Соблазнить верную (СИ) - Золотаренко Татьяна

Аня монотонно шевелила губами и говорила очень вяло. Как она соображала, непонятно, но слова произносила на автопилоте, будто заучила эти реплики наизусть. Очевидно, давно готовила эту речь.

– Вобщем, от него эта дрянь ушла, ко мне пришла. И меня закрутило – на протяжении нескольких недель пила сутки напролет, просыпалась где попало и с кем попало. И как меня тогда не убили, не знаю. Потом уже стало известно, что меня все это время вытягивала молитва моего Володи, с которым я с детства дружила, и он, по влюбленности, очень за меня переживал. И в один из дней я почувствовала, что просто скоро умру, если не изменю жизнь. А сама-то была не в силах. Вот и приплелась к Вове с мольбой помочь.

– Мне не верится, что это правда. Уж простите. Прекратите, пожалуйста.

Вадиму до ужаса не хотелось ее слышать: тело трусило, голова опять шла кругом, появилась тошнота и вначале желание заорать на бедную благим матом, а потом взмолиться и даже разрыдаться. Он с трудом подавлял в себе весь этот сумбур, нервно покачиваясь в кресле.

– Ваше право мне не верить. Я лишь хочу рассказать вам о себе, прошу пощадить и выслушать.

Ее мольба в голосе помогла успокоиться, ибо вызвала какую-то боль в душе, и Ковалев кивнул и с ожиданием взглянул на собеседницу.

– Так или иначе предстояла работа над душой, – продолжала Анечка. – Если хотите использовать медицинский термин, – работа с психикой. А это не так просто. Сначала, пока ты занимаешься магией, тебя переполняет гордыня и уверенность, что ты всесилен, тебе поклоняются… А потом, когда ты понимаешь, что в чем-то ошибаешься, – угнетает осознание, что тебе нужно стать на колени перед иконами, будто старухе, и надеть «матрешкины» косынки. О-ох, куда там королеве магии до такого непотребства, унижения? А сколько раз меня заносили в церковь! То что-то просыпалось во мне, или препятствовало и возмущалось, или же впадало в беспамятство, и я становилась изможденной. К счастью, я плохо помню эти моменты. Но, преодолевая начало борьбы за душу, которое всегда и всем дается тяжело, ты падаешь на колени уже сам и во все горло молишь о прощении. Чтобы пожить хоть немного. Чтобы иметь возможность человеком стать, а не мусором. И это не так быстро, как хотелось бы. Они мне долго не давали покоя. И хотя я ребенка родила, и болела она у меня много и часто, но все же постепенно все отпустило. Я по глупости думала, что это ушло навсегда. А они выжидали… пока я расслаблюсь. И дождались. «Темные» просто так не отдают души, которыми когда-то владели, и на которые рассчитывали…

– А что с психикой? Так и не понял.

– Психика пострадала очень сильно. Иногда мне казалось, что я схожу с ума. Все время слышались голоса, виделись картинки. Спать вообще не могла первое время. Затем после нескольких Причащений немного просветлело, даже чуть отпустило. Стала осознавать свои поступки, искренне каяться. И так выкарабкалась… потихоньку… А так уже давно ушла бы…

– Все равно не верю, – прохрипел Вадим. – Зачем вы это мне начали рассказывать?

– Затем, что вы поймете меня как никто другой. Возможно, не сейчас, позднее…

– Откуда это предположение?

– Скоро вы сами все осознаете. Вобщем, вы… со своими страстями появились на пике моего отчаяния в личной катастрофе, – все равно продолжала Аня. – И опять же дело рук лукавых, – они вас ко мне и привели именно тогда, когда нужно. Все происходит своевременно. Через вас Бог мне напомнил, что терять бдительность нельзя.

– Ох, Аня, мне так хочется попросить вас замолчать!

– Потому что вы себя узнаете? В моих словах? Отрицаете то, что есть в вас? Как я – то, что есть общего с Миленой Марковой?

Он только сглотнул ком и обхватил голову руками. Да! Да, он сам чувствовал, что погибает. Что сгорает изнутри. Но не от алкоголя. Алкоголь – это следствие. И Аня сейчас говорила то, что Вадим давно предполагал, когда был трезвым. Его здравый разум всегда отгонял от себя эти мысли. Все началось с недугов психики.

