Закатный ураган - Владислав Русанов

– Ты? – полувопросительно обратился он к Сотнику, склоняя голову к плечу.

– Я, – отозвался тот, останавливаясь в паре шагов.

– Не ожидал.

– Я тоже.

– Ты со мной?

– Не думаю, – Сотник обвел взглядом бурлящую площадь.

– Жаль… Что скажешь?

– Останови их.

– С чего бы это?

– Я прошу тебя.

– И что с того?

– Я прошу тебя, – с нажимом повторил мой сосед.

– Нет.

– Тогда я остановлю их.

– Что ж. Попробуй, – Эван демонстративно сложил руки на груди.

Сотник не шагнул, а перетек в сторону, как капелька жидкого серебра, не затратив ни единого движения на пролетевшего у него за спиной и ухнувшего в сугроб Воробья.

– Погоди, Молчун. Кисель донес мне, что ты путешествуешь в компании девочки-арданки – вот она, больной остроухой и пригорянина. Это так?

– Да, госпожа.

– Он весьма сетовал, что не отправился лично добыть голову пригорянина и сиды. Посланные им воины не вернулись… Значит, этот пригорянин…

– Да, госпожа. Я – мирный человек. Я не видел сражений и не знал настоящих бойцов. Но вряд ли найдется человек, способный противостоять мастерству Сотника.

– Кого?

– Сотника. Это кличка. Так на прииске мы называли того самого пригорянина. Признаюсь честно, Эван поступил не совсем достойно, пытался ударить в спину…

Я увидел, как Эван мчится звериным, стелющимся над землей шагом, занося в последнем, совершенно невообразимом прыжке сжатый двумя руками меч.

– Сзади!!! – не узнавая свой охрипший, срывающийся на фальцет голос, заорал я.

Услышав мой голос, Сотник вывернулся, как камышовый кот, пронзенный стрелой, и ударил наискось сверху вниз. Клинок раскроил капитана от плеча до грудины и застрял в кости…

Волна человеческих тел прокатилась по утоптанному снегу площади и схлынула, оставляя изломанные неподвижные тела.

Я бегом бросился к Сотнику, упавшему вслед за последним ударом на колени и продолжающему стоять над телом поверженного врага. Еще на бегу я разглядел потемневший рассеченный рукав сермяги и растекающееся черное пятно у левого колена.

Приблизившись, я тронул его за плечо:

– Позволь помочь тебе, когда-то меня учили врачевать раны…

Сотник долго молчал. Трещали прогоревшие поленья в остатках костров. В воздухе стоял острый запах гари и свежепролитой крови. А потом он, не отводя взора от мертвого тела, произнес самую длинную фразу за время нашего знакомства. И его пропитанный горечью хриплый голос стоит у меня в ушах и сейчас:

– Врачуешь ли ты раны души, Молчун? Сегодня я убил родного брата.

– …кто же знал, что Эван и Глан – родные братья?

– Что ты сказал?! – Вот тут спокойствие ей изменило. Бейона всем телом подалась вперед, глаза – не меньше серебряных империалов, голос задрожал и сбился на последнем слоге почти что на писк комариный. – Повтори!

– Настоящее имя Сотника – Глан. Они с Эваном были братьями. Не знала ли ты его?

Она молчала, опустив голову. Пальцы с ровными, ухоженными ногтями изо всех сил вцепились в подол дорогого платья. Потом шепнула едва слышно:

– Круг замкнулся. Пророчество исполнилось. От судьбы не убежишь…

– Он-то помнит тебя, госпожа. Сказал – почти сестра.

Быстро, очень быстро эта женщина справляется с мимолетно выглянувшими на поверхность души чувствами. Вот и сейчас глянула твердо. Губы сжаты. Словно кружку ледяной воды в лицо плеснула.

– Еще бы не знала… Где он?

– Откуда ж мне знать? – еще немного, и мои плечи болеть начнут, как после работы в забое. Еще бы, столько раз пожимать ими за вечер. – Кисель разве ничего тебе не говорил?

– Что он должен был мне сказать?

Тут я обратил внимание, что наша беседа перестала напоминать допрос. Просто разговаривают двое людей. Вспоминают общих знакомых.

– В его ватаге было на семь человек больше. Их он послал взять Сотника, то есть Глана, и перворожденную после того, как нас схватили.

– Глана? Всемером? – Она едва не рассмеялась. – А что за остроухая с вами была?..

Не успел я открыть рот, чтобы ответить, как дверь распахнулась. Без стука, без предупреждения.

– Это еще что? Кто позволил? – Бейона вскочила, уперев руки в бока.

Ворвались два гвардейца. Не те, что сопровождали ее. Другие. Лица суровые и решительные. На поясах не дубинки, а мечи.

Гелка взвизгнула и забралась на топчан с ногами, вжимаясь в угол. Я скрипнул зубами. Еще десять дней назад она кинулась бы ко мне в поисках защиты.

– Ты арестована, – первый егерь, черноусый, с перебитым и криво сросшимся носом, ткнул в грудь Бейоны пальцем. – Не вздумай сопротивляться!

– Что?! Кем арестована? По чьему приказу?

– Там узнаешь… – гвардеец грубо вцепился пятерней в ее плечо, рванул к выходу.

Второй егерь, приземистый, с бычьей шеей и светлыми кудрями, схваченными от падения на глаза тонким кожаным ремешком – похоже, уроженец одного из вольных городов, попятился и заржал не хуже застоявшегося коня.

В первый миг мне показалось, что женщина молитвенно сложила руки перед грудью, стремясь разжалобить воинов, но потом…

Бейона присела, будто в коленях подломилась, а потом стремительно выпрямилась. Такие выкрутасы выделывает на перекатах пятнистый лосось, идущий на нерест вверх по течению из Озера. И, как лососевый плавник, блеснуло нечто в ее руке.

Егерь заорал страшным голосом и схватился за низ живота. Его глаза, и без того малость навыкате, едва на лоб не вылезли от боли. От боли и испуга, надо полагать.

– Прочь, мразь! – выдохнула пригорянка и толкнула раненого плечом в грудь.

Он пошатнулся, не переставая выть от боли, и налетел на второго гвардейца, который попытался высунуться из-за плеча – ростом, как я уже упоминал, не вышел – товарища.

Но едва сумел выглянуть, как Бейона ткнула ему в лицо узким лезвием стиснутого в правой ладони корда. Где она его прятала? Неужто в рукаве?

Низкорослому егерю повезло больше, чем напарнику. Успел отпрянуть. Ну, прямо на волосинку отклонил голову. Острый клинок прошел по краю глазницы, распоров бровь. Он зарычал, оттолкнул черноусого в сторону. Сильно. Тот грянулся плечом о стену и медленно сполз по ней, уже не воя, а так, поскуливая, а крепыш бросился на Бейону. Она повторно ударила кордом, но, видать, противник попался не по зубам. Гвардеец отмахнулся от летящего к груди острия, отклонил его.

Сталь клинка заскрежетала по лезвиям кольчуги. Пригорянка зашипела и саданула егеря каблуком сапожка по голени. Махнула лезвием, на сей раз нанося не колющий, а режущий удар, но опоздала на какое-то мгновение. Воин сжал левой рукой ее запястье, хрипло выдохнув, ударил справа в ухо. Словно не с женщиной дело имел, а с равным ему кулачным бойцом.

Нет, ну нельзя же так!