Освоение времени (СИ) - Ананишнов Виктор Васильевич

Однако поддержка есть поддержка, знаешь, что не один в огромном поле ходьбы.

Делали отметки. На восемьдесят пятой тысяче Маркос сообщил: — «Разница всего девять тысяч. У нас сейчас семьдесят шесть». А на последней, семидесятитысячной отметке наши различия уместились в девятьсот двадцать семь лет.

Аппаратчики любезно попрощались со мной, пожелали благополучного возвращения восвояси. Я ответил им тем же. Наши дороги разошлись. Полыхнув светом коконов, они исчезли, а я остался один, разочарованный и как будто обиженный, а кем, неизвестно, и высказаться, излить обиду некому.

Пошёл кого-то спасать, но получилось не так, как представлялось. Находился во времени досыта, а дела не сделал.

Проявился Иван в реальном мире без подготовки, где придётся.

Горячее солнце подбирало последние капли росы на травах. Песчаная степь с полосками близких и дальних рощиц и перелесков обдувалась неровным ветерком, потерявшим нужное направление и теперь не знавшим, что предпринять: то ли задуть во всю мощь, то ли затихнуть вовсе и впасть в полуденную сонную одурь.

Стрекотали кузнечики. В ногах Ивана, почуяв тень, застыла серовато-горчичная ящерица.

Иван полной грудью вдохнул вольный пряный воздух реального мира, бросил на землю рюкзак, уже не беспокоясь, что он затеряется неизвестно где, разделся, разулся, прилёг на жесткую траву и погрузился в приятную полудрёму, в которой недавние неприятности и раздражение рассеялись, а их место заняли непрошеные и негаданные желания и воспоминания.

Он заснул, разметавшись под жгучим солнцем.

— Ты, Ваня, уж слишком-то не переживай, — выслушав рассказ Толкачёва о походе с аппаратчиками, успокаивающе сказал Симон. — Я вот однажды заблудился во времени. Да, да… Как говорится, нашло на меня. Где проявился, забыл совсем. И что интересно, никак не мог определить направление, где будущее, а где прошлое. Мне тогда почудилась тень забвения, красиво говоря, в неведомых годах и полях.

— Да я, собственно, ничего, — сказал Толкачёв, а про себя почему-то подумал: — «Уж лучше бы потеряться. Хотя бы на время».

Симон покинул меня, а я промаялся бездельем не меньше дня. Сарый что-то бурчал себе под нос, но я его не слушал. Наконец, сказал, что еда на столе, а сам ушёл в поле ходьбы. Я не успел поесть, как опять появился Симон.

Он смотрел на меня странно. Как в первый раз видел.

— Ты у нас настоящий переполох устроил.

— У кого это, у нас?

— У нас, Ваня, значит у нас в будущем.

— Вы говорили, будущего времени нет.

— Я и сейчас говорю, что его нет.

Он что, разыгрывает меня? Я сдержался, не нагрубил, а помолчал, чтобы голос не дрожал, когда говорить начну.

А что говорить, не знаю. Симон, как всегда суховатый и царственный, смотрел на меня спокойным взглядом и при этом утверждал, что будущего времени нет, а сам из этого самого будущего к нам приходит.

Перед лицом его невозмутимости, я всё-таки как смог, так и выложил ему свои сомнения, вначале сдерживаясь, а к концу не стесняясь в выражениях, вплоть о его заумности и обидной снисходительности ко мне.

— Вот что, Ваня, — после небольшой паузы, когда я выдохся, промолвил, постепенно привыкающий ко мне, Симон, — ты потерпи немного со своими эпитетами и я тебе подробно расскажу о будущем. О будущем. И о будущем времени. Это не одно и то же…

— Вот ещё, — не смолчал я.

— А ты не фыркай! Так оно и есть. А сейчас о переполохе… у нас, в будущем… Я с тобой заговариваться стал… Там идентифицировали время, то, что определил ты, и то, что значилось у аппаратчиков.

— Ну и…

— Ты оказался прав.

Я так обрадовался, будто Симон подарил мне конфетку, а я, маленький лакомка, только о ней и мечтал.

— Хоть это… — гордо сказал я, одёргивая себя, чтобы не наговорить чего лишнего на их будущее. — Переполох-то отчего? Ходок им нос утёр, а им досадно?

