Ребёнок от босса. Научи меня любить (СИ) - Довлатова Полина

– С этим процессом «думать», Александрова, у тебя вообще явные проблемы. Какая работа? Совсем с ума сошла? Ты врача плохо слышала?

Машина плавно трогается с места.

– И, вообще, – продолжает свою недовольную тираду Воронцов, – какого хрена ты всё это время ходила на работу, если тебе было настолько плохо? Ты, чёрт возьми, хочешь ребёнка, или у тебя развлечение такое – забеременеть, а потом ребёнка потерять?

Меня передёргивает от его жестоких слов. Уж чего-чего, а потерять малыша я точно не хочу. И на работу ходила, чтобы нам было на что жить потом, а не потому, что мне плевать.

– Вы не имеете право говорить подобное. Вы ничего обо мне не знаете, Глеб Викторович. Не нужно обвинять меня в том, что вы сами себе придумали, – голос вибрирует от нервов, но я заставляю себя договорить.

За малыша я буду бороться. Если не научусь давать отпор этому человеку, то он найдёт повод просто вычеркнуть меня из жизни ребёнка. А я не могу этого допустить.

Нет. Не так. Я не допущу этого!

– Я имею право сказать сейчас гораздо больше, Инна. Но я очень сдерживаюсь, уж поверь. Поэтому будь добра и просто ответь на вопрос: зачем ты моталась на работу в таком состоянии?

Понимаю, что он всё равно не отстанет, поэтому на вопрос всё же отвечаю. Без подробностей.

– Потому что мне нужна эта работа. Я не хотела её терять.

– О больничных не слышала?

– И вы бы не понизили меня в должности?

– А лучше потерять должность или ребёнка?

– Мне нужно ребёнка будет содержать. Я хотела как лучше. На должности вашей личной помощницы зарплата и декретные гораздо выше. Я думала о будущем.

Защищаюсь изо всех сил, но это очень сложно. Потому что Воронцов на каждое моё слово находит тысячи слов в ответ.

С ним очень трудно спорить. Практически невозможно.

– Думала о будущем, игнорируя настоящее, Инна? Ты всегда так делаешь? Типа, сейчас хоть сдохну, лишь бы когда-то там всё было хорошо?

– Вы всё переворачиваете! – я уже откровенно злюсь.

И мне искренне жаль, что я не умею проявлять злость так, как умеют некоторые люди. Например, Снежана. Борцов. Да даже сам Воронцов. Они умеют выплёскивать ярость открыто, а я зажимаюсь. Вот и сейчас не могу сложить нужную гневную фразу и выплеснуть её на босса.

Это с детства пошло…

– Переворачиваю или нет, но ты рисковала. Больше я этого тебе не позволю. Дома будешь сидеть и лечиться, пока не поправишься. Если понадобится – всю беременность дома просидишь. И спорить со мной на этот счёт не стоит, предупреждаю тебя, Александрова.

Очевидно, самое бессмысленное занятие на свете ­– спорить с Воронцовым. Чуть что, угрожать и рычать начинает. Да, и он в любом случае теперь меня в покое не оставит. Но без конца молчать и кивать головой как болванчик я тоже не могу. Иначе он меня раздавит. Я точно знаю, о чём сейчас говорю. И о том, что такое быть раздавленной, тоже.

– Значит так… – выдыхает мужчина, выворачивая руль.

Мы выезжаем на улицу Маршала Жукова, а это значит, что до дома осталось совсем немного.

Наконец я окажусь в одиночестве и в спокойной обстановке переварю в себе этот день. Хотя, переваривать его мне придётся ещё очень долго. И не факт, что я сумею это сделать.

– Что, так? – переспрашиваю, потому что босс замолчал.

– Я хочу знать всё о твоей беременности. Пришлёшь мне на почту фотографии всех карточек, справок, анализов и так далее. Отныне все приёмы у врача мы будем проходить вместе. В том числе УЗИ и тому подобное. Ты всё поняла, Инна?

Его темный взгляд на миг касается моего лица, но быстро возвращается к дороге.

Можно подумать, если я скажу, что против, то это что-то изменит…

В ответ просто молчу. Не вижу смысла отвечать очевидное. В этом вопросе я не смогу его от себя оттолкнуть. Не получится.

– Необходимые расходы я возьму на себя.

Качаю головой.

– Я могу сама…

– Сама ты можешь помолчать, – резко перебивает меня Воронцов, после чего заворачивает во двор дома, где я живу.

