Занимательное дождеведение: дождь в истории, науке и искусстве - Синтия Барнетт

Пока Макинтош выполнял заказы наподобие поступавших из военно-морских сил, Хэнкок взялся за работу, пытаясь усовершенствовать ткань для своих изделий. По сравнению с Макинтошем он обладал одним преимуществом – изобретением, которое он назвал мастикатором (в первые годы Хэнкок уклончиво именовал свое творение «мешалкой», чтобы никто его не украл). Эта машина нагревала каучуковые отходы, перемалывая их таким образом, что материал становился пластичным без всяких химикатов. На своей большой фабрике на Госуэлл-Роуд в Лондоне Хэнкок, впрягая лошадей в мастикаторы и большие железные цилиндры, изготавливал прорезиненные листы, которые продавал для нужд судоходства и парусного спорта.

Поняв технологический процесс Макинтоша, Хэнкок разработал связующее вещество, в котором было меньше нафты и больше скипидара. При использовании этой смеси резина становилась послушнее и чуть лучше пахла. Но понадобилось несколько лет, чтобы убедить Макинтоша в целесообразности партнерства. Став более зрелым и осторожным, тот держал конкурента на почтительном расстоянии: свои непромокаемые товары они производили отдельно, в Лондоне и Манчестере. Лишь когда изделия, выпускаемые Хэнкоком, стали продаваться лучше, чем у Макинтоша, шотландский химик пригласил соперника в Манчестер. В 1831 году он сделал Хэнкока партнером в компании Macintosh & Co.

В отличие от Хэнкока, Макинтош на самом деле никогда не хотел производить одежду как таковую. Он с удовольствием бы управлял своими крупными химическими предприятиями в Глазго и фабрикой прорезиненных тканей в Манчестере. Самым знаменитым в мире производителем плащей он стал против своей воли, лишь после того, как портные отвергли его идею.

Первыми швейными изделиями Макинтоша и Хэнкока были не плащи, а дождевики. Мужчины и женщины носили накидки, пелерины и волочащиеся по земле мантии с первого столетия нашей эры. В начале XIX века развевающаяся одежда из диагональной ткани начала уступать место длинным пальто, представлявшим собой нечто среднее между накидкой и современными плащами ниже колена. Однако накидки и пелерины оставались наиболее популярными при плохой погоде. Их часто промасливали для защиты от дождя.

Два изобретателя удрученно осознавали: проще совместными усилиями придумать водонепроницаемую ткань, чем убедить людей носить непромокаемые плащи. Тут во многом были виноваты врачи. Некоторые доктора были убеждены и убеждали своих пациентов в том, что хотя плащи Macintosh & Co. не пропускают дождь, «они препятствуют потоотделению, а значит, вредны для здоровья».

Хэнкок утверждал, что у докторов был свой скрытый мотив: втайне они опасались, что непромокаемые плащи сделают людей более здоровыми и оставят медиков не у дел. Он также винил торговцев и покупателей, которые подбирали слишком облегающую одежду, вызывающую ненужное потоотделение. «Жалобы из этого источника долго докучали нам и навлекали на нас бесконечные оскорбления».

Еще одним кошмаром оказались швы и петлицы. Каждая строчка служила крошечной соломинкой, втягивающей дождь внутрь плаща, так что носивший его человек все равно промокал.

Презрение, с каким европейцы поначалу относились к идее облачиться в водонепроницаемую ткань, можно сравнить лишь с их нежеланием держать над собой зонты. Как будто Бог не хотел, чтобы люди высокомерно отвергали Его ниспосланное с неба творение. По крайней мере, если рядом не было слуги, который делал бы это за них.

В начале XVIII века зонтами пользовались практически только лакеи и слуги, которые держали их наготове у дверей столовых и гостиниц, чтобы провожать клиентов, садящихся в кареты и выходящих из них. Дамы из высшего общества ходили с модными маленькими зонтиками, но это был скорее вопрос высокой моды, нежели защиты от дождя. Зонт в мужской руке считался признаком полной изнеженности. Если джентльмену приходилось идти пешком под дождем, надлежало завернуться в накидку или плащ из бобрового фетра, а голову покрыть фетровым же веллингтоном. Ради этих нескольких изделий с природными водоотталкивающими свойствами Северная Америка в ту пору стремительно атаковала одного пушистого грызуна.

Превратившийся в аболициониста работорговец Джон Ньютон, более известный как автор песни «Amazing Grace», сформулировал это социальное клеймо так: «Идущий с зонтом и без головного убора оказывается вне общества, попадая в разряд тех, кто по приказу сварливой хозяйки в ненастный день спешит в ближайшую лавку за бутылкой стаута».

