Автономный рейд - Андрей Таманцев

Я пошел за Серегой. Стоило усилий, чтобы не бросить прощальный взгляд на тахту. Но удержался. Хотел убедить самого себя, что без наркоты я от баб с ума не схожу. В новом номере все было как в предыдущем, но ни видеокамер, ни микрофонов. Ни бабы на тахте. Жалко, но понятно — воспитывают: меньше послушания — меньше и угощений. Пока наполнялась ванна, я почистил зубы, а потом с наслаждением улегся в горячую воду. Об упущенной возможности порезвиться жалел не очень, но отдавал себе отчет, что это я так себя ощущаю без той химии, которой меня угощали ранее. А с ней — кто знает?

Кстати о химии. Что-то случилось с моими волосами. Я и раньше, на ощупь, чувствовал странное, а сейчас, благодаря зеркалу, убедился: борода стала расти стремительными темпами. Раньше такой длины волосы вырастали у меня за полторы-две недели. И еще они сделались тоньше и шелковистее. Честно говоря, мне это понравилось: бородка получалась пушистая, как у поэта.

Такого в склонности к насилию не заподозришь.

Да и должен ли вообще человек нести моральную или юридическую ответственность за то, что вытворял, будучи против воли напичкан наркотиками? Не уверен, что мне суждено дожить до суда, который бы смог решить данную проблему, но самому для себя это понять бы хотелось. Виноват ли я за то животное, которое обнаружилось во мне? Ведь сумасшедших, что бы они ни вытворяли, не судят. А чем я отличался от обычного сумасшедшего?

Только тем, что меня таким сделали.

Приятная дремота окутывала меня, и я, как Док учил, нацеливал подсознание на решение насущных проблем:

— чем именно мы привлекли хозяев заминированного ожерелья?

— какую роль они нам уготовили?

— как выйти на тех, кто нас нанял через «Изумруд», чтобы не погореть при этом?

— как выйти на Шеварднадзе, если без этого не удастся обойтись?

— как выйти на Голубкова из УПСМ, поскольку, когда речь идет о международных отношениях, моих мозгов явно не хватает?

— стоит ли на самом деле втравливать в это дело Пастуха и остальных?..

И так далее. Ответы пока не проявлялись, но я готов был подождать.

Более того, я впервые ждал будущего с такой надеждой. Еще не знал, от чего или от кого сможет защитить меня Полянкин, но зачем он мне послан, было уже очевидно. И как бы я его ни опасался и ни ненавидел, я был благодарен судьбе за ясность, орудием которой он стал. Интересно, а я в отношении Полянкина — зачем? Орудием чего я стану в его судьбе? Из ванны вылез полусонный, предчувствуя озарение. Почти не вытираясь, вытянулся поверх одеяла в жестковато накрахмаленном пододеяльнике и погрузился в медитационный сон. Уже почти автоматически проходя все заученные стадии, сосредоточился на желтом тепле, растекавшемся от солнечного сплетения к сердцу — навстречу мягкому холодку над переносицей...

Однако ничего, кроме той жертвы, Ирины, мне не приснилось. Но вид у нее был почти веселый. Не смеялась, но смотрела на меня с явной симпатией.

Наверное, поэтому, хоть я проснулся и без всяких конструктивных идей, настроение у меня стало просветленным. Воздух в камере-номере оказался по-утреннему свеж. Отличная вентиляция.

Пользуясь надеждой на отсутствие телеглаз, после душа сделал двухчасовую разминку по полной программе и даже похулиганил, трижды гладко проведя кульбит. Осмелев, решил посидеть в позе лотоса — иной раз она закрепляет хорошее настроение. Но едва уселся, дверь без стука открылась, и на пороге появился неряшливый Серега. На мое счастье, он слишком сосредоточился на заставленном тарелками подносе, поэтому до того, как он поднял на меня глаза, я успел вытянуть ноги, притворяясь скучающим. Коль начал косить под простачка — придерживайся этой роли до последнего.

Упрямство вознаграждается.

Завтрак на этот раз был не просто обильным — томатный сок, капустный салат, пшенная каша, оладьи, джем и отличный растворимый кофе с пакетиками сливок и сахара отдельно, — но и аккуратно, по-женски сервированным. Жалко было такой лепоты, но поскольку лучше поголодать, чем жрать химию, пришлось все, кроме салата, перемешать, размять в руках и аккуратными порциями спустить в унитаз.

Классическая технология обмана в основе проста: меняй все местами и содержанием. Больно — демонстрируй наслаждение. Силен — показывай, что слаб. Голоден — демонстрируй сытость. Ненавидишь — старательно объясняйся в любви. Любишь — кривись от омерзения. Коль вступил на этот путь — не сворачивай, не пренебрегай мелочами. Особенно если не ты первый начал и твой обман ответный. Не мести ради — месть дело прошлого.

