Чудо в перьях - Юрий Черняков

— Ни в коем случае! — замахал руками Радимов. — Этого не говорил. Снова будет сержантом! Можешь передать.

— А может, они друг без друга жить не могут! — гнул свое лейтенант. — Может, она плачет, записки ему шлет.

Хозяин наконец взглянул на меня и отвел глаза.

— Тем более, сам должен понимать, лейтенант, именно потому и нельзя, — сказал он. — Служба есть служба. Правильно я говорю?

Лейтенант сурово молчал, думая о своем. Я готов был его убить на месте. Вот чего стоят все ласки и нежности Марии!

— Не обращай внимания, — шепнул мне Радимов, — врет он все… Ну так что, отпустим моего водителя? — спросил он громко.

— Да идите вы куда хотите! — с чувством сказал лейтенант. — Понадобится, сами найдем. А вы, господин Радимов, используете ваше служебное положение в корыстных целях. Правильно о вас писали, и зря я выключил телевизор, когда вы попросили. Очень вы мне нравились издали. Совсем не так, как вблизи. В другой раз — не выключу, не надейтесь. Останови здесь, Романов!

Мы вылезли из машины напротив цирка. Руки держали за спиной. На нас смотрели с интересом. Такого хозяин еще не отмачивал.

— Пойдешь со мной? — спросил он, кивая на цирк. — Это тебе не спортсмены. В рот смотреть не будут. Распустил я их, ну да ладно… А тебе полезно будет послушать.

— Вот! — Я провел ребром ладони по собственной шее. — Наслушан! Дальше некуда.

— Не меня, Паша, — покачал Радимов головой. — Их. — Он кивнул на цирк. — Ведь тебе предстоит еще…

— Лучше я поеду, — сказал я. — Отпустите.

— Не бери в голову! — строго сказал он. — Ну, бывает! Ты чем, кстати, занимался с моими секретаршами по ночам? Ну вот то-то.

— А если у нее не от меня? — спросил я.

— Будет твоим! — сказал он. — И считай, что ты с ней на равных. Ага? Иду, товарищи, иду! — крикнул он каким-то вальяжным очкарикам, разводящим руками и указывающим на часы. — Смотри мне! — крикнул он, оглянувшись уже из подъезда. — И можешь взять мою машину. Меня довезут!

Я приехал домой под вечер, изрядно набравшийся. Мария встревоженно встретила меня, подхватила под руку, привела в дом.

— Опять? — спросила она. — А сегодня по какому случаю надрался?

— Значит, есть повод… — отмахнулся я. — Никто не звонил?

— Звонили… — Она сложила руки на животе. — Из ателье. Готов твой свадебный костюм. Но только в таком виде я тебя никуда не пущу.

— А мне и не надо, — сказал я и лег как есть, не снимая и не раздеваясь, на софу. Она стала на колени, начала снимать обувь.

С минуту я смотрел не нее, заботливую, притихшую. Прямо ангел невинности. Несмотря на выкидыш в школьном возрасте. И как хороша… Особенно если знаешь, что под маской невинности скрывается ранняя порочность.

— Что смотришь? — спросила она, подняв глаза.

— Ничего, — буркнул я и, не отдавая себе отчета, набросился на нее, задрал юбку, сдавил ей грудь.

— Осторожно! — Ее лицо мучительно скривилось. — Больно же. Пусти, я сама… Привык на улице отлавливать да в машину затаскивать?

— А ты? — крикнул я. — Милицию предпочитаешь?

— Вот оно что… — Она закрыла глаза, пока я срывал с нее одежду. — Только потише кричи.

— Что, Васенька еще тут? На боевом посту? Или в шкаф спрятала?

— Дурак. Родители приехали!

— Родители? — Я скатился на пол. — Чьи?

— Твои. — Она устало села, стала поправлять на себе одежду. — Ну что смотришь? Я их пригласила. Тебе все некогда. Или забыл?

Но я уже не слушал ее, смотрел не лестницу, ведущую на второй этаж. Там стоял отец. Мой отец, которого я не видел с тех пор, как попал в эту нескончаемую круговерть. Наверно, он все видел. И слышал. Это я понял по его взгляду. Я вскочил, подтянул брюки, запихнул рубашку.

— Здорово, сын!

Он спустился вниз, подошел вплотную, но руки не подал. Только встал напротив и смотрел мне в глаза.

— Подожди, мать! — крикнул он матери, тоже появившейся на лестнице.

Она остановилась, но я наконец опомнился, бросился к ней, оттолкнув отца. Она обняла меня, заплакала, я осторожно спустился с ней вниз.

— Мария! Вот моя мама. Это отец… Это Мария.

Я чувствовал слезы на глазах, когда смотрел на них, обнимавшихся. И чувствовал благодарность к своей невесте. Черт бы побрал эту милицию и прочие правоохранительные органы!

Она собрала на стол, усадила отца рядом со мной, мать напротив. И мать все время не спускала с меня глаз.

