Сны о республике - Александр Машошин

— Как скажете, Учитель.

— Ну? — подбодрил я тогруту, когда мы спустились на нижний этаж. — Вы что-то выяснили?

— Основное. Взрыв, конечно же, исполнил не джедай, а один из работников Храма, механик. Сначала мы не могли понять, как такое возможно, работники ведь проходят тщательную проверку…

— Не все же.

— Все.

— А я, например? Меня-то никто не проверял.

Осока посмотрела на меня с изрядной долей снисходительности:

— Алекс, семьи высших чиновников и без нас проверяются до четвёртого колена. Информация есть в храмовой библиотеке, любой магистр или сотрудник внутренней безопасности может ознакомиться. Ни один джедай в здравом уме не доверил бы деку человеку с улицы, не настолько мы беспечны.

— Ясно.

— Но в том-то и дело, — продолжала она, — что у простых инженеров, клерков, офицеров проверяют только близких родственников, а у рядового работника…

— Вообще никого, кроме него самого? — догадался я.

— Точно. Бедняга механик вообще ничего не подозревал, его использовала втёмную его жена.

— Сколь коварны иногда бывают женщины! Надеюсь, вы её взяли?

— Да. Но так и не добились, кто за ней стоит. Всё, что у неё нашли – прокламации пацифистских ультра. Думаю, для отвода глаз. Эти горлопаны только гнилые овощи в солдат способны бросать. Почерк не их, понимаешь?

— Понимаю. Очень похоже на ширму для хорошо подготовленной диверсии сепов.

— Угу. Нехорошее у меня чувство. Будто мы чего-то не понимаем или где-то ошибаемся. Или – ошибёмся…

— Ладно тебе, не кисни. Смотри, какое расследование вы провернули! За один день. Уверен, завтра или послезавтра найдёте и заказчика.

— Отрадно, что ты в нас так веришь. Ну, а у тебя что здесь происходит, пока нас нет?

— Да много всего.

— Расскажи.

Я стал рассказывать. Про университет, про древних дройдов, про потерявшуюся Наследницу и приставшего к ней контрабандиста. Подруга слушала, подперев рукой щёку. Сначала она что-то переспрашивала, кивала, но только в первые минуты. На веранде царила полутьма, и я, увлёкшись, не сразу заметил, что Осока меня уже не слышит. Умаявшись за день, девушка уснула так же, как сидела на диване. Вздохнув, я тихонько встал, осторожно уложил её по-нормальному, накрыл пледом. Она всё же проснулась, хотя, наверное, и не совсем, сонно пробормотала:

— М-м, спасибо, извини, мы обязательно поговорим завтра…

И заснула вновь. Я снял ботинки и улёгся прямо тут же, на соседнем диване. Падме, конечно, опять будет ругаться, скажет, что вы, как на вокзале. Зато завтра проснусь и сразу увижу Осоку. Может быть, и правда, успеем поговорить?

Не тут-то было. Когда я проснулся от утренней прохлады, Осоку на диване уже не увидел. Они со Скайуокером спозаранку улетели обратно в Храм. А в университете сегодня было как-то… неуютно. Продолжалось обсасывание несвежих вчерашних слухов, из чего я сделал вывод, что об успехах следствия никто ничего не знает. Некоторые договорились уже до того, что джедаи-де сами подстроили теракт, как повод для продолжения войны. Пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы не влезть в разговор и не высказать этим умникам, что я о них думаю. На лекции один из преподавателей тоже начал ни к селу, ни к городу поругивать джедаев. Он говорил довольно смелые вещи, за которые год или два назад коллеги на кафедре запросто могли устроить бойкот, но с передних рядов было видно, как побледнело его лицо, и как бегают глаза. Значит, где-то есть мнение, что теперь – можно. Выглядело это настолько мерзопакостно, что даже Грюц, любитель всякой чернухи, не смог смолчать и поинтересовался:

— А что ж Вы сами-то им служили, раз они такие лицемеры?

