пришлось даже вставать со своего места. Поочередно я внедрился в сознания Вьюна и Жанны и произвел там необходимые манипуляции. Иначе говоря, гармонизировал общую деятельность высшей нервной системы своих пациентов и заблокировал определенные участки головного мозга. Вся процедура заняла от силы пять минут. Выйдя из транса, я откинулся на спинку стула и посмотрел на притихших мужчину и женщину.

– Ну вот и всё, господа хорошие. Отныне вас будет мутить от одной лишь мысли об этой мерзости. – Я взял в руки бутылку с остатками водки. – Ну что? Кто-нибудь желает попробовать?

Мои подопечные сидели в полном недоумении. Кажется, они принимают меня за обыкновенного шарлатана. Человек не производил пассы над головой, не вводил никого в транс, не впаривал, на худой конец, заряженную водицу и после этого имеет наглость заявлять, что избавил кого-то от вредной привычки.

– А почему оцепенели? – Улыбнулся я и, разлив содержимое бутылки по стаканам, ободряюще подмигнул Жанне и Вьюну. На последнем задержал взгляд. – Ну что же ты, Женя, грозился после сеанса дерябнуть стаканище в ознаменование своего выздоровления.

– А что?! И дерябну! – с пол-оборота завелся уязвленный юноша.

Поднявшись с дивана, Вьюн, как был в трусах, прошлепал босыми ногами к столу. Осторожно двумя пальцами, будто величайшую драгоценность, поднял стакан и одним махом влил водку в свое бездонное нутро. Однако не успел он вернуть опустошенную емкость на прежнее место, как его довольную физиономию перекосило, будто он хлебнул не водки, а из того ведра, что недавно стояло у входа в избу. Затем побледнел – краше в гроб кладут, кожа его покрылась мелкими капельками пота. Не мешкая ни мгновения, он помчался к выходу и вскоре с улицы донеслись характерные звуки, сопутствующие процессу отторжения человеческим организмом недоброкачественной пищи. Насколько мне помнится, Жанна сетовала, что Вьюн на протяжении нескольких дней отказывался от еды, поэтому мне, как практикующему врачу, было интересно узнать, чем он там все-таки блюет. Но я преодолел профессиональное любопытство и не стал смущать человека, всей душой жаждавшего побыть наедине с самим собой, тем более что очень скоро невыносимые мучения страдальца закончились, и он хмурый, как пасмурный день, нарисовался в дверном проеме.

– Это что же получается, фельдшер, – Вьюн с видом государственного обвинителя воззрился на меня, – теперь мне нельзя будет и выпить? А как же я дальше жить-то буду? Не… давай кодируй наоборот, короче, снимай установку!

– Ничего, Женя, без водки и стеклоочистителя перетопчешься. Клятвенно обещаю, что годика через два тебя малость отпустит, и ты сможешь принять на грудь в меру винца хорошего, коньячку или той же водочки. Но предупреждаю, стоит тебе хотя бы раз злоупотребить этим делом, колбасить будет похлеще, чем наркомана во время ломки. – Переведя взгляд на перепуганную до смерти Жанну, я добавил для закрепления процесса кодирования: – То же самое касаемо и тебя, красавица. – После чего одарил парочку самой благожелательной улыбкой. – Прошу пардону, сами изъявили желание встать на путь исправления и вернуться к трезвому образу жизни. Так что с моей стороны никакого принуждения не было. Иными словами, все этические нормы мною соблюдены.

Вскоре до сознания Вьюна-Евгения окончательно дошло то, что нетрезвый образ жизни для него заказан до скончания его дней. Он перестал метать в меня молнии-взгляды, махнул рукой и, усевшись за стол, брезгливо взглянул на лежащие на нем объедки, добытые заботливой Жанной из мусорного бака.

– Пожрать-то хоть чего-нибудь имеется?

– А вот это совсем другой разговор. – Я одобрительно кивнул головой и, подобрав с пола принесенный пакет, начал выкладывать еду на предварительно расстеленную хозяйкой газету. – В вашем теперешнем состоянии жизненно важно хорошенько подкрепиться.

После того, как обессиленный праздником живота Вьюн откинулся на спинку стула, я приступил к допросу:

– А скажи-ка мне, Женя, кто это так лихо измочалил твою симпатичную мордаху?

