Красная машина. Юниор из будущего - Павел Барчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты на кой черт вообще так среагировал? — Симонов прямо готов был меня прибить, как строгий отец. Зря Аглая Никитична говорит, будто на ней их сильный род заглох. Вон, Леха — точная ее копия. Такой же додельный.
— Да вы не понимаете! Это же принцип. — Федька шел рядом со мной и в отличие от остальных был спокоен. — Я бы так же отреагировал, если бы меня Ленка начала ссыклом выставлять.
— Она специально. — Вообще ни к месту ляпнул Лопатин.
Мы все одновременно посмотрели на Никиту.
— Очень уместное замечание. А то остальные этого не поняли. Нам-то показалось, совершенно случайно вышло. А получается, вот оно что. Вот спасибо, Никитос. Глаза открыл. — Поддел его Сашка, выразив общую мысль.
Мы подошли к фонтану и осмотрелись ещё раз. Реально никого. Появилась даже надежда, что нам повезло и вся местная шпана уже сидит по домам. По крайней мере, у меня, точно. Но ведь должно мне хоть в чем-то повезти, в конце концов. Итак валится все на голову, без остановки. То собственная смерть, то жизнь брата со всеми проблемами. Может, вселенная, наконец, решила сделать перерыв и вместо черной полосы мелькнёт белая.
— Ну, давай, герой. Ползи. — Федька хлопнул меня по плечу. — Мы внизу покараулим.
Я перебрался через бортик. Воды, естественно, уже не оказалось. Ее спустили, что было ожидаемо.
Подошёл ближе к стеле, оценивая, что мне предстоит. Конструкцию слепили из толстых прутьев. Причем, они реально были толстыми, в обхват — почти как труба. Изогнуты ближе к середине всей этой стремящейся ввысь конструкции. В месте изгиба части соединялись в одно целое, а наверху, типа, «летел» самолёт. Внешне она напоминала сильно «похудевшую» Эйфелеву башню. На каждой трубе, и правда, имелись здоровые крючки. Можно опереться ногой. Не знаю, зачем их тут присобачили. Вряд ли создатели данного творения старались ради таких вот идиотов, которые решат лезть наверх.
Я ухватился за железные выступы, до которых мог дотянуться, и принялся карабкаться к цели в виде очень далёкой «тушки».
Самое интересное, никому из нас в тот момент даже в голову не пришло, отойти от дома, потусоваться в сторонке, чтоб без палева, а потом вернуться в квартиру Насти с заявлением, мол, все сделали, встречайте героев.
Ну, как никому… У меня, честно говоря, была такая мысль. Появилась, когда мы уже шли к парку. Все равно ведь здесь никого кроме нас нет. Вполне можно схитрить. Однако, говорить это вслух было как-то стрёмно. Потому что пацаны подобных вариантов не допускали. Сказал, полезешь, будь добр — лезь. Не знаю, что это. Природная честность моих друзей, юношеский максимализм подростков или просто времена, когда слово действительно имело вес. Полез бы я один, без свидетелей? Не знаю. На фоне поведения парней размышлять над ответом на этот вопрос не хотелось. Возникало ощущение, будто я втихаря подличаю.
Так что пришлось придержать мутные мыслишки при себе и реально изображать обезьяну. Хотя, врать не буду, на определенной высоте стало страшно. Нет, не страшно. Ссыкатно. Если я сорвусь, мне — мандец. Это точно. Не соберет ни один хирург. Что там хирург? Ни один волшебник не сможет слепить заново. А волшебников в Советском Союзе вообще не водится, если что. К тому же, сам бассейн фонтана сделан из крепкого материала, типа бетона. Там просто сразу разлечусь на запчасти. Ну, или разобьюсь в лепешку. В тонкий лаваш.
Вниз старался не смотреть. Опасно. А потом вообще в голову пришел старый, но очень любимый фильм о настоящем Брате всех времён и народов. Они-то ещё его здесь не знают. Ни фильма, ни Брата. И не знают, что наступит момент, когда этот отличный актер и просто хороший человек погибнет. Очень неожиданно, глупо и обидно. Помню, до последнего щёлкал телек, ожидая новостей, что их съёмочную группу спасли. Но нет.
Так вот сейчас мне вдруг вспомнился момент, как Данила, главный герой, поднимался пешком по железной лестнице на хрен его знает какой этаж, и читал стих. Детский стих наподобие считалочки. И это, кстати, реально психологическая фигня. Если необходимо сделать что-то сложное и тяжелое, просто вслух можно монотонно или считать, или говорит вот такой стишок.
Поэтому я не придумал ничего лучше, как стал повторять те самые строчки. Правда, помнил я только первые несколько фраз.
Я узнал, что у меня
Есть огромная семья,
И тропинка, и лесок,
В поле каждый колосок…
Дальше память отказывалась воспроизводить текст. Поэтому я снова возвращался к началу. И так по кругу. Странное дело, но мне стало легче. Главное, не смотреть вниз. Надеюсь, пацаны не дураки, наблюдают за мной и все видят. Факт восхождения подтвердят.
Удивительным чудом я добрался до самолёта ни разу не оступившись.
Вблизи он оказался не таким уж маленьким. А снизу смотрится, будто игрушечный. Перевел дух. Желание опустить взгляд было огромным. Но я боялся. Честно. Просто прям был уверен, если посмотрю вниз, закружится голова, ослабеют руки и я сорвусь.
Поэтому, постоял пару минут в обнимку с этой долбаной стелой, а потом медленно начал спускаться. Путь вниз оказался сложнее. Приходилось ногами нащупывать крючки для опоры и только потом переносить руку.
Стих я повторял на автомате. Причем, сам не заметил, как начал делать это достаточно громко. Но он помогал. В голове сразу появлялась пустота, плавали только строчки стихотворения, а страх будто отступал.
Не заметил, как оказался внизу. Серьезно. Понял, что все, прибыл, когда под ногой крючков больше не нашел. Я осторожно опустил голову, стараясь ей не вертеть. Вдруг всё-таки закружится. А упасть в самом конце — глупо. Безопасно, однако уже дело принципа, дойти до финала красиво. Земля была совсем близко. Можно прыгать.
И тропинка, и лесок
В поле каждый колосок!
Громко выкрикнул я вверх, самолёту, и прыгнул на бетонный пол фонтана. Потом так же громко засмеялся и погрозил кулаком кому-то наверху.
Повернулся к парням с довольной улыбкой. Руки мелко тряслись, ноги тоже, но я был охренеть, как счастлив.
А вот друзья не очень. Да и вообще вся обстановка внизу сильно поменялась. Мои парни стояли плотно, плечо к плечу, а напротив застыли человек десять местных. Причем, выглядели они чуть старше, чем мы. Скорее, ближе к шестнадцати.
Лиц своих друзей я
