Шесть баллов по Рихтеру - Екатерина Алексеевна Каретникова

* * *

Я подумала, что если бы это был Рихтер, то сейчас я бы выцарапала ему глаза. Или, по крайней мере, дала такую пощечину, что запомнил бы надолго. Потому что это верх подлости – бросить меня одну ночью, на насыпи, и потом говорить, что знал, что я его найду.

Но то было бы с Рихтером. С моим Рихтером. Который никогда бы так не поступил.

А сейчас передо мной стоял совершенно чужой человек, который ничем был мне не обязан. Значит, и вести себя с ним нужно как с чужим. Мало ли, что я про него миллион раз читала в сети? Это мне он после этого кажется близким знакомым, а я-то ему – нет.

– Хорошо, что знал, – спокойно сказала я. – А я тебя ждала до утра, а потом ушла. Вдоль насыпи.

– Правильно сделала. Я же тебя звал.

– По навигатору? – хмыкнула я.

– По навигатору, – кивнул он.

– Ну вот я пришла. И что дальше?

– А дальше я отведу тебя к твоему Рихтеру.

У меня затряслись руки, и в горле стало тесно и больно. Мне захотелось спросить его, где Рихтер. Спросить и мчаться туда, наплевав на все условности. И вообще на всех. Но я как будто онемела. Только стояла напротив Вика и смотрела на него широко открытыми глазами.

* * *

Мне было все равно, где мы. Мне было наплевать, сколько идти и по каким дорогам. Меня не волновало ни то, как я выгляжу, ни то, что внутри разгорается непонятная боль. Сперва.

Сначала эта боль меня жгла крохотной искоркой, потом искра подросла, но зато будто чуть-чуть остыла, а потом превратилась в огненный шар размером с кулак, не меньше.

Я остановилась и еле смогла сказать:

– Стой. Я сейчас… Всё.

И упала в траву, не соображая, не слыша и почти ничего уже не чувствуя, кроме этого огненного шара.

Вик остановился, обернулся и за мгновение будто стал старше.

– Сейчас, – сказал он. – Потерпи, пожалуйста!

Я не знала, что он сделает сейчас, но ничего, кроме как «потерпеть», мне не оставалось. А он рывком расстегнул карман на груди, вытащил серебристый баллончик и сел на траву рядом со мной.

– Открой рот.

Я хотела спросить, что это у него, но сил не хватило. А вот рот открылся сам, и Вик направил баллончик так, чтобы струя из него попала как можно точнее. И она попала – в рот, в горло, и даже, кажется, глубже, чем это в принципе могло быть.

Я задохнулась, перед глазами поплыли радужные пятна, сердце сжалось, а потом то ли забилось тихонько, то ли вовсе замерло.

Не замерло на самом-то деле. Я вдохнула прохладный, пахнущий почему-то сеном воздух, стряхнула с ресниц слезы и поняла, что нет больше обжигающего шара. Ни шара, ни искры, ничего.

– Отпустило? – спросил Вик.

Я осторожно кивнула. Он помог мне подняться, но я все равно боялась. Вдруг сейчас опять заболит от резких движений или просто закончится действие лекарства?

– Ничего, это бывает, – сказал Вик.

Голос прозвучал ровно, как будто он сам ничего особенного в моем приступе не заметил. Подумаешь, упала девчонка. Вон, говорит, бывает. Не скажу, что меня это успокоило, но, с другой стороны, если бы Вик сейчас надо мной трясся, я бы испугалась еще сильнее.

– Что бывает? – все-таки уточнила я.

– Плохо. От воздуха. От воды. И вообще. Тут же все другое. Думаешь, зря нас на карантин посадили?

– А не зря?

– Ну такое не очень часто случается. Но с теми, кто здесь в первый раз, не так уж и редко. У меня было.

– Так ты уже сколько туда-сюда попадал?

Вик усмехнулся:

– Да я только и делаю, что попадаю. Главное, что лекарство есть. И не те, дурацкие, из аптечки, а нормальное. Местное.

– Откуда, кстати?

Вик прищурился:

– Ну я же сюда тоже не с пустыми руками приходил. У местных тоже кое-чего нет, что у нас есть.

– А чего нет? – не отставала я.

Идти мне было еще страшно, а стоять и болтать – в самый раз. К тому же и узнать хотелось хоть что-нибудь про этот непонятный мир. Или вовсе не мир, а закуток нашего мира, просто хорошо огороженный?

– Ну чего, – как-то сразу потерял энтузиазм Вик. – Я тебе скажу, а ты же меня будешь считать чудовищем.

– Не буду, – пообещала я. – Ты меня сейчас спас, в конце концов.

– Ну спас. Но это для собственного удобства, можно сказать. У меня на тебя большие планы.

Я отшатнулась от него.

– Какие планы? Я думала, что мы сейчас пойдем к Рихтеру.

Даже от одного слова «Рихтер» мне стало чуть теплее и на душе, и в сердце. Как же я его люблю. Как же я без него живу столько времени. Как?!

– Пойдем-пойдем, – успокоил Вик. – Рихтер – это святое.

Ох, как мне не понравилось его выражение лица, которое появилось при этих словах!

– Ну ладно-ладно, – сказал Вик. – Я пошутил. Чего ты? Мои планы очень просты. Я отведу тебя к Рихтеру – сделаю доброе дело. Сам себя опять зауважаю. А то уже как-то перестал. Вот и все.

– Хорошо, – кивнула я. – Но ты и так вполне заслуживаешь уважения.

Мне показалось, что прозвучало это довольно убедительно.

– Пойдем уже?

– Пошли.

– А как ты узнал, где его искать?

Вик посмотрел на меня внимательно:

– Ты мне не веришь, что ли? Все же просто. Этот мир – он как наш, только чуть-чуть другой. Если в нашем мире Рихтер учился в музыкальной школе города N, значит, и в этом мире он в ней учится. Но разница тоже есть, конечно. Скорее всего, здесь у него пальцы не сломаны. Скорее всего, здесь он может стать профессионалом.

– Ясно, – кивнула я. – Пошли.

И мы пошли.

У меня в голове что-то звенело. Негромко, жить особо не мешало, но мне все равно не нравилось. Это напоминало многоголосый писк комаров, который можно услышать в мае, где-нибудь у реки, но там, где нет ветра, зато есть густая тень.

– Как-то мне опять не очень, – честно призналась я Вику. – Даже в ушах звенит.

– Ну ты даешь, – остановился он. – Ты правда, что ли, решила, что это в ушах?

– А где?

– Это от Станции. Она всегда так гудит ближе к полудню. Не парься.

– Какая станция?

– Железнодорожная.

– Тут есть железная дорога? – удивилась я.

– Тут все есть. Просто мы на краю мира. А чем дальше, тем реальней. Да нет, я далеко не был. Но