Случайный спутник - Эвелин Беркман

— Конечно, — удивившись в очередной раз, улыбнулась она куда-то в пространство, стараясь ненароком не взглянуть на него.

— Вас интересует Юденферштек, — начал он. — Эта еврейская община была основана в 1680 году, когда правящий герцог пригласил некоего еврейского ростовщика поселиться здесь вместе с семьей. Герцогство Восточная Франкония было очень бедным, жители занимались земледелием, но торговля почти не развивалась, а герцог всегда нуждался в деньгах. Поэтому сначала он пригласил одного ростовщика, потом разрешил въехать Г и другим семьям. Поскольку слух о том, что герцог покровительствует евреям, распространился, население общины росло. Она просуществовала до 1720 года и насчитывала тогда, я пола гаю, свыше ста человек. В сугубо меркантильном смысле это было процветающее поселение, которое, как и рассчитывал герцог, успешно способствовало развитию торговли.

Похоже, подумала Марта, в 1720 году, с кончиной принцессы, многое и многие прекратили свое существование. Однако какая фантастическая удача набрести на столь знающего человека, и при этом всего лишь продавца газет! Впрочем, в манере, в которой он излагал свою мысль, чувствовалось нечто, чего Марта никак не могла определить. Что-то очень знакомое, но ускользающее от названия… Между тем она внимательно слушала, боясь пропустить хотя бы слово. — Неприятности начались, — продолжал он, по-прежнему неловко прижимая подбородок к груди, — когда сын герцога, Виктор, женился на девушке много моложе себя, принцессе Шарлотте. Пожалуй, Марта могла бы удивить его тем, сколько известно ей об этой принцессе… — И почти сразу после замужества принцесса стала настаивать на удалении евреев из Восточной Франконии. Ее свекор, герцог, очень любил ее, и она всеми силами старалась на него повлиять. — Это на нее похоже, — не удержалась Марта, прервав своего на удивление осведомленного собеседника, — судя по тому, что я о ней слышала. Но вы должны помнить, — бесстрастно отвечал он, — что она выросла при дворе Людовика XIV, который протестантов не терпел в своем государстве, не говоря уж об иудеях. Нет, принцессу нельзя винить: она всего лишь следовала законам своего времени.

— Значит, герцог изгнал евреев в угоду своей невестке?

— Нет-нет, все гораздо сложнее. Я ведь предупредил вас, что это долгое дело, — произнес он, словно извиняясь, — но если я вам наскучил… Помилуйте! — испугалась Марта и в волнении перевела было взгляд на него, но вовремя спохватилась. — Мне интересно до чрезвычайности!

— Нет, герцог не хотел изгонять евреев, — продолжил продавец газет почти с воодушевлением. — В обнищавшем герцогстве они укрепили торговлю и тем самым увеличили налоговые поступления в казну. А денег герцогу требовалось немало — на любовниц, на карты, на балет и оркестр, двор его, пусть небольшой, был веселым и блестящим. Обладая легким нравом, старик любил роскошь и забавы.

— Сын пошел не в него, — не смогла не заметить Марта. — Да, Виктор отличался от отца, как ночь ото дня, — согласился он. — Итак, в течение нескольких лет герцог ухитрялся — не обсуждать с принцессой еврейский вопрос. — Помолчал и, тяжело вздохнув, сказал: — Но в начале 1720 года начались совсем другие неприятности.

Она промолчала, прекрасно зная, что это были за неприятности.

— Принцесса влюбилась в молодого француза, некоего Маньи, конюшего старого герцога. Интрижка оставалась незамеченной, пока принцесса не передала де Маньи невероятной ценности драгоценный камень, чтобы он смог уплатить свои карточные долги. Де Маньи заложил камень местному ростовщику Якову, потом подстерег его в лесу, чтобы отобрать драгоценность, и был на месте преступления арестован. Но, вероятно, эту часть истории вы знаете?

— Отчасти, — кивнула Марта.

— Ну, тогда вернемся в Юденферштек. После смерти Шарлотты Виктор настоял на изгнании еврейской общины. Герцог боялся сына, у которого был более сильный характер, и на этот раз не смог воспротивиться. Все евреи из герцогства были удалены.

— Поскольку Яков участвовал в этом деле?

— Да. Тот совершил государственное преступление. Видите ли, камень был собственностью государства.

Оба они помолчали немного, прежде чем Марта произнесла:

— Мне кажется, выбора у Якова не было…

— Я тоже так думаю, — согласился старик. — Вероятно, де Маньи закладывал камень от имени принцессы, так что Яков не мог ей отказать, и в то же время, из страха перед ней, не смел сообщить об этом ни принцу, ни герцогу. Да, бедняга Яков оказался между двух огней, положение не из удачных.

— Что сталось с камнем? — спросила она наугад.

— Рубин? Он исчез.

— И вы не знаете, куда?

— Никогда не думал об этом, — равнодушно сказал он. — Рубины меня не интересуют.

Она помолчала, представив себе Юденферштек: широкое серое небо, полуразвалившиеся дома, синагога, заросшее травой кладбище…

— Якова похоронили на кладбище Юденферштека?

— Нет. Якова нигде не похоронили. Его принародно казни ли и оставили на виселице для устрашения.

— А-а… — выдохнула она с неожиданным для себя самой со страданием.

— Октябрь, — сказал продавец газет, подсчитывая в уме. — Это случилось в октябре. Птицы, наверное, какое-то время летали над ним, делали свое дело. Потом, зимой, то, что осталось от тела, замерзло, а весной рассыпалось в прах. Нет, Яков нигде не похоронен.

— А какая у него была фамилия? — спросила она внезапно.

— У него не было фамилии. Евреи тех дней носили только родовое имя, как арабы.

— А-а, — снова повторила Марта. Больше сказать было нечего. Бесфамильный Яков, ослепительная Шарлотта, прекрасный де Маньи, так странно и тесно объединенные смертью… Ее мысль обратилась к незнакомцу напротив, и она украдкой бросила на него взгляд. Открыв глаза, он сосредоточенно рассматривал свои ладони. Как заплатить ему за неоценимую помощь? Чутье подсказывало, что о деньгах нечего и заикаться. — Как мне отблагодарить вас? — начала она и нечаянно посмотрела ему прямо в лицо. И снова он вздрогнул и сжался, а зрачки его заметались. Устыдившись своего промаха, она отвела взор и продолжила: — Вы очень мне помогли. Скажите, пожалуйста, что я могу для вас сделать? Могу ли я прислать что-либо из Англии или Америки? Я буду там через несколько недель. — Вы возвращаетесь в Америку? Счастливица. Нет, спасибо, мне ничего не нужно. Этого, — он обвел свою каморку рукой, мне достаточно, чтобы прожить, а больше я ничего не хочу. Совсем ничего, добавил он мягко, но окончательно. — Тогда, — испытывая неловкость, сказала Марта, — тогда позвольте мне еще раз поблагодарить вас за вашу необыкновенную доброту. — И почувствовав вдруг, что этого мало, она вздумала сделать ему комплимент: — Вы большой знаток местной истории. Это что, ваше хобби?