Александр II - А. Сахаров (редактор)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выпив ракии[54], принялись шумно вспоминать Петербург, товарищей по службе. Завели речь об ополчении. Полковник Вяземский сказал:
– Считаю за честь приложить руку к возрождению войска болгарского. Наша наипервейшая задача – создать офицерский корпус.
– Позвольте, – вставил командир третьей дружины капитан Попов, – необходимо создать из дружинников регулярные воинские части. Наше ополчение – ядро будущего болгарского войска, а в нём вечно должны жить славные традиции войников, которые сегодня вместе с русскими солдатами сражаются за свою отчизну.
– Славно сказано, други, – поддержал Попова подполковник Кесяков. – Мы, болгары, боролись против османов, страстно желая свободы отечеству. Члены организации «Молодая Болгария» мечтали о счастье и свободе для своей страны. Но враг оказывался сильнее нас, и каждое наше выступление мы оплачивали дорогой ценой, кровью. Десятки тысяч болгар погибали под ятаганами головорезов-башибузуков. – Кесяков пристукнул кулаком по столу. – Но самое страшное, други: турки увозили в гаремы наших невест, красавиц, они рожали османам сыновей, воинов. Воспитанные в турецком духе, они, по крови болгары, беспощадно расправлялись с болгарами…
– Друзья, кого я вижу? Капитана Николова! – вскричал доктор Мирков, врач ополчения. – Как объяснить ваше отсутствие?
– Детали службы, доктор. – Райчо повернулся к Кесякову: – Господин подполковник, я слушал вас и полностью с вами согласен. Болгарский народ всегда с надеждой смотрел на Россию. В ней мы находили приют в тяжкую годину, ждали и верили: российский солдат принесёт освобождение Болгарии.
– Господа, – вставил прапорщик Вылков, – мне думается, нас хотят использовать в этой войне как подсобников.
– Мы этого не допустим, – решительно возразил Райчо. – Болгарские войники должны с оружием в руках освобождать свою родину.
Взгляд Николова упал на Узунова. Райчо направился к нему:
– Поручик, позвольте сесть с вами. Я привёз вам поклон от тётушки Параскевы. – И, склонившись, шепнул: – А особо от Светозары.
Стоян обрадовался:
– Вы серьёзно, капитан?
– Настолько серьёзно, что начинаю подозревать, не влюблена ли она в вас, поручик.
– Спасибо, капитан, не знаю, как Светозара, а моё сердце, кажется, осталось в Систово.
Николов строго глянул на него:
– Не хочу поручик, пугать вас, но предупреждаю: Светозара не легкомысленная девица, берегите её честь.
– Я не нуждаюсь в предупреждении, капитан, и не желаю, чтобы вы считали меня вертопрахом.
Райчо сказал, смягчая резкость:
– Нет, поручик, в вас я вижу человека порядочного. А к Светозаре я отношусь, как к дочери.
– Капитан, поручик! – подал голос Вяземский. – О чём вы там шепчетесь?
– Обмениваемся новостями, полковник. Друзья, когда я покидал Систово, тётушка Параскева наделила меня прекрасным овечьим сыром, который сварила собственноручно. И, конечно, я привёз изрядный бочоночек доброй сливовицы.
– Поберегите её до вступления в Новое Тырново, – предложил Стоян.
– До Нового Тырново! – Зашумели остальные.
«Любезная матушка Росица! От скверной, слякотной весны Санкт-Петербурга, как я вам сообщал, попал я в прекрасный уголок вашей чудесной родины. Воистину, если есть рай на земле, то он находится здесь. Так думал я в тот час, когда попал сюда впервые.
Цвели сады, и всё в округе зеленело сочно и ярко. Тихо и ровно гудели пчёлы и сладко пахло мёдом.
Теперь прекрасная пора сменилась неимоверной летней жарой, даже в лесах или у воды изнуряющей до болезни. Хочется хотя бы чуть-чуть петербургской прохлады…»
Стоян снял мундир, вытер лоб, снова взял перо:
«Совсем недавно с помощью ополченца, преданного дружинника, мне удалось побывать в вашем родном селе. Оно, дорогая матушка, всё такое же маленькое и каменистое. По-прежнему молодые девушки ходят с кувшинами к прозрачному и холодному роднику, а по вечерам поют песни, такие же красивые, как и они сами. Песни всё больше печальные, думаю, оттого, что тяжело сложилась жизнь у этого трудолюбивого и доброго народа.
Я спрашивал, не помнит ли кто вас, матушка, но всюду встречал отрицательный ответ. И только одна из старух вспомнила юную Росицу, которую гвардейский офицер увёз в Россию.