Вообще-то ответ на данный вопрос мне был известен от Жанны, но нужно же было как-то разговорить парня – эвон хмурый какой, до сих пор в себя не может прийти оттого, что лишен радости пития.

– Махтумовские отметелили меня и Жанну.

– За что же они вас так?

– Должок говорят за нами. А какой с нас долг? Мы у них не занимали! И вообще, в последнее время чебуреки обнаглели. Что твои псы с цепи сорвались. Раньше такими вежливыми, тихими, незаметными были. Месили себе раствор на стройках, асфальт укладывали, по улице, опустив глазки, ходили, чтоб их менты, значить, не замели. Теперь данью обложили нашего брата – бомжа. Поговаривают, вчера с зареченскими у них разборка была: пятерых наших – то есть зареченских – положили. А ментам хоть бы хны. А все из-за того, что подполковник Исмаилов два дня назад стал начальником всей областной милиции.

– Вот это да! – Я был буквально ошарашен свалившейся на меня новостью. – А старого-то куда определили?

– Ну как же, на повышение в Москву. А Махтумка тем временем целый аул земляков из своей Чурестании приволок. Теперь нашему брату – бомжу полный и окончательный кирдык… Впрочем, не только нам. Судя по тому, как рьяно черные взялись за местных бандюков, скоро весь криминал окажется под ними, а потом и за легальный бизнес возьмутся.

– А начальство куда смотрит: губернатор, мэр, отдел собственной безопасности, наконец?

– Поговаривают, у них тут такая дружная компашка образовалась, – махнул рукой Вьюн, – все перекумились, перероднились, крупные дела вместях обделывают. Короче, сицилийская мафия отдыхает. А во главе всего этого бардака – начальник областной милиции. К тому же, опять-таки умные люди бают, будто бы у подполковника Исмаилова в столице ой-ой какие связи.

– Па-а-нятненько, – пробормотал я.

Все, что мне было нужно узнать от Вьюна, я узнал, и далее оставаться в избушке Жанны не было никакого смысла. Поднявшись из-за стола, я пожелал парочке совета да любви и направился к выходу, стремясь поскорее выбраться из затхлой атмосферы, надеюсь, теперь уже бывшего бомжатника. Но на полпути задержался и, покопавшись во внутреннем кармане плаща, извлек «подаренный» любезной паспортисткой конверт. Я так и не удосужился пересчитать, сколько там было денег. Ну да ладно – сколько б ни было… Ловким движением руки я отправил конверт прямиком на колени ошарашенной хозяйки.

– Держи, Жанна, это вашему семейству от центрального комитета профессионального союза Российских Бомжей в качестве свадебного подарка.

Глава 7

Идея спасти Нелюбинск и его жителей от засилья понаехавших азиатов сформировалась у меня в голове как-то сразу, будто снизошла по наитию свыше. Я сидел в одном уютном заведении общественного питания и, казалось бы, думать забыл о Махтуме, подполковнике Исмаилове и расползшихся по городу бывших дехканах. Вдруг озарило, что я и только я со своими вновь открывшимися способностями могу реализовать подобную задумку. Конечно же, о делишках новоявленного Альфонсо Капоне рано или поздно прознают в столице, но за это время ребята понаворочают в тихом Нелюбинске таких дел, что мало не покажется.

Существовало два относительно безболезненных способа избавить город от обрушившейся на него беды. Собрать необходимый компромат и отправить его на Лубянку в Москву. Или, образно выражаясь, отсечь голову гидре собственными силами. Как человек военный, я склонялся ко второму варианту. Следить, фотографировать, подбирать оброненные бумажки, иначе говоря: проводить сыскные мероприятия, я не был обучен, да и времени тратить на всякую ерунду не хотелось. Другое дело устроить хороший шурум-бурум да на всю страну, да чтоб с леденящими душу кадрами на всех главных телеканалах. Вот тогда возмутится общественность, и грянут «громы и молнии». Оторвут задницы от мягких кресел и засуетятся столичные «генералы». Нагрянут в губернский городок проверяющие всех уровней и разбередят это застойное болото. Тут-то и посыплются головы местной чиновной братии, обнаглевшей от безнаказанности. Впрочем, я особенно не обольщался насчет реальной пользы от всяких там высоких комиссий, но, в любом случае, хуже не будет, хотя бы очистят город от нелегалов.