Утраченный покой - Любовь Михайловна Пушкарева

собаку, одновременно лебезящую и готовую укусить. Мы молча разглядывали ее, она не вызывала во мне ни малейшего сочувствия. Молодая, похожая на парня волчица была слабой, а также подлой.

– Уж лучше голодай, чем что попало ешь, и лучше будь один, чем вместе с кем попало, – тихо произнес ТиГрей. Я удивленно взглянула на него: как-то не ожидаешь от шпаны цитат Омара Хайяма.

Мы с Тони молча развернулись и пошли обратно в здание, Дора попыталась что-то сказать, остановить нас, но все сменилось бессильными проклятиями. Тони по привычке скрестил пальцы, я же никак не отреагировала на ее слова, чувствуя, что они не в силах нам навредить.

– А все же что волки имели в виду? – спросила я, когда мы поднимались обратно в мой кабинет.

– То, что мы трахаемся не только в человеческом обличии, – не пытаясь подобрать слова, ответил волк, – и что полнолуние – это время зверя, а значит, охоты, драки и секса.

– Понятно… – с кислой миной бросила я. Проявилась еще одна проблемка…

– Тони, почему после того, как ты ушел из стаи Седрика, у тебя нет… партнерши?

Он пожал плечами…

– Ну… мне уже нет хода в наш бордельчик, а искать кого-то на улице… еще не искал.

– Бордельчик? С волчицами?

– Ага. Ты бы знала, как свободные сучки мечтают к нам попасть – сыто, безопасно, драться не надо… Отбираем только самых хорошеньких или самых диких. Хотя чего это я – не «к нам», а к лорду Седрику.

– Угу. Ты понимаешь, что за эти два дня должен решить все свои… постельные проблемы. Когда я начну вливать в тебя силу, ты должен концентрироваться на трансформации, а не на сексе.

Тони задумался.

– Понимаю…

– Ну, вот и ладно.

Понимать-то Тони понимал, но я не была уверена, что он сделает все как надо.

10

Оставшись одна, я вызвала Шона по ментальной связи, и он перезвонил. Обрисовав ему ситуацию с нашим волком, я попросила мягко «подвести» к нему подходящую человечку или же divinitas. Шон пообещал, что все сделает – ну что ж, будем надеяться.

Оставшиеся два дня до полнолуния промелькнули без особых событий. Тони попросил отгулы, что я посчитала хорошим знаком. Лиан постоянно подкармливал Пижму, следя, чтобы тот все время был чуть переполнен, больному флерсу это шло на пользу. Нет, он не пришел в себя, но чувствовалось, что его страх отступает. Ландыши… без изменений.

И вот поздним вечером Тони показался в моем кабинете, сейчас он напоминал скорее довольного жизнью кота, чем собаку, а тем более волка.

– Хорошо провел выходные? – поинтересовалась я.

– Чери, скотина, – довольный тон и смысл слов резко контрастировали.

– Да? Почему?

– Да и вы хороши. Влезли в мою личную жизнь.

– Ах ты, бедный. Я вижу, как ты пострадал от этого.

Он довольно хохотнул. А потом погрустнел.

– Она ведь не останется со мной…

– Кто? – не поняла я

– Ники.

– Ники? – так Шон Ники к нему прислал. Скотина!

– Для Ники год – все равно что для тебя месяц, так что не спеши расстраиваться, – я оставила свой гнев на инкуба при себе, поспешив утешить Тони.

Он на мгновение задумался над моими словами, но потом встряхнулся:

– Ну что, хозяйка, вроде бы все сделано, как ты хотела.

Да. Пора начинать, но все равно было страшно и хотелось потянуть время. За эти два дня я запасалась зеленой и белой силой и вроде бы была готова.

– Ну ладно, пойдем. Не в кабинете же тебя перекидывать.

– И то верно, хозяйка.

Мы зашли в апартаменты.

– Снимай футболку и ложись.

Нахальный волк скинул не только футболку, но и джинсы, хорошо хоть белье оставил и плюхнулся на кровать с довольной рожей.

– Тони, не зли меня, – предупредила я. – Руки не распускать. Ты уже решил, о чем будешь думать, чтобы перекинуться?

Он отрицательно замотал головой. Захотелось его стукнуть. Больно.

Видать, это желание отразилось на лице.

– Эй, хозяйка, не злись. Пойми, я не думаю во время трансформации.

– Ок. Что ты чувствуешь, чего ждешь?

– Чувствую боль, – мрачно отозвался он.

– Ну, а предвкушение полной свободы, бега… загнать дичь, оказаться сильнее ее… Тебе ведь нравится быть в зверином облике?

Тони сел и всмотрелся мне в лицо.

– Ненавижу быть зверем, ненавижу оборачиваться.

Я опешила.

– Почему?

Он опустил глаза и пожал плечами

– Может быть, потому что сейчас волк сам – жертва. Моего отца убили в волчьем обличии. Он пришел ко мне… Он приходил каждую луну, когда я жил на ферме, мы могли побродить вместе по ночному лесу, с ним было хорошо – свободно и… правильно. Но однажды отчим увязался за мной, отец на него зарычал, отчим подумал, что волк угрожает мне, и выстрелил, но не попал, а волк набросился на него. Они стали драться, и отчим убил его. Убил моего друга-волка. А потом я почти тащил на себе Чака домой, он тяжело опирался на меня и пару раз чуть не вырубился. И всю дорогу я плакал и обвинял его, а он молчал, не оправдывался и не успокаивал меня. Когда мать увидела нас, она молча набросилась на меня, хотела убить… Подумала, что это я его ранил… Чак оттащил ее и впервые ударил, чтоб прекратить истерику, она успокоилась, но… она и прежде не любила меня, а после того случая я для нее умер. Своими детьми она считала лишь дочек-близняшек. Я знал, что Чак мне не отец, он был рыжий, веснушчатый, мать блондинка, сестры – копии Чака, и на всех фото я смотрелся приемышем. Чак старался быть мне хорошим отцом, но быть хорошим отцом для волчонка невозможно. В пятнадцать лет я сбежал из дома и осел здесь, через два года я нарвался на волков Седрика, еще через год он лично впервые перекинул меня и принял в стаю. К тому моменту я уже знал, как зачинают волчат, почему мать ненавидела меня, кто был моим другом-волком и чего на самом деле боялся Чак… Вот поэтому я не люблю быть зверем.

– Ты простил Чака? – не сдержала я любопытства.

– Он был в своем праве. Отец любил мать, а она его – нет, видать, чуяла, кто