У меня пока не случалось возможности усомниться в практичности этих советов. Зато хватало поводов поблагодарить за науку. Поэтому выработался рефлекс: когда, как сейчас, все непонятно и становится все равно, что делать, я вспоминаю какой-нибудь рецепт и тщательно ему следую. Пока могу.

Чтобы поиметь ясность о планах моих тюремщиков, лизнул несколько раз размусоленную руками смесь. Подозрительных привкусов не ощутил. Значит, пока я предоставлен сам себе. Есть такая тактика: не обращать внимания на вербуемого. Пусть он изводит себя вопросами, предположениями и страхами.

Либо у Михуила есть головастый и опытный в этих подлостях помощник, либо даже не в Михуиле дело, а в настоящем хозяине здешних мест. Зачем скопидом помогает ему под себя копать? Пусть он сумасшедший, но не дурак же. Легко сообразить, что при моем участии в игре его шансы становятся го-ораздо выше. Почему? Да потому что кейс и ожерелье — все улики у них. Вроде бы запросто могут обойтись без меня. Но нет, не хотят. Значит, есть во мне нечто такое, без чего им никак. А подходы ко мне — только у Михуила.

Ломать обо всем этом голову мне скучно не было. Я мог бы помолиться, но не стал. Снайпер, к примеру, ведь тоже молится. И тоже — Ему. Хотя и с прямо противоположной просьбой. Ну и зачем заставлять Его выбирать, кто из двоих Ему нужнее? Забот у Него много. А впопыхах любой может ошибиться.

Даже Он.

Лучше самому поработать мозгами.

Глава восьмая. Хитрая правда

Те, кто считал генерал-лейтенанта Ноплейко Ивана Васильевича, начальника Службы анализа и предупреждения (САИП) ФСО РФ, громко и внятно проповедующего патриотизм, дураком, крупно ошибались. Генерал был очень смышленый и в некоторых областях даже весьма талантливый человек. А смышленый человек отличается умением приспосабливаться к любой обстановке.

Не его вина, если время, которое ему выпало, отличается дурью. Если страна, которой ему выпало служить, гордится дурацкими порядками. Если сама военная «отрасль», которая ему досталась — гражданская оборона, изначально была дурацкой. Сейчас-то это уже забылось, а ведь во времена всемирного ядерного энтузиазма, в середине XX века, многие страны захлестнула паранойя.

Американцы на полном серьезе строили под своими фанерными домиками бетонные норы, запасали в них продукты, дабы уцелеть при ядерном взрыве и после него. Русские рыли коллективные норы под общежитиями — помельче и похуже.

Но с той же целью.

До последнего дня существования СССР на каждом предприятии имелся минимум один штатный инженер по гражданской обороне и десятки внештатных санинструкторов. Плюс поселковые, районные, городские, областные, республиканские штабы и базы гражданской обороны. Плюс мелкие и масштабные учения. Под вой сирен все в обязательном порядке дисциплинированно бросали работу и бежали в ближайшее убежище. Там слушали лекции и смотрели фильмы о поражающих факторах ядерного взрыва. Кинохроника неопровержимо доказывала: если у военных в случае ядерной войны есть хотя бы минимальный шанс уцелеть, то у гражданских — шансов никаких. Если же кто-то в этом сомневался, то ему заодно показывали фильмы о возможностях химического и бактериологического оружия. Возможности были впечатляющие, тем более что и зафиксированы на пленке, и прокомментированы они были и вовсе архивпечатляюще.

Надо было оставаться круглым идиотом, чтобы, посмотрев такое кино, не напиться, а идти назад, к станку, чтобы точить запчасть к этой самой бомбе.

И надо было оказаться очень незаурядным человеком, чтобы не спиться в такой обстановке. Так вот, только благодаря недюжинному уму, воле, характеру и вере в торжество мира во всем мире Иван Васильевич Ноплейко сумел и в таких обстоятельствах и карьеру сделать, и не свихнуться, как многие прочие.

Его ум, помноженный на патриотизм, блестяще проявился во время чернобыльской катастрофы. Как раз того самого события, к которому эсэсэсэровская ГО (гражданская оборона) готовилась, не покладая рук, аж тридцать семь лет. Результат был великолепен. Стоило случиться настоящему ядерному взрыву, как все спецы многочисленных штабов всех уровней сделали все, чтобы ни одна сирена, тщательно смазываемая тридцать семь лет, даже не пикнула. Десятки, сотни тысяч убежищ, десятки миллионов противогазов и прорезиненных накидок были надежно заперты от населения. А радостные колонны тщательно обученных санинструкторов тащили своих детей под радиоактивный дождик.