Золото Арктики - Николай Владимирович Зайцев

туда, куда указал Суздалев. Метрах в ста, среди старых лодок, лежащих в беспорядке у старого сарая, сидела крупная чайка. Отрывая клювом куски от пойманной ею рыбины, она с осторожностью поглядывала по сторонам, готовая при любой опасности подняться на крыло и улететь восвояси.

Билый снял папаху, перекрестился. «Господи, помилуй и спаси!»

– Что-то, дорогой мой Миколушка, я переживать за тебя начинаю, – не без доли иронии произнес Иван. – Может, отказаться от экспедиции? А то не оставит тебя твоя русалка в покое. С тобой поплывет. Я-то ладно, но вот те офицеры, да и матросы также, завидовать начнут. Мол, взял с собой любаву, а нам как же? Придется делить русалку-то, – готов?

– Все тебе хиханьки да хаханьки, – незлобно отозвался казак. – Поехали уже.

– Куда прикажете, барин? – сдерживая смех, спросил граф. Друг был в прекрасном расположении духа, и Билый позавидовал чужой беспечности. В темную воду он старался не смотреть, но она так и тянула к себе, обдавая могильным холодом и запахом гнилой тины.

– На рынок. Время не терпит.

– Вот, узнаю своего друга снова! А то углубился в свои детские страхи. Русалки ему мерещатся. К жене тебе нужно. Сразу вылечит от всех видений ненужных.

– К супруге успеется, – бодрым голосом отозвался Билый, приходя в себя и улыбаясь. – Дела поважнее есть. А русалка, – Микола подмигнул другу. – Хай ей грэць, нехай с нами плывет, будет из чего еду готовить.

– Э нет, побратим, – также в шутку парировал Иван. – Я лучше консервами перебьюсь, чем всякой нечистью питаться.

– Консервами говоришь, ваше сиятельство, – сказал Микола, открывая дверцу автомобиля. – Тогда поспешай, а то разберут консервы-то и поневоле придется нечисть на ужин готовить.

Казак негромко засмеялся, приоткрыв ряд белых, ровных зубов.

– Куда едем-то? – улыбаясь в ответ, спросил Суздалев.

– На Обжорный.

– Ну, конечно, как же это я сам не догадался, – подтрунивая, сказал граф, нажимая ногой на акселератор. – Самое время на Сытный рынок ехать. Желудок к позвоночнику вот-вот присохнет.

– А я тебе о чем? – подмигнул казак. – Только по Троицкому мосту не гони шибко. На Неву посмотреть хочется. Да на купола покреститься. Лишним точно не будет.

Автомобиль вздрогнул, гулко заурчав мотором. Друзья одновременно посмотрели в сторону корабля, на котором им предстоит нелегкий путь в неведомое. С борта на них, пуская кольца дыма из трубки, смотрел капитан. Смотрел пристально, как бы оценивающе. Друзья поднесли раскрытые ладони к виску, отдавая честь, капитан лишь слегка кивнул в ответ; автомобиль дернулся и, набирая скорость, помчался в направлении Васильевского острова.

– А вам известна, Николя, история сего рынка? – сквозь гул работающего мотора как бы между прочим спросил Суздалев.

– Отчасти, ваше сиятельство, – поддерживая шутливый тон разговора, ответил Билый.

– Ну как же, ваше благородие, отправляться в такое, прямо скажем, историческое место и знать о нем лишь «отчасти»?!

– Так поделитесь своими знаниями, граф.

Оба друга шутили. Чувствовали, что скоро в экспедицию. Граф мандражировал, предвкушая новую порцию эмоций. Только что не подпрыгивал на своем водительском сиденье. Микола, глядя на него, в конец повеселел – отпустило. Настроение было превосходным.

