Осколки недоброго века - Плетнёв Александр Владимирович

Тут, что касается Рожественского – во всех его действиях была заметна хватка и основательная поспешность, иначе именуемая «быстротой»!

– У нас, господа, – авторитетно держался он перед командирами кораблей, – перевес по всему! В артиллерии, скорости. Посему действуем дерзко, находчиво. Но не забываем! День принадлежит нам, ночь – неприятелю.

По приходе «Ослябя» и «Ретвизан» были поставлены на срочный ремонт – все силы «портовиков» были брошены на спешность выполнения работ, покуда не вернулась 1-я Тихоокеанская, которая однозначно займёт ремонтные мощности всерьёз и надолго.

Приводили в порядок и «бородинцев», догружая углём, водой и всем, чем необходимо по казённой части и что мог дать порт.

Оставался во внутреннем бассейне «Аскольд», которому в первую очередь требовалась новая дымовая труба для обеспечения скоростных показателей – здесь, очевидно, строились дальнейшие оперативные расчёты на трёх «задвадцатиузловых гончих», включая «Богатырь»… и «Новик» – правда, этот крейсер-охотник уже давно «просил» переборки механизмов.

У погрузочных причалов под Золотой горой «Рион» и «Маньчжурию» основательно готовили к рейдерству. Одновременно с этим остальные крейсера и базовые канлодки курсировали патрулями в прилегающих к Квантуну водах, заглядывая в бухточки и заливы в поисках противника. Впрочем, проявляя противоминную осторожность.

Трижды спугнули японские дестроеры, нанеся последним незначительные повреждения, уж больно быстро те шмыгнули прочь.

Зато «Громобой», обогнув Квантун, застал врасплох на стоянке близ Дзинчьжоу отряд японских судов, утопив два номерных миноносца 2-го класса и транспорт. К Эллиотам по приказу адмирала (с мотивацией – «не спугнуть») пока не хаживали. Но наведавшись к островам Блонд, что лежали от них (от Эллиотов) всего в девяти милях к юго-востоку, «Новик» стреножил японский пароход, приведя его в Порт-Артур.

– Пароход сей – откровенное едва семиузловое корыто, – докладывал командир «Новика» кавторанг Шульц, – утопи – не жалко! Пока довели – намучились. Однако взято на оценку, как вполне годное для контрольного движения по траленным проходам перед более ценными судами.

Подготовка к захвату порта Дальнего и Эллиотов, можно сказать, началась ещё в Петербурге. Штаб Рожественского загодя получил (понятно каким «роялем») распечатки с эскизами минных заграждений – непосредственно японские постановки у Эллиотов, включающие боновые и сетевые. С одним лишь недостатком – отсутствовали промеры глубин.

У Талиеванского залива приходилось полагаться на схемы ещё январского мероприятия самих «порт-артурцев» – «Планъ дъйствительнаго миннаго загражденiя, поставленнаго Мин. тр. «Енисей» 28 янв. 1904 г.».

Но расчёт вполне обоснованно строили из тех мерил, что «мозги пусть и жёлто-азиатские, а военная логика имеет безусловный приоритет и должна быть одинакова».

Русские минные заграждения проходили строго по периметру границы залива, от северного мыса материка, ориентируясь на острова Сан-шан-тау, до южной стороны к острову Пань-тау. Предположили, что противник поступит подобным же образом. Конечно, не скидывали со счетов и то, что японцы могут применить дополнительные меры.

Так что Рожественский, не мудря, ткнул пальцем в пролив между северным и южным Сан-шан-тау:

– Будем тралить средний проход, предварительно высадив десант на острова. Тем самым с этого плацдарма огнём пушек будет сподручней не позволять японцу ночью минировать уж тореный фарватер заново, сводя наши усилия впустую.

Нейтрализацию японской стоянки у Эллиотов, при всём желании провести операции одновременно, адмирал отложил на вторую очередь. Хотя никаких особых препятствий для того не было – ни в тралящих средствах, ни огневой поддержке, ни в снаряжении десанта. Так, например, уходя на прорыв, Витгефт приказал снять с кораблей эскадры все катера – теперь их, включая оставшиеся в Артуре миноносцы, можно было пустить в ход.

