По ту сторону тьмы - Марика Полански
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За его спиной покачиваясь стояла Светозара. Тёмные распущенные волосы прикрывали полуразложившееся обнажённое тело. В пустых глазницах зияла тьма. Бывшая жена неестественно вывернула голову и осклабилась в безумной улыбке.
— Добро пожаловать в Бездну, ведьмолов.
— Ты же ведь не думал, что я забыла про тебя? — Светозара протянула полуистлевшую руку и попыталась ухватить Риваана за лакцан.
Грязные когтистые пальцы рассекли воздух рядом с ним. Ведьмолов ловко увернулся и отпрыгнул назад.
Внезапно тела казнённых зашевелились. Неправильно, изломанно. Будто их дёргал за ниточки обезумевший кукловод. Они беззвучно срывались с деревьев, и под ногами мертвецов растекались багровые лужи. Ведьморожденные взяли Риваана в плотное кольцо, так, что не стало видно деревьев. Светозара злобно зашипела и, сбив ведьмолова с ног, вцепилась сгнившими пальцами в его лицо.
Риваан чувствовал себя мухой, угодившей в паутину: чем больше ведьмолов пытался бороться, тем сильнее она опутывала. Безотчётный ужас бил по оголённым нервам, вгрызался в душу, лишал разума.
В какой-то момент всё прекратилось. Исчезло всё: запахи, звуки, чувства.
— Скажи, ведьмолов, какого смотреть в глаза своим грехам? — издевательски ухмыльнулась Тьма.
«Вспоминай, зачем пришёл», — зазвенел в сознании голос Мары. — «Вспоминай. Иначе Межмирье поглотит тебя». Сквозь мертвящее оцепенение, сковавшее его душу, Риваан почувствовал, как чьи-то руки подхватили его и выбросили обратно на лесную опушку.
На поляне был кто-то ещё. Ведьмолов повёл ноздрями. Тонкий, едва различимый древесный аромат с тёплыми нотками женского тела казался знакомым. Запах заставил его подняться и оглядеться.
Лада сидела на плоском камне спиной к нему. Риваан узнал бы эти пушистые рыжие волосы, непослушно торчащие в разные стороны, среди тысячи других. Из-за них голова казалась непропорционально большой. Как головка одуванчика на тоненьком стебельке. Такая же смешная и трогательная. Ведьма что-то напевала себе под нос, накручивая прядь, ставшей медной в багровом воздухе. Неподалёку от неё мирно пощипывал траву тонконогий олень с большими антрацитовыми глазами. Заметив ведьмолова, он вскинул голову с великолепными рогами и исчез в зарослях орешника.
Пение прекратилось, но Лада не обернулась. Лишь рука на мгновение замерла в воздухе, сжимая прядь. Стараясь не спугнуть, Риваан подошёл и опустился на камень рядом с двоедушницей. Ладонь мягко сжала холодные женские пальцы, словно боясь причинить боль.
Лада вздрогнула и замерла. Широко раскрытые глаза не моргая смотрели куда-то в пустоту перед собой. Тёплый запах стал гуще, он обволакивал и дурманил сознание.
Риваан притянул к себе двоедушницу и бережно обнял. Безотчётно, просто потому, что так ему казалось правильным. Её голова послушно легла на широкую грудь, и, зарывшись носом в пушистые волосы, ведьмолов втянул сладковато-древесный аромат и с наслаждением прикрыл глаза.
— Ты очаровательно пахнешь, — тихо сказал он. — Чем-то сладким…
Лада не сопротивлялась, не пыталась вырваться. Такая мягкая и податливая, — бери и делай что хочешь. Риваан легонько погладил её по щеке.
— Я не вернусь, — глухо произнесла ведьма. — Не знаю, как ты сюда попал, но я не вернусь… Мне здесь хорошо. Мне спокойно.
— А там тебя Мира ждёт. Она переживает за тебя.
