Сирота Х. Человек из Ниоткуда - Грегг Гурвиц

А в папке «Черновики» аккаунта [email protected] продолжали появляться новые задания. Летом Эван оказывается в Йемене, где идет по следу финансиста, связанного с радикальными имамами. В столь жаркий полдень, что жизнь в это время, кажется, замирает, он наконец настигает цель на прогулке в парке. Проходят часы. Эван ждет, когда цель отойдет от своей молодой жены. Наконец он удаляется в грязный общественный туалет, где Эван душит его в кабинке.

Неаккуратная работа. Цель оказывает сопротивление и в ходе борьбы ломает один из фарфоровых унитазов. Рубашка Эвана превращается в лохмотья, перепачканные кровью и по́том.

Едва он переодевается и возвращается в отель, как по всем каналам уже передают новости об убитом борце за права человека, лицо которого похоже на лицо мужчины, только что убитого Эваном. Сирота Х чувствует резкий приступ паранойи. Или сомнений? Сомнений он себе позволить не может.

Эван запрашивает телефонный разговор с Джеком и через два часа получает разрешение. Он связывается с Джеком посредством нового протокола связи – через одноразовые телефоны, – и тот сразу же принимается рассказывать о финансах.

– Я перевел восьмизначную сумму через остров Мэн. Она постепенно поступит на твой счет через несколько других счетов, а потом…

– Прекрати, – говорит Эван.

Джек замолкает.

– Он не был финансистом, – продолжает Эван. – Я видел по телевизору, что он был борцом за права человека.

– Так говорят в новостях. Это необязательно правда.

– Давай обойдемся без постулатов, – перебивает его Эван. – Это начинает надоедать.

Джек вздыхает.

– Утром пришлось усыпить Страйдера, – говорит он. – Он уже не мог есть. Опухоли в животе.

У Эвана сдавливает горло.

– Мне жаль.

Он слышит, как на другом конце линии кусок льда падает в стакан. Эван вспоминает, как милый пес лежал под столом, слизывая индейку с его руки. Эта собака была ему почти как брат – ну, или кто-то вроде того.

– Так что ты хочешь сказать? – врывается в его мысли голос Джека.

Эван все еще чувствует горечь. Он не привык к этому ощущению. Ему требуется пара мгновений, чтобы настроиться на нужный лад.

– Возможно, мне нужен отпуск.

– Хочешь приехать?

– Хочу в отпуск.

– Нельзя. Не сейчас.

– Новая миссия?

– Она уже у тебя в папке.

Эван сидит на кровати, скрестив ноги, на верхнем этаже ветхого отеля. Номер столь крошечный, что можно взять ноутбук с шаткого деревянного стола, просто протянув руку. Прижав телефон к уху плечом, Эван заходит на свой аккаунт. В открытое окно видны бежевые дома, перевитые веревками с сушащимся на них бельем. Воздух в комнате горячий, неподвижный.

– Подожди, – говорит Эван в трубку. – Я смотрю.

Он открывает папку черновиков. Отыскивает в ней единственный имейл. Пока открывается фотография, на экране отображается индикатор загрузки.

Эван смотрит на лицо цели, и у него спирает дыхание. В ушах шумит. Эван жмурится, потирает переносицу большим и указательным пальцами, но, когда открывает глаза, фотография не меняется.

На ней лицо Чарльза ван Скивера.

– Узнал его? – Лишь Джек может так понимать его молчание.

– Да.

– Ты говоришь из дома?

– Да. И?..

– И что?

Эван поднимается, подходит к окну, пытаясь вдохнуть свежий воздух. Но везде здесь – в номере, на улице, во всей этой высушенной стране – воздух один и тот же.

– Мы с ним однажды встречались. Я знаю. Знаю о том, кто он.

– Вы встречались? Неудачное совпадение.

– Называй это как хочешь. Если он, как и я, Сирота, почему я сейчас смотрю на его фотографию?

– Произошла утечка информации. Пара наших…

Эван слышит в голосе Джека боль.

– Что случилось? – настаивает он.

– Они переметнулись к врагу.

– Ты знаешь что-то еще?

– Нет.

– Ну что ж, если ты хочешь, чтобы я охотился на Сироту, лучше тебе заставить Вашингтон вынуть голову из задницы и дать мне конкретную информацию!

