Счастливая земля - Лукаш Орбитовский

поставила бутылку на тротуаре и сказала, что на той стороне кладбище – достаточно перелезть. Мортен пробовал протестовать, но она лишь засмеялась. Может быть, он соврал? Не важно, она все равно пойдет. Мортен словно бы сдулся, как шарик, но Бартек сложил ладони в замок и помог Майе перебраться.

10

– Когда-то я хорошо это умел, – сказал он.

Они побежали между могил. Бартек прорысил несколько десятков метров и присел за живой изгородью. Старый памятник разломало корнями. Фамилию покойного было уже невозможно прочесть, а кладбище в целом напоминало парк, полный подрезанных деревьев и старательно остриженных кустов. Могилы находились далеко друг от друга, за исключением тех, что складывались в круги. Он никогда тут раньше не был. Чувствовал, что ему не хватает свечей и цветов.

Прозвучал тихий свист. Бартек увидел Майю, прячущуюся под фигурой ангела. Она позвала его. Он подбежал, потом вместе двинулись в сторону каштана, что бросал толстую тень от уличного фонаря. Они пригибались. Майя взяла его за руку. Прижались к стволу и наблюдали, как Мортен Рынке-Блинди кружит между могил, подсвечивает себе зажигалкой и ругается.

– Ты глянь, он боится! Такой рыцарь, а страх его взял!

– Можем выскочить и крикнуть «у-у-у-у». Или еще что-нибудь глупое.

– Нет-нет. Пусть идет себе. Не хочу я его. О, холера, холера, не сюда!

Она прижала Бартека к земле. Мортен прошел совсем рядом, позвал их в последний раз и перелез через стену. Майя потянулась куда-то в корни и достала пожелтевший череп без одного зуба. Присматривалась к нему, лежа на спине.

– Смотри. Здесь когда-то была могила. Они сажают деревья на могилах, как язычники. Моя мама схватилась бы за голову, если б тебя вот так увидела. Бедняга, кем ты был? Как тут оказался? Расскажи мне. Или войди в меня и поживи немного, мой щербатый скандинавский мертвячок. Обожди, Бартек, может, челюсть тоже найдется.

– Перестань, пожалуйста.

– Опять «перестань». Еле отвязались от одного зануды, как уже и ты начинаешь доставать. Ладно, как скажешь. – Положила череп обратно. – Я просто не хочу еще ложиться спать. А вина нет. Пойдем в кафе.

– Там нас Мортен найдет. Можем взять такси и поехать в центр. Но я живу в десяти минутах отсюда. Давай купим джин и выпьем его у меня. – Бартек не верил, что говорит это, и почувствовал себя глупо. Майя отряхнула юбку.

– Да, собственно, отчего бы и нет?

11

В обеденный перерыв Мортен Рынке-Блинди лучился энергией. Стену в ресторанчике, где они ели на этот раз, заполняли бутылки вина.

– Успокойся, пожалуйста, – сказал Бартек. – Я глаз не сомкнул.

– И ничего?

– Ну, говорю же. Сменял одно на другое. Я свое в жизни уже отоспал. Пахнет от меня?

– Совсем немного. Ну, вы здорово напились, ага-ага. Рассказывай лучше. Что-то ты мне все-таки должен, в конце концов.

– Да ты просто привязался, вот и все.

– Слу-ушай, а кто ее привел к этому самому кладбищу? Кто пошел спать именно тогда, когда надо было?

– Смеешься, наверное.

– Да так оно все и было! Не хочешь, не говори, мне-то все равно, но как кредитор имею к тебе одну просьбу. Ты смотри не влюбись, потому что с этой гречанкой что-то очень сильно не так. Не знаю что, но точно. Так что прошу, на правах кредитора. Не влюбись. Мы для этого уже слишком старые.

12

Пятничным вечером они приготовили вместе обед: ножи, только что извлеченные из упаковки, лежали в ряд, ожидая своей очереди. Бартек поставил картофель в духовку и начал резать по очереди свиную вырезку, салями и курицу. Майя приготовила сыры и приступила к растиранию приправ. По кухне разнесся сильный запах розмарина. Они включили нагреватель для раклета[11], и Бартек объявил, что вскоре надо будет подготовить стол. Майя разложила скатерть на кухонном полу, и там они и поели, запивая вином.

– Тебе бы пригодился кот, – заметила она с полным ртом. – Крутился бы здесь и доедал остатки. Я просто не представляю себе жизни без котов.

– Ну, живешь же как-то.