Лада промолчала.
— Холодно. Здесь всегда холодно?
— Я не знаю. Я не чувствую, — она внезапно вскинула руку в сторону дома, темнеющего между толстыми стволами дуба. — Ты хотел знать, что со мной произошло. Тот человек приходился другом моему отцу. Мне тогда было десять. Или одиннадцать. Я плохо помню, что и как случилось… Никто не знал об этом. А если бы я рассказала, не поверили бы. мало ли что ребёнок сочиняет? Тем более, ребёнок с особенностями… Можешь заглянуть в окно. Тебя всё равно не заметят…
В груди ведьмолова стянулся неприятный толстый жгут. Словно его заставляют делать что-то отвратительное. На душе стало мерзко, будто это он, прикрываясь благочестием и добрым именем, дал волю животной одержимости.
— Ты, правда, хочешь остаться? Неужели тебе хочется оставаться с тем, что тебя когда-то сломало?
Лада неопределённо пожала плечами.
— Здесь меня хотя бы не пытаются убить за то, что я не такая, как остальные.
— Это Межмирье, Лада. Ты будешь проживать раз за разом тот страшный день, не в силах что-либо изменить. Неужели это намного лучше, чем бороться за свою жизнь?!
Голос прозвучал резче, чем он хотел. Бессильная злость охватила Риваана. Хотелось взять и как следует встряхнуть ведьму, чтобы та пришла в себя.
Плечи Лады вздрогнули, и женщина, закрыв лицо руками, расплакалась. Риваан тяжело вздохнул и покрепче прижал её к себе. Он мог спокойно перерезать горло ведьмаку и равнодушно взирать на казнь сотен, как тогда в Вальдане. Но женские слёзы выбили у него почву из-под ног.
— Я знаю боль, — прошептал он в растрёпанные рыжие волосы. — Сначала кажется, что её можно не замечать. Затем — что можно вынести. Однако потом понимаешь, что с ней невыносимо жить. Тогда начинаешь искать причины, чтобы преодолеть боль… Пожалуйста, Лада, просто поверь мне. Тебе больше не придётся жить в страхе. Я не сделаю тебе ничего плохого. И другим не позволю. А если захочешь, помогу тебе с деньгами. Ты сможешь уехать из столицы куда душа пожелает. Я помогу тебе… — ведьмолов выдавил улыбку, радуясь, что Лада не видит, насколько вымученной она получилась.
Она помолчала несколько минут и наконец тихо произнесла:
— Хорошо. Только не пугай меня больше. Я этого не выдержу.
— Не буду, — ответил Риваан, чувствуя, как в груди разливается блаженное тепло.
Глава 10. Возвращение
Только в детских сказках пишут о том, как герои возвращаются с того света и при этом у них ничего не болит. У меня же ломило всё тело. Начиная от моей взлохмаченной головы, которая буквально разрывалась на куски, заканчивая пальцами на ногах. Помнится, в академии подруги ухитрились протащить несколько бутылок южного розового шампанского. А между тем южное розовое славится не только восхитительным виноградным вкусом с нотками мяты, но и дичайшим похмельем. На следующий день посиделок половина благородных девиц завидовала мёртвым. Другая половина сочувственно качала головой и неодобрительно цокала языком, скрывая злорадство.
Но утро после весёлых девичьих посиделок мне показалось благодатью по сравнению с первыми мгновениями пробуждения. Опухшие веки не хотели подниматься. Сквозь них пробивалось красное марево, настолько яркое, что желудок неприятно свернуло в тугой узел. Острая боль резкими толчками пульсировала где-то в макушке, отдавая в виски. К горлу подкатила противная тошнота. Спина затекла и ныла от давящей ломоты в мышцах. Хотелось свернуться калачиком, натянуть одеяло на голову и тихонько выть.
Однако стоило чуть пошевелиться, как от поясницы к ногам побежали огненные ручьи. На