В итоге британцам все-таки пришлось признать зонт, который добавил солидности важной походке джентльмена в шляпе-дерби и стал хитроумным оружием безоружного Шерлока Холмса (которого сэр Артур Конан Дойл к тому же облачил в макинтош). Зонт, как и велосипед, является одним из очень немногих чрезвычайно функциональных изобретений человечества, да еще и безупречно красивой вещью – хоть в раскрытом виде, хоть в сложенном. В своей очаровательной книге об английской погоде «Принесите мне солнце» британский писатель и радиоведущий Чарли Коннелли признается в любви к дождю. Но ни о чем он не пишет так лирично, как о благородном зонте «с его способностью плавно и симметрично расцветать, когда вздымаешь его над собой, непринужденным движением и согласованным действием бесчисленных рабочих деталей, изяществом его купола – зонт поистине прекрасный механизм». Коннелли всегда очень расстраивается, видя на лондонских тротуарах «потрепанный, сломанный и выброшенный в урну» зонтик.

Коннелли славит Джонаса Хенвея – человека, который окончательно демократизировал зонтик. Почтенный реформатор управлял больницей для брошенных детей и вообще вел активную общественную деятельность. Сюда относилась борьба с массовым употреблением… чая – новомодного поветрия в лондонских кофейнях. Несомненно, защищаясь от все более широкого распространения всевозможных чайных в городе, Хенвей бросил вызов этикету XVIII века, став первым джентльменом в Лондоне, повсюду ходившим с зонтом. В дождь и зной он не расставался с этим предметом на протяжении тридцати лет. Хенвей игнорировал первоначальные удивленные взгляды и пересуды. К моменту его смерти осенью 1786 года зонты стали на сырых лондонских улицах таким же обычным делом, как фонарные столбы.

Конечно, популяризации – и «дефеминизации» – зонта способствовали также страж погоды Даниель Дефо и его вышедший в 1719 году роман «Робинзон Крузо». Выброшенный на берег после кораблекрушения герой Дефо неделями трудится, мастеря себе прочный зонтик из козьих шкур. Это было на редкость неуклюжее самодельное приспособление, хотя впоследствии иллюстраторы и оформители книжных обложек зачастую смягчали этот образ, изображая творение Крузо в виде симпатичного купола из листвы или пальмовых ветвей. Сам Робинзон называет свой зонтик безобразной, но «самой необходимой принадлежностью моего дорожного снаряжения. Нужнее зонтика было для меня только ружье»[13]. Это одна из немногих памятных вещей с необитаемого острова, которые он забирает с собой в Лондон после своего спасения. Лондонские жители тоже сохранили в сердцах зонтик Крузо: в связи с популярностью романа Дефо британцы начали называть зонты «робинзонами».

Однажды безоблачным ноябрьским днем я посетила старейший в Европе магазин зонтиков «Джеймс Смит и сыновья», который открылся в Лондоне в 1830 году (аплодисменты Ханвею и Дефо). Деревянные и заказные зонты и трости до сих пор изготавливают вручную в подвальном помещении. Расположенный на уровне улицы демонстрационный зал похож на волшебный магазин – то самое место, где Мэри Поппинс покупала бы свои воздушные шары. Расставленные в ряд зонты занимают каждый дюйм стены, и все рукоятки смотрят вперед, словно армия, готовая сражаться с самой сильной лондонской грозой. Еще больше зонтов собрано наподобие букетов в плетеных корзинах на полу, выставлено в стеклянных витринах и развешано по витринам и стойкам. В одной секции классические черные, зеленые и темно-синие, в другой радуга чистых тонов, в третьей – зонты с узорами. Сверкают кленовые, ясеневые, ореховые и вишневые трости и рукоятки, некоторые из них украшены синей хрустальной головой попугая или набалдашником ручной резьбы в виде охотничьей собаки. Щеголеватый персонал тоже стоял навытяжку – надеюсь, этим молодым людям не грозят пожизненные неудачи из-за того, что им так часто приходится вопреки приметам раскрывать зонты в помещении. Я задала продавцу в галстуке-бабочке вопрос, волновавший меня больше всего: заказывали ли у них когда-нибудь специальные зонты, маскирующие секретное оружие, как в кино? Или в реальной жизни. В 1978 году болгарский диссидент Георгий Марков был убит с помощью зонтика, когда ждал автобуса на мосту Ватерлоо в Лондоне. Он почувствовал острую боль в задней части бедра и, оглянувшись, заметил человека, который подхватил зонт и прыгнул в такси. В тот же вечер у Маркова начался жар. Три дня спустя он умер в результате отравления рицином, заложенным в острие зонтика. Молодой продавец рассказал мне, что магазин «Джеймс Смит и сыновья» отказывается делать из зонтов оружие (этот ответ вызвал у меня догадку, что с такими просьбами к ним действительно обращаются).