– Сытный рынок, в народе именуемый Обжорным, как, впрочем, и вы, Николя, его назвали, появился еще во времена Петра I, когда со всей России для строительства столицы свозили работный люд, – Суздалев поднял в воздух указательный палец и посмотрел на Миколу. Тот, улыбнувшись, весело покачал головой. – Расселялись они, то есть люди, – продолжил граф тоном учителя младших классов, – по вероисповеданию и национальной принадлежности. Так и возникла за Кронверком Петропавловской крепости у Козьего болота Татарская слободка, где жили татары, турки и другие национальности, исповедовавшие ислам. Соответственно традициям, дома́, как у нас, русских, – Иван показал жестом на себя и Миколу, – в слободке не возводились, зато повсюду стояли юрты.

– Вы в русские, батенька, меня не записывайте, – шутливо произнес Билый. – Мне и казаком хорошо!

Суздалев улыбнулся и продолжил:

– В дополнение ко всему тут же, на краю слободки возник базар, куда мы с тобой сейчас и направляемся. Отличительной его особенностью было то, что торговали на нем в основном не продуктами, а готовой едой. Со времени открытия консервного производства в России в одна тысяча восемьсот семидесятом году торговый люд на рынке частично перешел на продажу этих продуктов питания. Особым спросом консервы пользовались в армии. Закупка производилась огромными партиями. Для армейских нужд в Петербурге выпускали и выпускают консервы пяти видов: жареную говядину, рагу, кашу, мясо с горохом и гороховую похлебку и по специальному заказу производят один вид рыбных консервы.

Автомобиль въехал на Троицкий мост. Граф простер левую руку впереди себя, указывая на раскинувшийся невский простор от Ростральной колонны на Стрелке Васильевского острова до стен Петропавловской крепости.

– Посмотри на эту красоту, Миколушка! Где ты встретишь еще такое!

– Не спорю, красиво, – сдержанно подтвердил казак.

– «Не спорю. Красиво», – передразнил его незлобно Суздалев. – Да это все возводили лучшие архитекторы Европы и России!

– Хорошо, – согласился Билый и тут же добавил: – А ты знаешь, как здорово на рассвете мчаться по запыленному степному шляху на коне, вдыхая полной грудью полынно-чабречный аромат, проникающий в твое внутреннее состояние с дуновением освежающего утреннего ветерка? Бабаки, сурки по-вашему, пересвистывающиеся среди предутренней тиши и прячущиеся в свои норы, чуть завидев тебя. Котлубань, синеющая вдали, с четкими сакмами по берегу, оставленными худобой. Волны серебристого ковыля, баюкающие степной простор. И над всем этим первозданным безмолвием разливается трель жаворонка – степного соловья. А вдали, словно мифические исполины, нахлобучив на вершины облака, похожие на молодых барашков, спят горы, выдыхая прохладный густой туман.

Билый, закрыв глаза, запрокинул голову назад.

– Вот моя красота, Ваня! Ни на какие архитектурные выдумки не променяю. А знаешь почему?

Суздалев вопросительно посмотрел на друга.

– Эту красоту ваял непревзойденный архитектор, великий зодчий и наш Создатель – Господь Бог. Все, созданное человеком, когда-нибудь превратится в прах. А земля, созданная Богом, – вечна.

– Ну, здесь не поспоришь, односум, – согласился граф. Плавно нажав на педаль тормоза, он припарковал автомобиль у входа на рынок. – Прибыли, господин философ. Прошу! Нас ждут великие дела.

– Силен твой железный конь, – хлопнув по плечу друга, сказал Билый. – Быстро галопом доставил куда нужно.

– А то! – довольно улыбнулся граф. Хоть и от друга, но такой комплимент ему польстил. – Знаешь, сколько за него отдал?

Но легкая спесь, звучавшая в голосе его сиятельства, была тут же наглухо пригвождена острым языком пластуна к булыжной мостовой, на которой сей железный конь был припаркован.

– Все ничего, Ваня, но вот нет в нем души! – Билый состряпал кислую мину, как будто съел лимон. – Ни погладить его, ни