Преторианец - Саймон Скэрроу

Когда на преторианский лагерь опустилась ночь, Макрон с Катоном как раз сидели в парилке лагерной бани. Обменявшись несколькими словами со своими новыми товарищами, они заняли скамью в укромном уголке, где их не мог подслушать никто из гвардейцев, рассевшихся по всему пространству душной парилки. Некоторые из них были заняты разговорами, но большинство просто сидели, наслаждаясь жаром, и по их голым телам текли струи пота.

У Макрона со лба тоже скатилась тяжёлая капля, и он заморгал. Потом вытер лоб и посмотрел на Катона. Тот был погружён в глубокую задумчивость, глядя невидящим взглядом в мозаичный пол перед собой. Ранее он посетил явку и обнаружил там послание от Септимия, в котором тот требовал от них рапорта об уже проделанной работе. Они должны были встретиться с ним через два дня.

– Ставлю сестерций, что знаю, о чём ты задумался, – тихонько сказал Макрон.

– Что? – Катон оглянулся по сторонам.

– Знаю я, что означает это твоё выражение лица. Так что тебя тревожит?

– А то, что мы пока что ничего не разузнали. И вообще, я не понимаю, каким образом мы будем делать то, чего хочет от нас Нарцисс. Эти Освободители ведь вовсе не объявляли набор новых участников заговора, да и мы с тобой пока что не обнаружили никаких следов их гнусной деятельности.

– А как насчёт Синия? – спросил Макрон. – Он мне кажется очень подозрительным типчиком.

– Да, правда. Но у нас нет никаких доказательств, что он связан с какими-то заговорщиками. – Катон пожевал нижнюю губу. – А отсюда возникает вопрос: может, Нарцисс гоняется за тенью? Что, если те, кто организовал засаду и ограбил конвой с деньгами, просто имели целью заполучить это серебро и ничего больше?

– Вполне возможно, – согласно кивнул Макрон. – Но как тогда быть с показаниями того типа, которого пытал Нарцисс? Он же сознался, что работал на Освободителей, и даже выдал имя одного из них.

– Ну, в этом нет ничего удивительного. Палачи знают своё дело, они любого могут сломать. Только насколько надёжна информация, полученная под пыткой? Как я полагаю, если она длится достаточно долго, любой человек сломается и расскажет тебе что угодно, лишь бы избавиться от дальнейших истязаний.

Макрон некоторое время думал, потом кивнул:

– Ну хорошо. Но предположим, что эта информация верная. Стало быть, нам нужно будет сосредоточить внимание на центурионе Лурконе, когда он вернётся в лагерь из отпуска. Следить за ним, смотреть, с кем он общается. Если он руководитель заговора, мы скоро об этом узнаем.

– Да, видимо, так. – Катон вздохнул. – В любом случае, пока что он – наша единственная реальная возможность что-то выяснить.

Они посидели в парилке ещё немного, потом растёрлись бронзовыми щётками, сдирая с себя грязь вместе с выступившим потом. Потом перешли в предбанник и нырнули в бассейн. Холодная вода в нём заставила обоих охнуть. Катон замолотил руками, с резкими взмахами проплыл бассейн до конца, потом вернулся и вылез и направился в раздевалку, где тщательно вытерся полотенцем из тех, что сушились на вешалке над трубами гипокаустов[8]. Макрон присоединился к нему, и они начали одеваться.

– А знаешь, – начал Макрон, – ведь если никакого заговора не существует, а мы просто охотимся за бандой грабителей, тогда нам придётся гораздо труднее. Заговор нуждается в привлечении новых участников, чтобы добиться поставленной цели. А любой, кто связан с простым грабежом, будет стараться держать язык за зубами.

Катон кивнул.

– И в таком случае, – продолжал Макрон, – нам с тобой ничего не светит, поскольку Нарцисс никак нас не наградит, если мы не представим ему результаты, которые ему нужны. Стало быть, каким бы идиотизмом это ни выглядело, нам надо бы молиться, чтобы такой заговор и впрямь существовал.

Они подошли ко входу в казарму. Там их уже ждал Тигеллин. Он ткнул большим пальцем в сторону кабинета центуриона:

– Луркон вернулся. И хочет вас видеть. – Тигеллин ухмыльнулся. – Уже час назад за вами посылал. Жаль, что я вас сразу не нашёл. Центурион не из тех, кто склонен терпеть всякие задержки. – Опцион сухо рассмеялся и пошёл к помещению своей секции. – Желаю удачи.

Макрон сжал губы, дождался, пока Тигеллин не удалится на достаточное расстояние, чтобы не услышать его слова, и со свистом пропустил воздух сквозь сжатые зубы.

– Ублюдок. Он же знал, куда мы пошли. Подставил нас.

Катон лишь пожал плечами:

– Ну теперь уж ничего с этим не поделаешь. Пошли.