– Подъезд какой?

– Третий.

– И да, Инна. Сразу говорю. Если у тебя есть мужик, с которым ты собиралась воспитывать моего ребёнка, то тебе придётся с ним расстаться.

Глава 34

Глава 34

Возмущение горячей волной поднимается у меня в груди и обжигает рёбра. У меня никого нет. Но сам факт того, что Воронцов позволяет себе такие заявления просто ошарашивает.

– Это..., – поворачиваюсь к мужчине одновременно с тем, как он паркуется напротив моей парадной. От негодования мне не хватает воздуха, и я запинаюсь, черпая в лёгкие больше кислорода. – Это уже через чур, Глеб Викторович... Вы слишком много себе позволяете. Лезть в мою жизнь у вас нет никакого права.

– У меня есть право лезть в жизнь моего ребёнка, – отрезает. – И если ты думаешь, Инна, что я позволю какому-то чужому мужику его растить, значит ты чертовски плохо меня знаешь.

Тяжело дыша, всматриваюсь в суровое лицо мужчины. Его уверенный взгляд просто поражает. То с какой безапелляционностью он произносит свои требования, фактически, вообще не считаясь с моим мнением.

Я такое уже проходила. По коже у меня пробегают мурашки от этой мысли.

Не хочу. Я не хочу, чтобы это снова повторялось со мной. Не хочу позволять кому-то управлять моей жизнью, как это было долгих двадцать пять лет.

Я уехала для того, чтобы начать всё сначала. И сама себе поклялась, что никогда больше не позволю прошлому вернуться...

– У меня. Нет. Мужчины, – чеканю, смотря в чёрные глаза своего босса, намертво припечатанные к моему лицу.

– Вот и отлично, – кивает. – Это всё упрощает.

– Но это не значит, Глеб Викторович, – тут же продолжаю фразу. – Что он не появится у меня в будущем. Надеюсь, вы понимаете, что всю жизнь одна я не буду только потому, что вам так захотелось. Ребёнок в моём животе не только ваш, но и мой. И то, что я его ношу не даёт вам право распоряжаться моей жизнью. Я не ваша собственность. Советую запомнить.

Тут же отстёгиваю ремень безопасности, открываю дверь и пулей вылетаю из машины.

Моё сердце стучит как ненормальное, и оказавшись на улице, я втягиваю в себя холодный осенний воздух, заполняя им лёгкие до упора.

Меня немного трясёт. То ли от холода, то ли от волнения после выпаленной боссу тирады.

Никогда. Никогда прежде я не позволяла себе так с ним разговаривать...

Закутавшись в пальто, как в кокон, обхватываю себя руками за плечи и буквально бегом несусь до подъезда. Прикладываю ключ от домофона к замку и тяну на себя тяжёлую дверь. И в этот момент вдруг ощущаю, как чьё-то крепкое тело прижимается к моей спине. А через секунду мужская ладонь ложится поверх моей, сжимающей дверную ручку.

– Поднимусь с тобой до квартиры, – спину обжигает, когда рука Воронцова перемещается чуть выше поясницы и мужчина подталкивает меня вперёд, призываю зайти в подъезд. – Хочу убедиться, что ты не грохнешься в обморок где-нибудь на пол пути.

Тяжело выдохнув, прохожу к лестнице. Даже не пытаюсь спорить в этот раз. Всё равно бесполезно. Я слишком хорошо знаю босса, чтобы понимать – он не отцепиться, пока не получит своё.

– На каком этаже ты живёшь? – спрашивает, когда мы преодолеваем первый пролёт.

– На пятом.

– Последний этаж в доме без лифта. Отлично просто...

– Меня всё устраивает, – бурчу себе под нос.

– Это пока тебя устраивает. А теперь представь, как ты с огромным пузом будешь каждый день таскаться туда-сюда по этой лестнице. А потом ещё с коляской. Ты как коляску собиралась на пятый этаж затаскивать, Александрова?

Поджав губы, оставляю этот вопрос без ответа. Хотя мне многое хочется сказать. Например, что тысячи женщин живут в подобных пятиэтажках и это не мешает им рожать детей.

Я могла бы оставлять коляску на первом этаже. У нас там есть небольшой предбанник. Жильцы оставляют там и коляски, и велосипеды, и самокаты. А до квартиры я могла бы подниматься уже с малышом на руках.