И когда я назвался внуком той Росицы и гвардейского офицера, радости не было предела. В тот вечер у меня перебывало в гостях всё село и меня звали к себе. Я сердцем понял, что все они – мои родственники…
От Василька получил письмо, описывает свою поездку на Кубань, к казакам…
И вот ещё о чём хочу известить вас, матушка Росица: за Дунаем, в Систово-городе повстречал я юную, чистую, как светлый день, Светозару…
Любовь ли это, пока не знаю. Но когда я думаю о Светозаре, у меня тепло и ласково делается на душе. Я слышу её звонкий, как ручей, голос, вижу ясный взгляд голубых глаз и большие, чёрного бархата ресницы. Она добро улыбается, и мне хочется, чтобы у неё родилось обнадёживающее меня чувство…
Баталии наши проходят успешно, и генерал Гурко готов вести нас вперёд. И хотя ополченцы ещё не побывали в настоящем деле, это смелые люди, почти все принимавшие участие в восстании против турок. Асен, например, из города Карлово. Помните, о военном наместнике этого города Тосун-бее газеты писали как о самом жестоком османе? Если Асену удалось покинуть Карлово, то многие его близкие погибли от ножей башибузуков».
Удивления достойно то спокойствие, с каким встретили в ставке главнокомандующего неудачу под Плевной. Получив телеграмму Криденера, начальник штаба Непокойчицкий потряс седой головой:
– Как отошли, так и воротимся.
А великий князь Николай Николаевич развёл руками:
– Две тысячи, скажу вам, многовато, но в бою жертвы неизбежны. Постараемся к 30 августа овладеть Плевной, поднесём подарок государю к дню рождения.
Прибыв в Главную квартиру императора, Николай Николаевич был невозмутим и спокоен. Царь дожидался его в присутствии военного министра, канцлера, свитских генералов.
– Дорогой брат, – сказал великий князь. – Я понимаю ваше огорчение, но на войне всякое бывает. Тем более под Плевной действовали наши малые силы. Теперь пошлём на Османа барона Криденера.
– Генерал-лейтенант упустил момент. Почему его не было там, когда солдаты Шильдер-Шульднера прорвались в город и почти овладели высотами? – вмешался в разговор Милютин. – Введи он в бой резервы, и над Плевной сегодня развевался бы наш флаг. Вообще, как-то странно, что генералы упускают победы.
– Плевна будет взята, – резко ответил великий князь. – Штаб готовит новый план.
– Упускаем время. Дали возможность Осман-паше укрепиться. Надеюсь, ты исправишь положение? – спросил Александр брата.
– Непременно, ваше величество. И в ближайшие дни.
– Помилуйте, но нам не следует забывать политику и печать, – подал голос Горчаков. – По поводу нашей плевненской неудачи лорд Биконсфилд уже откупорил шампанское, а рейхсканцлер Бисмарк отправился стрелять дичь.
– Я несу ответственность за Россию и армию, следовательно, мне необходимо лично побывать среди солдат, – заметил император.
– Чуть позже, ваше величество, – великий князь даже привстал от неожиданности.
– Ты считаешь положение на фронте столь сложным и опасным?
– Нет. Но это будет сковывать деятельность Ставки.
– Условимся. Ставка в Тырново, а Главную квартиру переносим в Бялу. И незамедлительно.
Великий князь рассмеялся:
– В Бялу, в полевой госпиталь просится и баронесса Юлия Вревская. Она служит в Яссах, в 45-м военно-эвакуационном госпитале сестрой милосердия.
Император поднял брови:
– Жена покойного барона Ипполита Александровича? Грациозна и недурна. У неё какая-то связь с сочинителем Тургеневым… Мда-а, горький урок старикам – не жениться на юных созданиях. – Император фыркнул.
Неловкая шутка Александра покоробила Милютина. Он глянул на Горчакова. Министр иностранных дел смотрел в окно.
Александр поднялся.
– Как бы ты меня ни убеждал, – император обратился к брату, – я должен своими глазами увидеть, как идёт подготовка к взятию Плевны. – И уже ко всем присутствующим: – Прошу к столу…
Реплика Горчакова о лорде Биконсфилде, откупорившем бутылку шампанского, и Бисмарке, отправившемся стрелять дичь, имела под собой основание.
Треволнения, доставленные победами русского оружия в русско-турецкой войне, вызвали всеобщее замешательство в Европе.
В палате лордов лорд Дерби, размахивая тяжёлой тростью, брызгал слюной:
– Под угрозой мощь Британской империи. Штык русского солдата ещё немного и упрётся в Стамбул. Русские проникли в Туркестан, мы позволяем им прикоснуться к жемчужине британской короны – Индии.