Мясо и сыр закончились. Майя растопила горький шоколад, макнула багет и начала его кормить. Рука у нее чуть дрогнула, и теплая бронзовая паста потекла Бартеку на подбородок. Девушка размазала ее в широкую улыбку, подчеркнула скулы, поцеловала в лоб и сказала, что он ужасно смешной.

13

Легли голыми на кровати у раскрытого лэптопа и ставили друг другу по очереди свои любимые песни. Майя не хотела и слышать о Греции: выбирала треки Linkin Park и Питера Гэбриэла. Бартек припомнил, как много значила для него музыка. Треки, что он считал серьезными, сейчас показались ему глупыми. Эти длинноволосые мужики в обтягивающих штанах. Эти оперные запевы. Синхронные движения на концертах. Он качал головой, пробовал напевать. Майя вырвала у него свою руку, которую он бессознательно взял.

– Перестань, пожалуйста, не сейчас.

– Что случилось?

– Всегда думаешь только о себе, разве нет? Наверняка даже этого не замечаешь. Каждый чего-то стыдится, и я, к примеру, ничего не могу с этим поделать.

Он не сразу понял, о чем она говорит.

– Мои ладони. Только глянь. Я ведь красивая, разве нет? А ладони, как у мужика. У нас такие у рыбаков были. Большие, черные и страшные.

Он молчал, удивленный.

– Хуже всего, что все можно скрыть, только не их. Горб, стеклянный глаз, широкая кость, малый рост. Сегодня Бабу-ягу можно сделать божественной красавицей. Только с ладонями ничего сделать нельзя. Если кто-то хочет скомпрометировать какую-то звезду, то фотографирует ее ладони. Убитые. Хорошо, что я не звезда, правда?

Бартек не знал, что ответить. У Майи были небольшие короткие пальцы и ухоженные ногти с красным лаком.

14

Майя жила у Нёррепорт, в двух станциях на метро от него. Большинство иммигрантов покупали легкую дешевую мебель. У нее же в двух комнатах громоздились массивные шкафы и полки, набитые старыми книжками на датском языке. Матрас на большой кровати всегда визжал, когда они занимались любовью. Только кухня была другой, светлой и лишенной украшений: почти пустые шкафы, два ножа, микроволновка.

– Раньше я ела в городе, – сказала она. – Только ты мне напомнил, как прикольно бывает готовить.

Он уселся в белое кресло. Стены полнились фотографиями незнакомых людей и странными темными графиками, напоминающими гороскопы. Спросил, чье это.

– Уже были здесь, – ответила она. – Я должна их хранить, и за это даже выторговала скидку в аренде. Люблю старые вещи. Люблю тяжелые вещи. Люблю вещи, которые для кого-то имеют значение. Благодаря им всегда чувствую себя как дома.

15

– А эту узнаешь? – Она засвистела мелодию. Ему пришлось внимательно вслушаться, чтобы найти ответ. Джон Бон Джови, Blaze of Glory. Но ее интересовало уже другое.

– Смотри! Слоны, о боже, слоны!

Майя потянула Бартека аллейкой в сторону ограды. На территории, принадлежащей расположенному рядом зоопарку, но обращенной в сторону парка, раскачивались три индийских слона. Два искали тень, третий хоботом поднимал муть в мелководье озерца. Дети смеялись у ограждения, смеялась и Майя.

– Господи, я столько тут живу, а еще их не видела. Только подумать, слоны, так запросто, в парке? И это в Дании! Зимой им тут, должно быть, хреново.

Бартек заметил, что около детей остановилась Хелле в беговом костюме. Отдыхала. Их взгляды встретились на мгновение, и Бартек почувствовал укол стыда, которого не мог себе объяснить. Хелле ушла, не попрощавшись и даже не улыбнувшись.

16

Он не хотел посещать Христианию, и Майе пришлось долго его уговаривать. Вечернее солнце раскладывало холодные пятна света по облупившимся зданиям. Необычные ворота информировали, что они покидают Евросоюз. Туалетом служила металлическая выгородка со стоком внутри. Майя напевала мелодию, которую нужно было отгадать.

– Гага, Paparazzi, – нашел ответ Бартек.

Христиания состояла из нескольких десятков казарм, десятилетия назад заселенных хиппи. Казалось, дома растут прямо из грязи. С прилавков продавали вещи ручной работы. Они прошли мимо странных дверей с нарисованной большой белой божьей коровкой.

– Это здесь, – пояснила Майя. – Божья коровка распахнет крылышки, и тогда мы войдем на представление.

В полукруге киосков продавали арабскую еду. Дальше были расставлены