– Чувствовали когда-нибудь, как болит душа, когда ее разрывают? – вдруг спросила Аня и, заметив его замешательство, не стала дожидаться ответа. – А я чувствовала только что, до того как проснулась! Эта боль невыносима. Боль в темноте. Жутко так! А ведь души рвут не люди. Людям они недоступны, и это следует понимать. Но многие чураются этого, считая бредом сумасшедшего.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Бросив на него подозрительный взгляд, она спросила:

– Вадим Яковлевич, а вы свою душу продали?

– Да ничего я не продавал! – возмутился он.

– А чем заплатили?

– За что?

– За услуги колдуна? Чем платили? Деньгами? Вы ведь понимаете, что он деньги-то возьмет, а тем, к кому он обращается, деньги не нужны…

– Я ничего не платил, – вдруг осенило Вадима. – Мы работали по авансу, оплата после результата.

– Ну вот… Видите. В долг, другими словами. Долг перед кем, понимаете?.. И они взяли бы вашу душу сейчас через самоубийство… А это крест – никто не смог бы вас отмолить, поскольку самоубийцы считаются отступниками от Бога. И батюшки их не отпевают.

– Но… почему? – удивился Ковалев. – Ведь в данном случае человек был бы не виноват. Это безумие, болезнь.

– Ваше признание своего недуга – большой плюс. И первый шаг к исцелению. А то, что вы сказали о вине, только Богу решать. Как и тогда было решать, когда Он вам жизнь дал. Благо, что вы остановились.

– Это вы меня спасли! Если бы вы не крикнули, – он с ужасом вновь посмотрел на подоконник, – я прыгнул бы.

– Я? Прошу вас, молчите! Я вас привела в это состояние, о чем вы?

Казалось, Вадим сдался и перестал препятствовать глубокому и ясному смыслу ее слов. Тяжелому смыслу, крайне нежеланному и запутанному. Но сейчас он прекрасно понимал, как она права и близка ему.

– Нет, Анечка, прошу вас… – глаза Вадима отражали чувство вины и боли. – Не снимайте с меня ответственность, я этого не заслуживаю. Я все сделал сам. И выпивка.

– Сегодня опять пили?

Наконец Анна увидела, что Вадим сдался: обхватил голову руками и тяжело задышал. Она его понимала, ибо нет ничего тяжелее, чем признать свой устрашающий порок.

– Я всегда хожу какой-то опьяневший… Всегда, мне так кажется. Всегда думалось, что от «чуть-чуть» ничего страшного не произойдет. И теперь я понимаю, что эти мысли посещали меня слишком часто, только я этого не замечал…

– Скажите, Вадим Яковлевич, вы не задумывались, почему начали пить? Какие на то были причины?

Вадим вдумчиво смотрел в одну точку. С чего это началось-то?

– Ну как?.. Сначала из-за этого суда. Веников украл мою пьесу, чуть изменил и сделал на ней фурор. Можете себе представить? А я тут… бьюсь, да без толку. Никакого признания, нулевые инвестиции, древний реквизит…

– Это все ясно. Но я хотела бы понять душевные причины. А о чем вы думали в тот момент, когда пили? Что вас беспокоило больше всего в хмельном состоянии?

– Часто думал о том, как надоело быть неудачником.

– И в отношении меня тоже пили из-за страха неудачи, верно?

– Выходит, что так.

– То есть похоже на то, что по причине недооцененности в детстве из-за того, что у родителей не было времени замечать ваши старания, какие-то успехи, заниматься вами, мотивировать… К этому добавились страхи, отсюда – неумение принимать неудачи, воли Бога. Вы жутко боялись остаться никем. Этим, вероятнее всего, они и оперировали.

– Я думал, что главная причина – атеизм, – задумчиво поджал губы Вадим. – Мне угрожали этим.

– Атеизм тоже, да. И сейчас я пытаюсь вам помочь разобраться в ваших чувствах, душе. Когда в ней беспорядок, тогда порядка не будет ни в чем другом. Ведь даже атеизм берет начало с разочарований.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Глава 10. «Ты уверен, что держишь все под контролем, как вдруг секунды – и теряешь самообладание»

Все плыло в какой-то прострации. Долгожданная апатия не оправдала себя, и состояние Ани значительно ухудшилось. Нужно было отдохнуть, Вадим предлагал ей чуть подремать в театре, но она попросилась домой.