— Что, вообще не писал? — охала Мария и сама трепала меня за волосы. — Но он часто о вас рассказывал… Вспоминал, все собирался…

Я смотрел на своих стариков. Казалось, они были придавлены громадой и простором чужого дома. Крутили головами, озирались, переглядывались. Не по себе им было. Потом мы вышли с отцом курить.

— Не твой дом? — спросил он.

— Нет… — сказал я.

— А хороший. Машина, стало быть, тоже не твоя? — кивнул он на «Волгу». — А что тут, сын, твое?

— Ничего, — сказал я.

— Ну да. Даже невесту — как чужую жену, а? Это дело?

Я молчал. Смотрел в окно, где Мария помогала матери убирать со стола. Бедные мои, бедные… Привезли сальца, клюквы, квашеной капусты. А я их встретил икрой, балыками, севрюжкой. А больше нечем!

— Вот что! — Отец сплюнул окурок в траву. Подумав, спустился с крыльца и загасил его пяткой. Потом все-таки поднял, оглянулся, не зная, куда девать, сунул в карман. — Поехали, Пашка, домой! — рубанул ладонью воздух. — И Марию бери с собой. Вон как матери приглянулась.

— Не могу, — сказал я. — Ты пойми, отец, здесь все по-другому.

— Ну да! После этой домины у нас тесно, так, что ли? Дом родительский уже не хорош?

— Не в этом дело…

— Да кто ты есть? — выставил он руки вверх ладонями, поднимаясь на крыльцо. — Кто? Цепной пес при хозяине? Что молчишь-то? Уж скажи отцу что-нибудь.

— Поздно, батя, что-то менять. Уж так получилось.

— Получилось… Э-эх!.. А Мария, Маша твоя, поедет?

— Хороший вопрос, — усмехнулся я. — Вот у нее и спроси.

— А ты? Ты для чего? Она ребенка ждет твоего!

— Это как сказать.

— Что? Тоже чужой? — вскинулся он, приблизившись ко мне вплотную, низенький, лобастенький и очень старенький.

— Внука заждались? — вдруг спросил я. — За тем и приехали? А если он не ваш? Что тогда?

Отец смешно подпрыгнул на месте и ударил что есть сил кулачком мне в глаз. Едва достал. И тут же бегом бросился в дом.

— Собирайся, мать! Все-все, заканчивай. В чужой дом к чужому человеку приехали!

— Ты что сказал? — крикнула на меня Мария.

— Что есть, то и сказал… — огрызнулся я. — Ладно, отец… мама… Ну брякнул, бывает.

— Собирайся, говорю! — рявкнул отец на мать.

Та растерянно переводила взгляд с меня на Марию, не обращая внимания на бегающего по комнате отца.

— Да угомонись ты! — прикрикнула она. — К сыну приехал! За который год раз!

— Я спрашиваю, что ты ему сказал? — повторила Мария, глядя мне в глаза.

— Ничего особенного, — сказал я. — Ладно, все, хватит. Давно, батя, не виделись. Извините, если что не так… Сам не пойму, что со мной.

Я сел в кресло, как если бы оно было музейным. Как и сам камин. Как хрусталь на люстре. Как пушистый ковер под ногами.

— Сядь, — сказала мать отцу. — Не мельтеши.

— К сыну приехал… За который год… — ворчал отец, отходя. — А он тебе открытку когда прислал, а? Забыла?

— Не о тебе речь, — сказала мать. — И не обо мне. И даже не о Паше. О внуке. Иль забыл, зачем приехал?

— Какие у тебя родители! — сказала Мария. — А ты в кого такой? Можешь не говорить, сама знаю. Так вот, Авдотья Никифоровна, и вы, Сергей Афанасьевич… Если ваш сын Паша не признает ребенка, он все равно будет вашим внуком, если согласны. И все про то будут знать.

Сказала и заревела. Мать крепилась, сморкалась, наконец присоединилась, не выдержав. И когда только успели так спеться? Сидят в обнимку и ревут. Мы с отцом переглянулись.

— Да будет вам! — сказал я. — Что ты вообще, отец, устроил? Я хоть словом обмолвился, что ребенок не мой?

— Ни в коем разе! — подтвердил отец. — Даже вот на столько. Но бабам ведь надо дать пореветь? Вот и пусть! А мы с тобой еще по одной.

Мы налили, чокнулись, посмотрели на наших женщин. Куда я теперь от Марии, раз к ней прибыло такое подкрепление? Они тоже подсели.

— Давай и мы, Машенька! — сказала мать, наливая лимонад. — Я уж привыкла за столько лет.

— За что пьем, Авдотья Никифоровна? — спросила Мария.

— За них, сволочей… И чтоб у вас все хорошо было, доченька.

И обе снова прослезились.

— Ну вот, другой разговор, — сказал батя, снова наливая мне и себе. — Недопив очень влияет на нервную систему, сам слыхал по телевизору. Звереет человек, пока не добавит. А что это вы не включаете, милые мои? Там как раз про погоду.

— Это вы у Паши спросите! — засмеялась Мария. — Как я включу, он сразу в другую комнату бежит.