Бегом на шпильках - Анна Макстед
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мама вздрагивает.
— Ты совершенно о себе не думаешь, — вздыхает она. — Я уже не знаю, что с тобой делать. Ты только посмотри на себя! Ну и видок!
Этот трюк мне хорошо известен. Когда мама не согласна со мной, она притворяется, будто ничего не слышала. А вместо ответа начинает цепляться ко мне по поводу и без повода. И лишь потом, когда обида выкипит и мое чувство собственного достоинства сравняется с нулем, мама неожиданно набрасывается на мое первоначальное заявление, разбивая его в пух и прах. Думаю, схожий метод применяют к заложникам террористы.
Тони приподнимает свои темные очки. С волнением ловлю его взгляд: вчера Крис сказал, что я одеваюсь, точно какая-нибудь библиотекарша, и потащил меня в магазин, где убедил приобрести желтую футболку с тигром на груди и широченную серую юбку из плащовки.
— Да-а-а, — произносит Тони одобрительно. — А видок, кстати, что надо.
Благодарно улыбаюсь брату. Наши совместные воскресные завтраки в кондитерской раз в месяц — всегда тяжелое испытание, но они стали семейной традицией. Что в общем-то одно и то же. Зато у мамы появилась возможность выяснять про нас все, не вламываясь в наши дома.
— Итак, кто же он? — спрашивает она сухо.
Тони лихо свистит и щелчком пальцев подзывает официантку: заказать еще горячего шоколада.
— Его зовут Крис, — отвечаю я кротко, как ягненок. — Крис Помрой. Он был у Бабс на свадьбе.
— Что?! — восклицает мама. — Не тот ли, кого назвали в честь пуделя?
Плотно стискиваю зубы. Да она готова раскритиковать даже радугу за то, что та кривая, и, хотя я уже привыкла, на сей раз меня это страшно раздражает.
— Он старый друг Саймона. И работает в музыкальном бизнесе, — добавляю я, намеренно повышая голос, так как внимание Тони начинает куда-то уплывать.
— Да? — оживляется Тони. — И чем он там занимается?
Отхлебнув кофе, я говорю:
— Он сидел за нашим столом, помнишь?
Тони отрицательно трясет головой.
— Так чем он там занимается?
— Было бы здорово, если б вы двое познакомились поближе. Он… менеджер группы. Называется, э-э, — неожиданно для себя оскопляю их: — «Монстры».
Тони фыркает.
— Впервые слышу.
Моя левая рука инстинктивно тянется к волосам.
— Я на днях рассказывала ему о тебе, — говорю я, — и он… очень впечатлился…
— Группа, естественно, без контракта, так?
— Да. Но мне кажется, вы друг другу понравитесь. Он такой увлеченный, и его парни тоже, мы были вместе вчера вечером, они выступали в «Красном глазе»…
— Приплатили, чтоб их впустили?
— Э-э, я не знаю, но было очень здорово, правда, и Крис сказал, что публика реагировала даже лучше, чем когда они играли в…
— Понятно. И на кого они похожи?
— Крис говорит, у них «своеобразный» стиль: что-то вроде «неоромантического рока», смесь «Айрон Мейден» и «Шпандау Балет» плюс энергия «Ярости против маш…»
Я замолкаю, сообразив, что меня никто не слушает. Все это время хранившая гробовое молчание, мама переводит взгляд на дверь, на которую точно зачарованный уставился Тони. В дверях, в черной шубе до пят, застыло видение: крошечная эскимоска с гладкими, темными волосами и огромными голубыми глазами. Едва уловимый налет беспокойства омрачает ее кукольное личико.
— Мел! — кричу я, вскакивая из-за стола. — Молодец, что приехала! Ты даже рано.
— Ты ее знаешь? — шепотом спрашивает Тони.
— Это одна из наших ведущих танцовщиц, сегодня у нее интервью с «Сан», с фотосъемками, а я в роли полиции нравов, мы договорились встретиться в спортзале через… час… Мел! С такси все было нормально? Водитель знал, куда ехать? Я его подробно проинструктировала, прекрасно, садись к нам, заказать тебе что-нибудь? Познакомься: это моя мама, мой брат Тони, а это Мелиссандра Притчард, звезда нашей «Балетной компании».
Мел здоровается с мамой за руку и хлопает ресницами в сторону Тони. Реши она вдруг сменить профессию, могла бы хлопать ресницами за сборную Англии.
— Очень приятно, — говорит мой братец, глядя на Мел с благоговением, какое он обычно приберегает для дорогих автомобилей.
— Привет. — Мел склоняет свою кукольную головку так низко, что ее изящный подбородок практически утопает в воротнике.
Оглядевшись по сторонам, Тони замечает свободный стул с выцветшей позолотой, к которому в этот момент прихрамывающей походкой направляется какая-то старушка, вскакивает, перехватывает добычу и триумфально преподносит Мел. Все так же, не говоря ни слова, мама наблюдает за тем, как я поднимаюсь из-за стола, иду за другим стулом и предлагаю его старушке, остановившейся, чтобы немного отдышаться, тяжело опираясь на свою палочку.
— Простите, пожалуйста, — говорю я, морщась. — Мой брат вас не заметил.
Возвращаюсь к столу как раз в тот момент, когда Тони спрашивает:
— А шпагат вы делать умеете?
Смотрю на Мел. Улыбнувшись, та отвечает:
— Конечно!
Тони, чьи знания о балете на этом исчерпываются, в восхищении поджимает губы.
Мел снова улыбается и шепелявит:
— Это шамое меньшее, что я могу!
Мой брат прищуривает глаза и хрипит:
— Мне кажется, вы самая талантливая девушка на свете!
Дрожа от восторга, Мел громко вскрикивает:
— О, вы правда так думаете?!
Перевожу взгляд на маму. Выражение ее лица — изящно скрываемая борьба радости и боли — напомнило мне о тех временах, когда четырнадцатилетний Тони с гордостью похвалялся, как «по-легкому» заработал себе на стереосистему. (Все каникулы он гонялся с фотоаппаратом за машинами скорой помощи, пожарными и полицейскими, а потом продавал снимки нашей местной газете.)
— Это, должно быть, так чудесно, моя дорогая, — наконец говорит мама. — Танцевать в красивом платье перед всеми этими людьми, с обожанием глядящими на тебя.
Мел удостаивает ее улыбкой, полной сожаления. А взгляд ее продолжает искриться в сторону Тони.
— О, да, — отвечает она. — Только к этому быстро привыкаешь. Хотя нашим зрителям много и не надо: они начинают сходить с ума от самого элементарнейшего танца, лишь бы было ярко плюс оборот-другой для порядка. Самое лучшее — это выступать перед теми, чье мнение может что-то значить.
Мама кисло улыбается: максимум ватт на 20.
— Вы вот вся такая тонкая, такая воздушная, — говорит она, — практически прозрачная. Вы вообще едите?
Если бы я только могла осмелиться, я дала бы ей хорошего пинка под столом (и не по лодыжке, нет, я серьезно, пнула бы ее изо всех сил прямо по косточке: что она вообще себе позволяет?). Мел вся трепещет, будто заработала комплимент от самого Всевышнего, и говорит: