Россдар. Песнь первая - Граб Максимов

И частями тела они не отделаются. После извлечения глаз у всех пришедших испытать свою судьбу, двое монахов, стоявших в круге, подошли к ним и проводили их до жертвенника. Их выстроили друг за другом, и Цейтнод оказался последним в этой процессии. Монах, проводивший обряд, подошел к ним и, сосчитав детей, обратился к тем, кто привел их:

— Не хватает одного ребенка.

— Раньше они никогда не пропадали.

— Мы не можем срывать последовательность жертвоприношения, — тихо прошипел он. — Задержки недопустимы. Мы не можем разгневать Хрицинду, — помолчав некоторое время в смятении, он решил. — Жертв должно быть в любом случае столько, сколько запланировано. Приведите сюда кого-то из взрослых добровольцев.

— Да.

На самом деле, ему бы было легче идти первым, но такой роскоши ему не предоставили. Он видел, как одному за другим вонзали нож в самое сердце, и они падали друг на друга, издав нечленораздельный вопль. Цейтнод подошел к монаху, умерщвлявшему неокрепшие души, и попытался разглядеть его лицо. Но глубокий капюшон этого не позволил. В его руках был уже другой нож. С прямым широким острием. Он зажмурился, представив леса вокруг родной деревни Мокто. Чтобы последнее, что он увидел, не было таким чужим и неестественным. Во всей этой вакханалии и торжестве безумия, балом правило слепое подчинение и природная потребность раболепства. Это даже Цейтнод понимал, будучи ребенком. И хоть он попал под колеса мельницы, перемалывающей реки крови, выбрал свой пейзаж для того, чтобы расстаться с жизнью. Ему хотелось отойти в иной мир, сидя на ветке высокого дерева в густом лесу, а не здесь, в толпе незнакомых сумасшедших людей.

— Отдай свою жизнь во имя Хрицинды! — произнес монах и вонзил нож ему в грудь.

Ранение произошло мгновенно после его слов. Он пронзил его и повернул лезвие. Цейтнод упал на мертвых предшественников, не открывая глаз и оставаясь в выбранной реальности. Вскоре его придавило телом взрослого мужчины, одного из добровольцев.

— Хрицинда великая! — произнес над телами монах, подняв окровавленный нож. — Хрицинда могущественная! Пять жертв перед тобой — север, юг, запад, восток и центр Зейналиса! Подари нам свое предвестие! Защити! Предупреди об опасности!

Пророчество

Все, кто прошел обряд по извлечению глаз, стояли на коленях вокруг жертвенного камня. Внезапно одна из них упала навзничь, и ее словно невидимой рукой подняло в воздух. Преодолев расстояние в несколько арканов над головами монахов, она жестоко рухнула обратно на окровавленную шкуру. Ее спина выгибаламь дугой, а руки отчаянно пытались освободиться от веревок. Монахи не пытались ее остановить, либо успокоить, молчаливо наблюдая за ней. Вскоре из ее рта пошла пена, и она замерла, как будто испустила дух. Но прошло немного времени, и женщина в белой тунике внезапно осела на колени и промолвила содрогающимся голосом. Несмотря на то, что произнесла она это негромко, ее слова словно оглушили пещеру. Присутствующие замерли в оцепенении.

— Я вижу рог, блестящий позолотой,

Я вижу небо, окровавленный закат.

Чертоги замков, приготовленные к бою,

И слышу грозманов идущих рёв…

Нам всем грозит опасность вековая,

Такой войны не видел Уураанх,

На наши земли нечисть лезет неживая,

Забыв о летних перемирия словах.

Больше она ничего не сказала, скорбно опустив голову. Стекающие из пустых глазниц кровавые слезы падали на ее колени. Монахи громко возвестили о пришествии новой провидицы и призвали интендантов также опуститься на колени и возблагодарить Хрицинду за столь важное послание. Те исполнили их призыв, слегка промешкавшись.

— Мы все должны быть благодарны нашей богине зимы! — объявляли они. — Протянем же руки вверх в знак нашего бесконечного уважения и благоговения!

Служители Хрицинды принялись развязывать руки прошедших обряд прозрения. Когда все присутствующие подняли вверх руки, монах на жертвеннике громко поприветствовал:

— Да снизойдет благо на новую провидицу! На нашу новую сестру! Слава повелительнице холода!

— Слава! — хором отозвались все.

Сомер и Кризман нетерпеливо переглядывались. Они впервые присутствовали на обряде, являясь не только королевскими представителями, но и наблюдателями от имени Короля. Когда вывели четверых детей вместо пяти, они, безусловно, заметили это, но после произнесенного пророчества, им было совершенно не до поисков пропавшего малыша. Ведь главным был результат — ответ, который они получили свыше. После чествования Хрицинды возгласами «Слава!», они прослушали длинную оду, но и это был не конец. Пророчество протоколировалось монахами сразу же после завершения ежегодного обряда. Неспешно, магическими темно-голубыми чернилами по пергаменту. Сомер и Кризман уже всеми мыслями мчались в Зейналис, сообщить Королю столь важную новость. Когда они подошли к монаху, проводившему обряд и заверявшему свиток печатью, тот строго заметил:

— Все могло пойти насмарку из-за того, что не хватило пятого ребенка.

— Наше дело было к вам его доставить, а сохранность — это уже ваша забота, — едко ответил Кризман.

— Донги, давайте не будем ссориться, — пожирал глазами свиток Сомер.

— Вам следовало бы быть почтительными в Храме Хрицинды с ее верными слугами, — ледяным голосом потребовал монах.

— И мы будем почтительными и не расскажем Королю о вашем упущении, — возразил Кризман. — Чтобы не сократили ваше довольствие из казны. А? — протянул руку к заверенному протоколу он.

Передав ему свиток, монах схватил его другой рукой и притянул к себе. Капюшон съехал с его головы, и Кризман увидел седые редкие волосы и повязку на глазах. Ослепленного богиней Зимы просто трясло от гнева. Тем не менее, он взял себя в руки и, успокоившись, безразличным голосом предрек:

— Я вижу твою смерть. Это произойдет по истечении пяти весен. Я вижу того, кто убьет тебя. Он был здесь. Твоя голова полетит, словно большой уродливый кочан.

Каким бы высокопоставленным чиновником он не был, но здесь, на территории богини зимы он не решился дальше спорить с ее прислужником. Вырвав свою руку, Кризман промолчал. Сжав свиток, он направился прочь. Сомер мелкими шажками последовал за ним, стараясь не потерять из виду его черный плащ в толпе ослепших людей, наощупь выбиравшихся на свободу. Они издавали стенания, спотыкались, соединяясь в единый поток боли. В пещере остались только монахи и новая провидица, сидевшая на шкуре медведя.

Покидая пещеру

В отличие от своего напарника, Сомер плохо ориентировался в темноте и двигался вслед за ним, сетуя на то, что он старше по должности, а вынужден идти следом. Карета ждала их на выходе рядом с повозкой, на которой сидел Дарио Увэ. Увидев покидающих пещеру, он оживился и соскочил на землю. Жилистая сухая рука поправила шляпу. Сомер и Кризман прошли мимо него, бросив негодующий взгляд на некроманта. Некроманты считались людьми неблагородной работы, крайне неблагородной. Все оттого, что в настоящем времени