Важнейшее из искусств - Сборник

– Господин инспектор! – Я поднял голову и увидел Мозеса. – Влезайте! – грозным шепотом приказал он. – Есть разговор.

– Вы серьезно? – таким же громким шепотом ответил я. – Я же не альпинист. Тем более не погибший. И стать таковым не тороплюсь.

– Проклятие! – раскатисто прорычал Мозес со все возрастающим раздражением. – Высуньтесь в окошко вашей комнаты.

– Послушайте, Мозес, – начал я решительно, – я только что вышел. У меня масса дел…

Отчего-то мысль о новой встрече с Альбертом Мозесом совершенно не прельщала меня, так же как и мысль снова возвращаться в отель. По правде сказать, я до сих пор не мог найти в себе силы, чтобы наконец решиться: верить или не верить Мозесу. В его словах, в самом выражении его неприятного бульдожьего лица было что-то затравленное и болезненное, отчего его становилось жаль. И в эти моменты я был готов согласиться помочь ему, даже не веря в его историю. Помочь, если это могло хоть немного его утешить. Но порой его грубость, заносчивость и безапелляционность приводили меня в такое бешенство, что, даже и допускай я возможность, что все, что он рассказал, это правда, я и пальцем не шевельнул бы ради такого человека, как он. И я решил во что бы то ни стало настоять на своем.

– Инспектор, – прикрикнул из окна Мозес, – у меня нет такой массы дел, – язвительно добавил он, – но и времени на ваши капризы у меня тоже нет. Высуньтесь в окно вашей комнаты! Теперь вылезайте на парапет, – рявкнул он, когда я наконец показался из своего окна.

Я медлил,

– Ну? – произнес он, выставив вперед руку с растопыренными пальцами.

– Что? – опасливо переспросил я.

– Давайте полезайте! – рявкнул Мозес. – Вы что же, хотите, чтобы нас с вами заметили?

– Нет, – ответил я.

– Ну, так что ж вы стоите, Глебски, или как вас там?! Полезайте!

– Я?

– Да вы, вы! – рассвирепел Мозес. – Я-то уже здесь.

Видимо, на лице моем отразилось что-то такое, отчего он смягчился и еще раз тряхнул в воздухе протянутой рукой.

– Да не бойтесь вы, – добродушно проговорил он. – Даже несмотря на то, что вы так и не ответили, верите ли вы мне и согласны ли помочь, я не собираюсь выбрасывать вас из окна. По-моему, вполне достаточно бедняги Хинкуса. Ольга подхватит.

Откуда-то сверху вытянулась и ухватила меня за ворот длинная и тонкая женская рука и молниеносно втащила в комнату Мозеса. Ольга отряхнула свои изящные маленькие ручки и поправила безупречную прядь волос.

– Здравствуйте, инспектор, – нежно улыбнулась она. – Как я рада вас видеть. Вы так редко заходите к нам.

– Что делает вам честь, – добавил Мозес, саркастически хмыкнув.

– Так с Хинкусом… это вы? – спросил я.

– Почти, – уклонился от ответа Мозес. – Скорее, ваш полоумный режиссер. Не предупредил о том, что будут пугать по-серьезному. И Ольга немного перестаралась с лицедейством. Вот старичок и слетел с катушек.

– Что это у вас? – я заметил на ногах у Мозеса большие, похожие на коробки из-под обуви колодки, крепящие ноги к полу.

– Да так, придумка одна. Даже Ольга снять не может.

Ольга потупилась, продолжая ослепительно улыбаться, но Мозес, не обращая на нее внимания, снова заговорил:

– Сейчас речь не об этом. Он здесь.

– Кто? – машинально переспросил я.

– Чемпион! – рявкнул Мозес.

– Почему вы так решили?

– Вы ненаблюдательны, инспектор. Вы не заметили, что кнопка «1» на телефоне вашего Кревски уже давно отвечает, что шеф недоступен. А ведь Чемпион никогда не оставляет без присмотра сложные операции. Он, скорее всего, уже давно растворился здесь, в съемочной группе. Никто и не подумал сопоставить, когда, кто и с кем говорит по телефону. Зато теперь, когда ему нужно приглядывать за мной, да так, чтобы я его не вычислил, кнопка «1» и молчит. И в прошлый раз он тоже был здесь сам. Я это понял во время допросов у них. Он слишком хорошо знал, что произошло на самом деле. Знал такие подробности, которые мог знать только постоялец отеля.

– И вы его узнали?

– Нет, – горестно ответил Мозес. – За все это время мне не позволили ни разу увидеть Чемпиона. А с тех пор как нас взяли и погиб Луарвик, прошло уже двадцать три года. За это время человек может сильно измениться.

– Но ведь вы же видели его тогда в отеле. Неужели никто из съемочной группы не показался вам смутно знакомым? – недоумевал я.

– В том-то и дело, – сердито отмахнулся Мозес. – Мне тут весь актерский состав показался знакомым. Ваш режиссер хоть и полнейший бездарь, зато человек старательный и дотошный.