Они прошли по коридору до двери в маленький кабинет рядом с личными апартаментами центуриона и увидели, что она открыта. Луркон стоял у окна и смотрел за ограду лагеря, на город, освещённый мерцающим светом факелов и ламп. Он стоял совершенно неподвижно, глядя в сторону императорского дворца, и его спина была едва освещена единственной масляной лампой, горящей на столе. Катон сделал знак Макрону, и они остановились прямо в дверном проёме. Задержав дыхание, Катон постучал по деревянной панели.

– Ты посылал за нами, господин?

Луркон быстро обернулся, и Катон увидел, что центурион моложе, чем он ожидал, ему около двадцати пяти лет. Волосы у него были тёмные, искусно подстриженные и уложенные напомаженными маслом колечками, образуя роскошную причёску над идеально очерченным лицом, довольно красивым. Его приятные черты тут же посуровели, он нахмурился.

– Это вы новички? Капитон и Калид? – спросил он тонким, резким голосом.

– Да, господин.

– Не торчите там. Заходите.

Они вошли в кабинет и встали перед столом своего командира. Он оказался выше Катона ростом, а когда чуть откидывал голову назад, то впечатление, что смотрит на собеседника сверху вниз, усугублялось.

– Где вас носило? Я уже вечность назад послал за вами. Почему вы были не в казарме?

– Прошу прощения, мой господин, мы были в термах, – пояснил Макрон.

– Уклоняясь от своих обязанностей, надо понимать.

– Нет, господин. Мы ветераны. Нас освободили от хозяйственных работ.

– Ветераны? – Луркон усмехнулся. – Вы, значит, считаете, что вам все обязаны обеспечивать лёгкую жизнь? И что вы, конечно же, лучше, чем все мы, остальные. И всего лишь потому, что вы успели где-то запачкать свои калиги и заполучить парочку царапин. – Он презрительно помахал рукой перед лицом Катона. – Да мне плевать, что вы ветераны. Все парни в моей центурии одинаковы, насколько это касается лично меня. А отныне вы оба зависите именно от меня, поскольку мне было приказано прервать отпуск и досрочно вернуться в лагерь, чтобы командовать на завтрашнем занудном представлении в честь императора. А я ведь мог бы оставаться в городе, веселиться и трахаться с какой-нибудь сенаторской женой или дочкой. Так нет, надо теперь торчать в лагере! Так вот, если уж мне пришлось оставить своих друзей и торчать здесь, то и вам, клянусь богами, неплохо было бы проявлять хотя бы минимум благоразумия и сделать милость явиться по первому вызову!

Катон сразу ощутил инстинктивную неприязнь к этому человеку, и ему вдруг стало до боли стыдно за свой шрам, так изуродовавший его лицо. Луркон со всем этим его шармом и внешней привлекательностью, несомненно, из тех молодых командиров, что пользуются успехом у столичных красоток. Возможно даже, из тех, с которыми может встречаться и пересекаться женщина вроде Юлии и даже благосклонно к нему отнестись. Мысль была глупая. Катон так и сказал себе, обозлившись, что утратил контроль над собственными чувствами, которые всегда старался подавлять.

– Мы явились сразу же, как только узнали, что ты нас вызвал, господин, – сказал Макрон.

– Ну не то чтобы сразу. Недостаточно быстро, – резко бросил Луркон. И пристально уставился на них, раздувая ноздри. – Ну ладно, познакомились, узнали друг друга, так что теперь вам известно, что мне требуется. В будущем, если я отдаю приказ, то должен быть уверен, что он будет исполнен немедленно. Если вы этого не станете делать, то я постараюсь, чтобы ваш ветеранский статус был аннулирован. И вы окажетесь по уши в дерьме, в буквальном смысле – будете до конца года чистить нужники. Вам всё понятно?

– Да, господин, – хором ответили Макрон и Катон.

Луркон снова поглядел на них:

– Завтра мы принимаем здесь императора. С обеих сторон от императорской ложи будет поставлено по одной когорте. Это означает, что все вы должны отлично выглядеть. Моя центурия должна быть лучшим подразделением во всей преторианской гвардии. Иначе мне придётся выяснять причины, почему этого не случилось. Так что не вздумайте меня подвести. Ясно?

– Да, господин.

– Тогда – свободны. Ступайте. Убирайтесь с глаз долой.

Они отсалютовали командиру, и Макрон первым вышел из комнаты, и они направились к лестнице. Центурион испустил вздох глубокого облегчения:

– Нет, ну каков засранец! Могу поспорить, этого спесивого ублюдка наверняка какая-то баба послала подальше. И теперь он отыгрывается на нас. А что касается этого вздора насчёт ветеранов… Проклятье! Ему бы следовало выказывать нам несколько больше уважения. – Он некоторое время злобно пыхтел, потом сказал: – Это всё из-за Тигеллина! Уж он-то точно знал, где мы находимся. Он был у себя в комнате, когда мы отправились в бани. Надо бы плотно побеседовать с этим опционом. Я на тебя рассчитываю.