С крейсерами Иессена из Владивостока были доставлены батарейные пушки, скорострелки Барановского, две дюжины пулемётов, часть из которых были отданы на огневое усиление десанта.

Сработать и на Талиевань-Дальний, и на Эллиоты одновременно попросту не успевали организационно.

По уму бы всю боевую операцию – развёртывание судов траления и огневой поддержки – следовало распланировать, подгадав к раннему утру. И не только в целях якобы «появились нежданно, обрушившись на голову супостата» (один чёрт, выход кораблей из Артура не остался бы незамеченным – тут наверняка и японские шпионы, и «висящие» мористее миноносцы противника).

На самом деле командующий ТОФ элементарно спешил выгадать каждый час светового дня, понимая, что с сумерками, а то и раньше, дело у Талиенваня придётся сворачивать, суда уводить под защиту береговой артиллерии крепости, за боны и противоминные сети.

Но как оно обычно бывает, произошли разного толка задержки и неувязки. В первую очередь из-за желания Рожественского вообще не тянуть с подготовкой операции. Отсюда его совершенно нервическая торопливость, в свойственной ему манере – подгоняя, бранясь, он дёргал ближайших подчинённых, что по командной цепочке уходило до нижних чинов.

Ну а как ему не психовать, когда внешний рейд был окончательно протрален только на рассвете (хотя должны были ещё ночью), и лишь затем с утренним приливом корабли потянулись по тонкой «кишке» узкого выхода из внутреннего бассейна на большую воду.

«Богатырь» и «Новик», закусив удила, погнали прочь навязчивых японских разведчиков-миноносцев, что, очевидно, побежали к Дальнему. Вслед увязались два миноносца-«сокола», брызгая пеной и роя носами крупную зыбь[33].

«Князь Суворов» и минный крейсер «Гайдамак» плавно и уверенно набирали пятнадцатиузловой ход, держа по левому борту невзрачные, посеревшие от наступивших осенних ненастий берега Квантуна. В хвосте шли пароход «Инкоу» и четыре шаланды с охранением.

Несостоявшееся будущее теперь вызывало у Рожественского кривую блуждающую улыбку, заставляя бежать едва ли не впереди своих возможностей, опережая расторопность подчинённых. И польза от этой адмиральской поспешности выявилась сразу, по факту, на месте, наглядно, сорвав узкоглазым попытку усилить форпост на Сан-шан-тау путем установки там пушек.

Началось всё вдруг живо, напористо и главное результативно.

Первый контакт произошёл у «Богатыря» с «Новиком». Передовые крейсера походя загнали японские дестроеры в залив, сами за предполагаемую условную границу минных постановок, разумеется, не сунулись, а вытянув дымные шлейфы, побежали дальше. Ещё издалека углядев на западной стороне намеченного для десанта острова чёрный силуэт японского транспорта, немедленно открыли беглый огонь.

Капитан старенького «Мару», едва упали первые снаряды, поднявшие невдалеке пугающие всплески, только представив, что произойдёт, ударь хоть один из них в складированные на открытой палубе ящики с боеприпасами, приказал расклепать якорную цепь, и не успела та упасть, как немедленно машинный телеграф был переведен на «полный назад».

Следующий залп русских взбил каменное крошево, кромсая береговую команду, часть осколков забарабанили по борту и надстройке. Панически затрубив паровым гудком, судно забурлило винтами, быстро отчаливая, под вой и грохот очередного накрытия.

На берегу остался один убитый, раненые, суматошно бегающие моряки, солдаты, часть снаряжения и лишь одна полевая пушка, в спешке сорвавшаяся с кран-балки и окунувшаяся по лафет в воду.

На выстрелы начали реагировать – неторопливо курсирующая на внутреннем рейде канлодка «Атаго», добавив оборотов машинам, пошла к внешнему периметру. У причальных стенок порта, разводя пары, заворочался под вице-адмиральским флагом броненосец «Чин-иен». Быстрей отреагировал пришвартованный подле «Мацусима», загремев цепями, по-видимому, уже заранее готовый к выходу. Получил сигнал «на выход» капитан корвета «Цукуба», стоящего на бочке выше к северу у поселения Талиенвань. Да и все остальные боевые суда наличествующего императорского флота подверглись конвульсиям боевой тревоги.