– Ее нет. Ты и сам это знаешь.

– Это не значит, что у меня нет вопросов. Шестая заповедь – или ты забыл о ней?

Эван смотрит на экран ноутбука. Он видит изображение ван Скивера, но перед его мысленным взором возникает другой ван Скивер – ребенок на асфальтированной бейсбольной площадке в тени высотного комплекса Лафайет-кортс, где они частенько собирались. Компания лоботрясов, у которых было полно времени и которым было нечем заняться.

– Я не стану этого делать, – говорит Эван. – Не стану убивать своих. Он же пришел со мной.

– Он в любом случае труп, – отвечает Джек. – От твоей ли руки или от чьей-нибудь еще.

– Это аргумент сомнительного морального качества, – говорит Эван.

Тишина. Затем Джек отвечает:

– Справедливо. Возвращайся во Франкфурт. Они пришлют кого-нибудь, чтобы прибраться за тобой.

– Как всегда.

Эван вешает трубку.

Три дня спустя он звонит еще раз, набирая номер одноразового телефона из списка, который он запомнил. Джек берет трубку на кухне, Эван слышит, как работает фильтр кофейной машины.

– Нужно встретиться, – говорит он.

– Это невозможно. Твоя работа в Болгарии многих поставила на уши. За тобой могут следить.

– За мной не следят.

– Откуда ты знаешь?

– Ты сам учил меня этому.

Пауза.

– Это недозволенный контакт, – наконец говорит Джек. В его лексиконе нет слова хуже, чем «недозволенный».

– Это недозволенная жизнь. Нужно встретиться. Сейчас.

– Нет. Оставайся в Германии. Исчезни с радаров. Сейчас ты не сможешь въехать в страну.

– Я звоню тебе с пересечения Л-стрит и Коннектикут-авеню.

На этот раз пауза тянулась дольше.

– Возможно, утечка происходит с нашей стороны, – наконец говорит Джек. – Не хочу светиться. Я стараюсь не высовываться.

Работа в Болгарии. Утечка. Оправдания, нехарактерные для человека, который не привык оправдываться.

Джек молчит. Эван тоже.

Наконец Джек сдается.

– Подземная парковка на Огайо-драйв на юг от мемориала Джефферсона. Она сейчас закрыта, там проводят строительные работы. Я буду в полночь на уровне Р3. На протяжении пяти минут.

Он нажимает на «отбой».

Когда наступает ночь, Эван, засунув руки в карманы, идет вдоль берега Потомака. Цветут вишни, и, как всегда, Эван обращает внимание на то, что они почти не пахнут. Под ногами хрустят опавшие лепестки.

Эван находит парковку и несколько раз обходит это место, прежде чем приблизиться, а затем пробирается между оградительных конусов и пролазит под желтой лентой. Он обходит каждый уровень парковки, минуя ряды бетономешалок и машин, загруженных стройматериалами, спускается на уровень Р3, обследует периметр темного этажа и ждет, скрывшись за бетонной колонной. На протяжении двух часов Эван не пошевелился, оставаясь неподвижным, как и окружающие его инструменты и транспортные средства.

Ровно в полночь Джек подходит с дальнего конца уровня Р3, где, насколько известно Эвану, нет лестницы. Впрочем, это вполне подходящий фокус для человека, некогда бывшего резидентом ЦРУ. Подшипники внутри подшипников.

Шаги Джека гулко отдаются в тишине. Силуэт становится виден в свете красной лампы лифта, отбрасывая длинную тень на покрытый пятнами машинного масла пол. Джек останавливается и смотрит прямо на то место, где прячется в темноте Эван.

– Ну? – говорит он.

Эван выходит на свет. Мужчины заключают друг друга в объятия, длящиеся на одно мгновение дольше, чем следовало бы. Прошло двадцать шесть месяцев со времени их последней встречи – пятнадцати минут в карфагенском кафе. За прошедшие годы лицо Джека слегка расплылось, хотя он и остается по-прежнему в форме, ни грамма лишнего веса. Рукава синей фланелевой рубашки закатаны до локтей, на предплечьях видны мускулы. Руки бейсбольного кетчера.

Когда они разжимают объятия, Эван осматривает парковку. Прокашливается.

– Я ухожу, – говорит он.

Джек окидывает его взглядом.