– Но вы все-таки уверены, что Чемпион в отеле? И именно среди главных героев фильма? – допытывался я, но Мозес только кряхтел, качал крупной головой и вытирал белоснежным платком пот с красной бычьей шеи.

Ольга прекрасным изваянием неподвижно стояла рядом и улыбалась, и от этой ее улыбки мне с каждой минутой становилось все неуютнее.

– Я ни в чем не уверен, к сожалению. Просто это было бы в его духе – явиться на кастинг и попробоваться на роль себя самого…

– Но тогда он, наоборот, не должен быть точной копией. Ведь вы же сами говорили, что за двадцать три года человек мог сильно измениться. Скажите, Мозес, а может быть, кто-то вам, наоборот, показался не слишком похожим?

– Пожалуй, все в той или иной мере не совсем похожи и одновременно такие же… – в задумчивости пробормотал Мозес. – Хотя… с теми технологиями, которыми я снабдил его, Чемпион мог сделать себе любую внешность…

– Ну тогда вариантов не так уж и много. Симонэ отпадает, – я яростно прикидывал в уме цифры и приметы, – двадцать три года назад ему было не больше десяти, а мне лишь слегка за двадцать, поэтому и я тоже. Олаф – не человек. Остаются Хинкус, дю Барнстокр и Сневар. За Хинкуса я ручаюсь. А вот фокусник и Алек… Алек подходит по возрасту, но настоящий Сневар умер прошлой зимой. Дю Барнстокру, проживавшему тогда вместе с вами в отеле, сейчас за девяносто. А при его телосложении шестьдесят, семьдесят – все едино. Но я едва ли смогу дать Казику больше семидесяти пяти, даже представив, что он знает секрет эликсира вечной молодости…

– Хватит, хватит! – Мозес замахал руками. – Я не заставляю вас играть в детектива. Мне нужно убраться отсюда. И если Чемпион здесь и следит за нами, это становится чертовски сложной задачей. Когда Хинкус упал, Ольга уже попыталась передать сообщение, она ведь оставалась одна на крыше. Станция сама по себе мощный усилитель сигнала, но наш маленький передатчик оказался слишком слаб. Здесь нужно нечто более мощное. Олаф нашел станцию, пометил маршрут, расчистил и разблокировал вход. Завтра на рассвете вы с ним пойдете туда и заберете более сильный передатчик.

– Вы все время повторяете, что за вами следят, но при этом говорите, что Андварафорс успел раскопать вход в станцию и этого никто не заметил… – сказал я, все еще не в силах справиться с подозрениями.

Однако Мозес, казалось, был готов к любым моим сомнениям, потому что ответил сразу, не задумываясь ни на секунду:

– Поймите, Петер, – Мозес снова отхлебнул из кружки, – здесь, в долине, они не могут следить за каждым шагом. Здесь все и всё на виду. Но поверьте мне, они знают, кто куда отлучался и когда возвратился. Они знают, что мне из отеля не выйти, поэтому затаились и ждут. Ждут, когда Олаф принесет мне передатчик. Кто знает, что они планируют сделать потом: сразу забрать его или позволить мне выйти на связь, а потом захватить тех, кто за мной прилетит? Но я не желаю ни того ни другого! И я хочу, чтобы вы и Олаф оставили негодяев с носом!

Видимо, все мои чувства относительно перспективы путешествия с Андварафорсом ясно отразились на моем лице, так как Мозес умоляюще произнес:

– Не надо делать такое лицо, инспектор. Он вам не соперник. Он всего лишь машина. Вы же не станете ревновать женщину к телевизору?

– Женщина в данном случае не в курсе, что это телевизор! – огрызнулся я.

– Инспектор, я прошу вас: на пару дней перестаньте изображать Отелло и помогите мне улететь. Я возьму с собой и Олафа, и Ольгу. Те, кто заберет меня, найдут способ уничтожить и остальных андроидов. И вы получите вашу даму. Просто помогите мне. Ведь вы поможете?

Я кивнул, и Мозес продолжил:

– Утром, в шесть часов, вы отправитесь к Бутылочному Горлу, к месту, где лыжня извивается небольшой восьмеркой. От нее бегите пятьдесят метров на северо-восток. Вы сразу заметите вход, как только дойдете до восьмерки. Вы ведь ходите на лыжах?

Я нехотя признался, что на лыжах хожу довольно посредственно, но Мозеса это совершенно не огорчило.

– Это не важно. Олаф прекрасно ходит на лыжах. Он отвлечет преследование, если таковое будет. Вы спуститесь внутрь станции…

– Постойте. А почему сам Олаф не может принести вам передатчик? – перебил я, чувствуя, как холодок пробегает у меня по спине. В одно мгновение мысль о том, что мне придется спускаться в чрево больше двадцати лет назад похороненной под снегом инопланетной станции, наполнила мою душу страхом. – Ведь он наверняка более вынослив и приспособлен к подобной работе. Вдруг там придется разбирать завалы?… А там, должно быть, все разваливается!…