Мир в пузыре. Том I: Иллюзия реальности - Геннадий Источник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раненный качнул головой в надежде, что его оставят в покое. Изверг усмехнулся, разменная шею, раздался характерный хруст.
Жак на мгновенье повернул голову в сторону толпы, он хотел было позвать на помощь. Но сделать этого он так и не смог, он не смог найти глаз, сострадавших ему. Никто не смотрел в глаза раненного, все отводили взгляд. Никто не хотел обрушить на себя гнев садиста, нарекшего себя Господом Богом!
— Greifen ihn zu! — приказал немец своим солдатам.
Раненого тут же схватили по рукам и ногам, прижимая горло прикладом к полу. Эсэсовец убрал с него ногу и выпрямился, расправляя плечи, после чего он показался еще более высоким. В глазах офицера загорелся огонь ненависти и презрения. Левый уголок губы напряженно приподнялся, обнажив белоснежные зубы. Вновь проявился его неистовый оскал.
— Запомните, свиньи, с этого дня с вами никто обращаться хорошо не будет, — он достал офицерский кинжал.
На рукоятке лезвия блеснул все тот же символ орла, державшего венок со свастикой.
— Запомните этот день на всю вашу жалкую и никчемную жизнь. Вы просто утиль, мусор! Собачья гниль! Кусок большой массы дерьма! Вы никто здесь! Я ваш Бог! Я решаю здесь все, даже, что и кто будет есть, срать и дышать воздухом! Вы пустое место!
После чего он провел по острю каким-то камнем, проскочила пара искр.
— ЗАПОМНИТЕ ВСЕ! — приподнимая голову еще выше, громко сказал офицер. — Если вы будете хорошо себя вести, то вас будут кормить, одевать и дадут… ну, скажем так, ночлег. Но, вы обязаны работать во славу Германии и Третьего рейха! — и он вновь высек искру. — Но, если вас это не устраивает… — он резко замолчал, держа улыбку на лице, сверкая белыми зубами. — То, тогда… — вновь резко замолкая.
Офицер наклонился и уперся коленом в грудь раненого. После он сказал что-то неразборчивое на немецком, указав острым лезвием в подбородок Жака. Один из солдат тут же разжал жертве челюсть прикладом маузера[1]. Другие продолжали держать мужчину.
[1] Немецкий самозарядный пистолет.
Глава 5. Глаза змеи (часть 4)
— А если вас это не устраивает… — немец схватил язык Жака, — …будет больно!
После чего эсэсовец демонстративно вознес кинжал над головой, чтобы все его увидели, и одним махом отрезал язык своей жертве. Острое лезвие срезало и часть губы Жака, оголив нижнюю челюсть. Раненый закричал от боли, выплескивая кровь. Изверг приподнялся и швырнул что-то скользкое в сторону толпы. Разминая шею, он направился к ближайшему окну. По полу с его руки и орудия стекала алая кровь.
— Только так будет установлен „Новый порядок“! — спокойным голосом, вытирая кинжал о тюль, говорил эсесовец.
Он сморщил лицо, рассматривая окно, накрест заклеенное кусками грязных тряпок. Солдаты тем временем продолжали держать несчастного. Жак протяжно стонал и кашлял, захлебываясь в собственной крови.
Развернувшись к толпе со спокойным лицом, офицер махнул кинжалом.
Солдаты, отпустив Жака, разошлись по сторонам. Раненый тут же схватился за рот, выплевывая кровь, продолжая кричать от боли и непрерывно кашлять.
В толпе напуганных людей вновь заплакал ребенок.
Немец достал пистолет и выстрелил в голову окровавленного мученика. За окном ударила молния — и в помещении на мгновение стало ясно, как в солнечный день.
— Вот еще что, — продолжил эсэсовец, — если кто голоден, вот вам мясо. Жрите недолюди, — указывая кинжалом в сторону, куда только что он кинул что-то мокрое.
Офицер с ухмылкой на лице громко засмеялся, стараясь навести еще больше ужаса на людей. Нескольких человек в тот же момент стошнило.
— Вы все! — немец провел пальцем по округе. — Будете работать! Тунеядцы! И если хоть кто-то пискнет…
Ребенок продолжал плакать.
— Scheisse[1]! — оскалился немец. — Вы сами видели участь тех, кто не признал нас. За неповиновение — смерть! — произнес он спокойным голосом, направляясь к выходу. — Вывести ее во двор! Bringt ihr zum hof! — развернувшись, офицер указал кинжалом на женщину с ребенком. Diese Frau! — скалясь. — К стенке. Zur wand! — отдавая приказ.
В тот же миг ее схватила пара солдат на глазах у остальных несчастных.
— Что же это делается! — заплакала она, прижимая ребенка к себе еще сильнее. — Почему вы все стоите? Нас убивают. Господи! Боже! — продолжала женщина, пока немцы тащили ее к выходу.
Ребенок не прекращал плакать. Люди расходились, пропуская солдат. Они молча отворачивались, опасаясь за свою жизнь, и старались не смотреть женщине в глаза. Эсэсовец увлеченно наблюдал за всей этой картиной.
— Заткнись, сука! — спокойно произнес немец, убирая кинжал в ножны. — Если тебе дорага жизнь твоего выродка, не сопротивляйся.
Женщина продолжала плакать.
— Усекла?
Несчастная кивнула головой в ответ, прижимая к себе тканевой сверток. Изверг улыбался, наблюдая за ее реакцией.
Она в последний раз обернулась в сторону соратников. От стыда и страха люди продолжали прятать свои глаза. По щекам мученицы тонкими струйками текли слезы.
— Спасибо вам всем, — произнесла она на выдохе с улыбкой на лице. — Храни вас Господь и ваших детей!
После молодая мать посмотрела на немецкого офицера. Осознав неизбежность своего положения, она больше не сопротивлялась и направилась туда, куда вели ее солдаты. За ней последовал и падре Делакруа.
— Так-то лучше! — вполголоса сказал офицер. — Прекрасно!
Эсэсовец беглым взглядом осмотрел округу. Выдержав паузу, военный улыбнулся.
— Лишний рот, — сквозь улыбку, и он замолчал, наблюдая за реакцией. — Молчите? — вновь делая паузу. — Что же вы за нация такая, что своего брата или сестру защитить не можете? ТВАРИ! — немец хлопнул дверью главного входа.
Делакруа вывели во двор. Дождь лил как из ведра. Грязь, обломки и огромные лужи. Одетые в дождевики солдаты подталкивали священника стволами автоматов. Спотыкнувшись, он упал в лужу. Священника тут же наградили ударом о ребра.
— SCHNELL! — стали кричать ему солдаты, — SCHNELL! SCHNELL! — нанося удары.
— Halt! — подошел офицер.
Священник приподнялся, сдувая капли дождевой воды и крови со своих губ.
