Собрание сочинений в 2-х томах. Т.I : Стиховорения и поэмы - Арсений Несмелов

МЫ

Мы — каменноугольного дымаКлочья, вырванные из трубы.Но не с детства ли была любимаДоля беззаботной голытьбы?

По дорогам шляемся, таскаяВетхий скарб твой, певчая тоска…У рабочих всё же мастерская,Дом и поле есть у мужика.

Темное, досадливое чувствоПробуждаем мы в иных умах:Мы несем ненужное искусствоНа усталых наших раменах.

В век бетона странен рыцарь лиры,Словно призрак, вставший наяву…Но ведь флорентийцы-ювелирыПриходили ж в скифскую Москву!

Чтобы из тончайшей паутиныЗолотой старательной резьбыНа ковши и грузные братиныПоложить прекрасные гербы.

Ах, и не они ль неодолимоПриняли бессмертья торжествоОт тебя, большое мастерство,Сотканное творчеством из дыма!

МАСТЕРСТВО

Поднятые под купол цирка,Повисли двое в голубом.Под ними шут свистел и фыркал,Ловя шары цветные — лбом.

Но смолк оркестр, и клоун изгнан,И акробат дугу прыжкаС бестрепетностью механизмаРассчитывает до вершка.

И напряженней гибкой сталиСкользнул с подпрыгнувшей доски,Но над его сальтоморталеДве подлетевшие руки.

Метнулся трос, подобно веткеОтпущенной… Летун-стрела.Большими мячиками в сеткеДва раза прыгнули тела.

Кричит толпа, скамьи сгибая,Зеленый шут трясет горбом,И кланяются, улыбаясь,Два акробата в голубом.

ИЗНЕМОЖЕНИЕ[108]

Окончив труд, с погасшей папиросой,С душой угасшей встал из-за стола,Где абажура череп безволосыйБеззубая обсасывала мгла.

Как раненый, ладонь прижавший к ране,Я сердце нес и тень свою шатал —Анаглифом, с холщового экранаВ отчаяньи перешагнувшим в зал.

Безмолвие. Безгласные минуты —Как дождь осенний в чахлую листву.Воистину, непобедимо крутыСтупени восхожденья к Божеству.

ГРЕБНЫЕ ГОНКИ

Руки вперед, до отказу —Раз! — и пружиной назад.По голубому алмазуЛегкие лодки скользят.

Раз! — Поупористей, туже,Чтобы скачками несло.Два!.. Упирайте упружеВ глубь молодое весло.

Смокла носатая кепка.Пот у прищуренных глаз.Резко, отрывисто, крепко —Раз!.. и отчетливей: раз!

Крепостью, мужеством взрослымБега берем рубежи.Раз!.. Не забрасывай весла.Два!.. Направленье держи.

Раз!.. Напрягается стойкоВоля души и весла,Чтобы летящая двойкаПервой к победе пришла.

Раз!.. До отказу, до цели.Два!.. Разорвутся тела…Три!.. И победно взлетелиВверх все четыре весла!

ВПЕРЕД[109]

Как в исключения не норови —Не уцелеть под маской недотроги:Догонит неуклюжий паровик,Трамбующий шоссейные дороги.

И гальки розовая крупа(Ей у залива греться бы, хорошей!)Потрескивает, как скорлупа,Под медленной чугунною калошей.

Скрежещут розовые прыщи,Заласканные некогда волною.И каждый плачет, сетует, пищитПод медленной чугунною пятою.

Какой же шлак фильтруется в стихахО звонкой речке и печальных нивах,О деревенском домике в садах,О мамочке и о годах счастливых.

А сколько тошных проливалось слез,Что не вернуться вновь к себе, ребенку,Что паровоза — милый паровоз! —Не обскакать паршивцу жеребенку.

— А сам — вопрос — к какому рубежуПерегибаешь собственную ветку?И, улыбаясь, я в ответ скажу:— А видели ли вы мотоциклетку?

