История евреев в России и Польше: с древнейших времен до наших дней.Том I-III - Семен Маркович Дубнов

заметна в трудах современника Джошуа Фалька, Меира Люблинского (1554-1616), известного под сокращенным именем Махарам. Он был активным раввином в Кракове, Лемберге и Люблине, выступал с талмудическими речами перед большой аудиторией, писал остроумные, казуистические комментарии к наиболее важным трактатам Талмуда (под названием «Меир Эне Хахамим», «Просвещая очи мудрецов»), и был занят ответами на многочисленные вопросы, адресованные ему учеными со всех сторон (Шаалот у-Тешубот Махарам). Придавая особое значение тонкому анализу, рабби Меир из Люблина смотрел свысока на кодификаторов и систематических писателей того класса, к которому принадлежали Иссерлес и Яффе. О ничтожной скрупулезности его исследований свидетельствует тот факт, что он считал нужным написать особое «заключение» по вопросу о том, виновна ли женщина в супружеской неверности, уличена ли она в сношениях с чертом, последним посетив ее сначала в образе мужа, а затем в образе польского дворянина.

В области диалектики рабби Меир нашел успешного соперника в лице Самуэля Эдельса, известного под сокращенным именем Махаршо (умер в 1631 г.), занимавшего пост раввина в Позене, Люблине и Остроге. В своих исчерпывающих изложениях всех разделов Талмудической Галахи (Хиддуше Галахот, «Новые толкования Галахи») он главным образом старался упражнять мыслительные способности и память своих учеников путем искусного сравнения текстов и других схоластических хитростей. Диалектический комментарий Эдельса стал одним из самых важных руководств по изучению Талмуда в хедерах и ешибах и часто используется там в наши дни. Его комментарий к талмудической Агаде изобилует каббалистическими и религиозно-философскими идеями консервативных еврейских мыслителей средневековья.

В середине семнадцатого века авторитет Шулхан Арух под редакцией Иссерлеса настолько утвердился в Польше, что этот кодекс изучался и разъяснялся даже с большим усердием, чем Талмуд. Джоэл Сиркис (умер в 1640 г.) читал лекции по еврейскому праву на основе Турима и Шулхан Арух. Он написал комментарий к первому под именем Бет Хадаш («Новый дом», сокращенно БаХ) и опубликовал большое количество мнений по вопросам религиозного права. Он высоко ценил каббалу, но яростно осуждал философию. Его младшие современники посвятили себя исключительно изложению Шулхан Арух, особенно разделу под названием Йоре Деа, посвященному еврейским ритуалам, таким как религиозные обычаи дома, законы о питании и т. д. Два тщательно разработанных комментарии к Йоре Деа появились в 1646 году, один составлен Давидом Галеви, раввином в Лемберге и Остроге, под названием Туре Захаб, а другой написан известным виленским ученым Саббатаем Коэном, под именем Сифте Коэн. («Губы священника»). Эти два комментария, известные под сокращенными названиями Таз и Шак, с тех пор публикуются вместе с текстом Шулхан Арух.

Эта литературная продуктивность во многом стимулировалась быстрым ростом еврейской типографики в Польше. Первой еврейской книгой, напечатанной в этой стране, является Пятикнижие (Краков, 1530 г.). Во второй половине шестнадцатого века две крупные типографии, Краковская и Люблинская, активно печатали огромное количество старых и новых книг из области талмудической, раввинистической и народно-дидактической литературы. В 1566 году король Сигизмунд Август предоставил Бенедикту Левите из Кракова монополию на ввоз в Польшу еврейских книг из-за границы. Опять же, в 1578 году Стефан Баторий даровал некоему Кальману право печатать еврейские книги в Люблине из-за трудности ввоза их из-за границы. Одной из причин такой усиленной типографской деятельности в Польше была папская цензура Талмуда, которая была установлена в Италии в 1564 году. С этого времени типографии Кракова и Люблина успешно конкурировали с технически совершенными типографиями Венеции и В результате в Праге и на польском книжном рынке все больше и больше доминировали местные издания.

4. Светские науки, философия, каббала и апологетика.

Талмудическая и раввинистическая юриспруденция, вобравшая в себя лучшие умственные способности польского еврейства, оставляла мало места для других направлений литературной деятельности. Среди отважных «пловцов в талмудическом океане», претендующих на мастерство в эрудиции и диалектическом мастерстве, лишь немногие с более глубокими духовными устремлениями проявляли интерес к вопросам философии и естествознания. Исключение составляли только врачи, которые в силу своей профессии получали светское образование в университетах того периода.

Первоначально еврейские врачи Польши были выходцами либо из Испании, откуда они были изгнаны в 1492 г., либо из Италии, будучи в последнем случае выпускниками Католического университета Падуи. Некоторые из этих иностранных медиков стали врачами тела польских королей, таких как Исаак Испанский при Яне Альбрехте и Александре; Соломон Ашкенази (который впоследствии был врачом и дипломатом при дворе турецкого султана Селима II) при короле Сигизмунде Августе; Соломон Калахора при Стефане Батории и другие. Но уже в первой половине шестнадцатого века с этими иностранцами соперничали местные еврейские врачи, которые путешествовали из Польши в Падую специально для получения медицинского образования. Так было, например, в 1530 году с Моисеем Фишелем из Кракова, который был одновременно раввином и врачом. Эти поездки в Италию стали очень частыми во второй половине шестнадцатого века, и число польских еврейских студентов в Падуе росло вплоть до восемнадцатого века. Характерно, что поляки-христиане, обучавшиеся в Падуе, отказывались вносить своих соотечественников-евреев в свой «национальный реестр», чтобы, как сказано в их уставе, «не омрачать память столь многих знаменитых людей именем неверных». «(1654). В университетских списках еврейские студенты значились как Hebraei Poloni.

Что же касается религиозной философии, которая в то время находилась в упадке в Западной Европе, то в Польше она стала лишь объектом дилетантских упражнений некоторых представителей раввинистической учености. Моисей Иссерлес и Мордехай Яффе отзывались, как было указано выше, о «Путеводителе» Маймонида поверхностно, уклоняясь от его неудобных рационалистических выводов. Любимой книгой теологов того периода был Иккарим («Принципы»), система догматического иудаизма, сформулированная консервативным сефардским мыслителем Джозефом Альбо. Комментарии к этой книге написали Яков Коппельман из Бреста-Куявска (Охель Якоб, «Шатер Иакова», Краков, 1599 г.) и Гедалия Лифшиц из Люблина (Эц Шатул, «Посаженное дерево», 1618). Первый, любитель математики, нагрузил свой комментарий геометрическими и астрономическими аргументами, считая, что таким путем можно научно доказать существование Бога и взаимосвязь всех явлений. Последний был более склонен к метафизике и морали. Насколько далек был этот комментатор от понимания истинного смысла оригинала, видно из его примечаний к вступительным тезисам книги. Комментируя отрывок, в котором Альбо утверждает, что «счастье человека зависит от совершенства его мысли и поведения», Лифшиц делает следующее замечание: «Под человеческим счастьем понимается загробная жизнь, ибо цель человека в этом мир состоит лишь в достижении вечного блаженства после смерти».

Таким образом, польские раввины вылепили философию по своему образцу и тем самым сделали ее «безвредной». Свободные исследования были невозможны и, возможно, не обошлись без опасностей в среде, где господствовали традиции. Главный раввин Кракова, упомянутый