— Об этом они и не подумали. Переполох оттого, что пропавшие аппаратчики в таком случае ушли в прошлое не на расчётные сто шесть тысяч лет, а куда-то за все триста восемьдесят или даже за пятьсот тысяч…

— Ничего себе вилка! Больше ста тысяч лет. Но какая разница в том, что они ушли дальше расчётной отметки? Ведь тогда в их аппараты должны быть заложены возможности обеспечения таких погружений в прошлое.

— Как какая разница?.. Разница хотя бы в том, что им разрешалась материализация за стотысячным пределом, и они, наверное, воспользовались случаем.

Я вдруг всё понял.

— И вновь стать на дорогу времени не смогли? — подхватил я его разъяснения наводящим вопросом.

— Да. Проскочили слишком далеко. Потерялись, провалились во времени, если хочешь…

И снова, как в тот вечер, когда я узнал об исчезновении дона Севильяка, кто-то ощутимо глянул на меня в спину из прошлого и даже прикоснулся к ней вековым холодом. Я знобко повёл плечами и почувствовал, если не страх, то тоску какую-то, потому что со всем этим, что-то подсказывало мне, придётся наверняка встретиться и преодолевать его.

Но только бы не сейчас! Я покуда ко всему этому не готов.

В последнее время я чувствовал себя каким-то усталым и разбитым. И постаревшим к тому же лет на сто. Оттого сообщение Симона о моей правоте и точности определять время в поле ходьбы и радостная гордость от этого меня не взбодрили. Вспыхнуло в душе лёгким светом и погасло. Совсем темно стало.

— Так что теперь?

— Мы просим тебя походить там и поискать их.

— В таком далеке? — воскликнул я. — Каким образом?

Не спеша, ровным голосом, Симон вкратце, а, может быть, и всё, что должен был мне передать из будущего, объяснил возможную стратегию поиска.

— Не густо, — понял я.

Он согласился и добавил:

— Сам знаешь. Ваня, всё дело случая. Во времени можно искать вечно и не найти. Если неизвестно, где искать… Ты и здесь прав. Но вот это должно тебе помочь, — Симон протянул брусочек величиной со спичечный коробок. — Индикатор. Он даст возможность нащупать аппаратчика, вернее его систему временного нейтрализатора или тайменда, если тот будет находиться в некотором промежутке данного времени в любой точке пространства Земли.

— Это меняет дело, — искренне обрадовался я. — Что я должен увидеть?

— Покраснение. Чем ближе, тем сильнее. И вот здесь обозначаются координаты аппаратчика и стрелкой — направление к нему.

— Ценная вещица. Может быть, у вас что-нибудь ещё припасено для меня?

Симон с печальной улыбкой покачал головой.

— Нет, Ваня.

— Да я шучу. Что мне делать при обнаружении людей?

— Поговорить, успокоить. Да, с ними можно говорить на английском. Там есть понимающие этот язык. Но я уверен, что все они снабжены лингвамами и смогут говорить с тобой по-русски.

— Это прибор? Лингвам?

— Что-то вроде этого, — уклонился от прямого вопроса Симон. — А что тебе делать?.. Ну, мало ли что с ними стряслось. Поддержать словом и делом, то есть попробовать вывести их в наше время, или вытащить из временной ямы, а там уж они сами смогут добраться до студии института…

— Там у вас целый институт занимается прошлым?

— Институты, Ваня. Несколько… А как же ты думал? Всё самотёком? И в них сейчас дым коромыслом. Переполох, но не связанный с жизнью аппаратчиков. Если ты прав, а их методы датировки не верны, всё надо будет пересматривать и переосмысливать. Ты даже не представляешь, что это означает. Относительность времени в прошлом — важная новость… И все их представления о течении времени в прошлом могут рухнуть, а с ними и существующая датировка событий тех давних лет. И окажется, Ваня, что Земля наша, например, недаром называется старушкой, и существует не шесть с половиной миллиардов лет, как у нас считали до сих пор, но десятки миллиардов, а возможно, кто знает теперь, и сотни. Вселенная же — и подумать невозможно, сколько! Притом жизнь на Земле зародилась так давно, что и определять теперь бессмысленно. Так-то, Ваня.