Так это — я. И мы. Простор велик,А путь один. И этот путь — погоня,Но неуклюжий черный паровикЕе, неистовую, не догонит!

УВЕРЕННОСТЬ

Над крышею — лианами — провода.Черные и толстые.С крыши стекает вода.Трубы каменноствол стоит.

Голубь пьет, запрокидывая голову, —Коричневый лакированный голубок.На его шее розовой и голойТопорщится белоснежное жабо.

Можете строить бетон и клетчатыеКружева мостов и радиомачт,Но все-таки будут собирать дождевую водуСкладками цинковых крыш — дома!

И голубь с беззащитной розовой шеей,Бесполезный,Которого тщитесь убить, —Будет бродить по крышамВсё выше, вышеИ,Закидывая горло,Пить!

ПОЛУСТАНОК (Харбин, 1938)

«Уезжающий в Африку или…»[110]

Уезжающий в Африку илиУлетающий на ЦелебесПозабудет беззлобно бессильеОставляемых бледных небес.

Для любви, для борьбы, для сраженийБерегущий запасы души,Вас обходит он без раздраженья,Пресмыкающиеся ужи!

И когда загудевший пропеллерРаспылит расставания час,Он, к высоким стремящийся целям,Не оглянется даже на вас.

Я же не путешественник янки,Нахлобучивший пробковый шлем, —На китайском моем полустанкеДаже ветер бессилен и нем!

Ни крыла, ни руля, ни кабины,Ни солдатского даже коня.И в простор лучезарно-глубинныйТолько мужество взносит меня.

НИЩИЕ ДУХОМ

Он же сказал: иди. И, выйдяиз лодки, Петр пошел по воде,чтобы подойти к Иисусу.

Мудрость наша — липкость книжной пыли,Без живого запаха флакон.Никогда узлов мы не рубили,Не шагали через Рубикон.

Хитрый, робкий, осторожный табор,Трех идей томительная нудь, —Никогда нам, никогда нам за бортК светлому виденью не шагнуть!

Ящички без всякого секрета,Всякой мысли куцые концы, —Мы не рыбари из НазаретаИ не мудрецы, а хитрецы.

Руку другу мы не подавали,Страшным словом насмерть не клялись,Наши лица в рамочном овалеКажутся мне мордочками лис.

Нам, как в панцирь, заточенным в муку,Краткий день отжевывать в беде,И не нам протягивает рукуСветлый Бог, идущий по воде!

ЭПИЛЕПТИК

И снова радость хлынувшего светаВ моей безглазой, бездыханной тьме!..За что мне это, и откуда это,Какая весть пришла в каком письме?

Никто не пишет в адрес мой забытый,Заброшен я в селении глухом.Лишь раз в году в ворот чугунных плитыСтучится кто-то голубым перстом.

И я бегу, весь трепет, беспокойство,На черный камень моего крыльца,И прянет свет — моей болезни свойствоОт дивного, от чудного лица.

По жилам пламень пробежит летучий,Вселенная раскроется мне вся,И вскрикну я, забившийся в падучей,Такого знанья не перенеся.

Куда и кто взносил единым взмахом,Зачем низвергнул с высоты назад?И люди на меня глядят со страхом,И я угрюмо опускаю взгляд.

Всё настойчивее и громче…»

Всё настойчивее и громче,Всё упрямей тревоги вой…Вижу гибель свою, как кормчийВидит глыбу перед собой.

Доведу ли кораблик малыйПод желанные небесаИли ринутся снова шквалыИзорвать мои паруса?

Знаю только — свое неважно,На любую готов игру,Но доверен руке отважнойДрагоценнейший тайный груз!

И стальное мое бесстрастье —Закаленная страсть его! —Это счастье мое, а счастье —Сила, правда и торжество!

Даже гибель и та чудесна,И напрасен тревоги вой:Погибая, я стану песней,Поднимающей, заревой!

ПОНУЖАЙ[111]