Это была чистая правда. На третьем курсе именно этот преподаватель хвастался, как в молодости работал при Храме помощником гида. Сейчас, услышав вопрос, он поперхнулся, побледнел ещё сильнее, и, заикаясь, забормотал:

— Я… я… был молод и наивен. У меня не было выхода, с работой в те времена было трудно, и я был вынужден…

По амфитеатру пробежало оживление. Об огромном конкурсе на каждую должность работника при Храме знали все, вплоть до младших школьников. Мне стало настолько противно, что я встал и вышел вон. Настроение было поганое, хотелось плюнуть на всё и уехать домой. Наверное, так я и сделал бы, если бы следующим часом у меня не была "дройдная анатомичка". С "препаратами" мы работали, разбившись на бригады, и я имел основания опасаться, что в моё отсутствие ребята отвинтят что-нибудь у нашего дройда, а обратно не поставят. Не потому, что не умеют – в нашей бригаде из шестерых в предмете нормально разбирались трое, считая меня. Просто никому из них не было жалко древнюю машину ни на децикред. Несколько результатов титанических усилий других команд, где троечников было больше, уже громоздились у дальней стены грудой разобранных доспехов, годных только на утиль. Накануне я снял с одного из тех бедолаг плечевой сустав, припрятал в инструментальном ящике и сегодня собирался поставить его на нашу "стражницу" взамен повреждённого.

— Почему у меня возникает подозрение, будто ты собрался её запустить? — спросил один из напарников.

— Потому что так и есть, — тихо сказал я, закрепляя на суставе металлическую "кость" плеча. — Тебе разве не интересно? Давай сегодня после лабораторки? Выкатим её на задний двор и включим.

— В принципе, можно. Надо только дождаться…

Договорить он не успел, у меня зазвенел комлинк. Осока? Я торопливо вытащил мини-проектор, включил. И увидел Рийо.

— Алекс, ты можешь говорить? — спросила она. Фигурка на таком проекторе крохотная, выражение лица разобрать трудно, но голос сообщил мне достаточно. Я бросился в дальний угол, подальше от всех. Сказал:

— Теперь могу.

— Осока арестована.

— Что?? — спохватившись, что от изумления и возмущения почти заорал, я понизил голос: — За что? Когда? Кем?

— Ничего пока не известно, знаю лишь, что поехала в Зиндан, там её и взяли под стражу.

— Я сейчас приеду!

— Выходи на стоянку университета, я уже на подлёте.

— Да. Приземляйся в секторе номер один, преподавательском. Там всегда есть место, — посоветовал я. И кинулся к столу за вещами.

— Что-то случилось? — задал вопрос кто-то из ребят.

— Мою девушку арестовали, — сказал я чистую правду, выдумывать не было ни сил, ни времени. — Ничего пока не знаю, всё, бывайте.

Рийо была на грани нервного срыва, она машинально теребила пальцами перстень на левой руке и даже не обращала внимания, что один из шиньонов на её голове утратил монолитность, и несколько прядей свисали на плечо.

— Рассказывай, — потребовал я, бросаясь рядом на сиденье.

— Мне почти ничего не известно, говорю же. Её вызвали в Зиндан, якобы арестованная террористка готова дать показания…

— Погоди-ка, но террористку держали в Храме!

— Ночью адмирал Таркин приказал перевести её в военную тюрьму. Она же не адепт Силы и не чужак, она гражданка Республики.

Спидер мчался по высокой параболе, уходя от солнца всё дальше и дальше к линии терминатора. Сквозь транспаристиловую полосу в перегородке кабины мне был виден профиль и плечо пилота, он сидел в своём кресле спокойно, даже расслабленно. Конечно, он просто делает свою работу, ему беспокоиться не из-за чего.

— Падме тоже не в курсе? — спросил я. Рийо покачала головой:

— Она мне всё это и сказала. Одна надежда на мастера Скайуокера. По словам Сенатора Амидалы, он сразу бросился туда. Возможно, к нашему прилёту что-то прояснится.

— Вот и ладно. Ты, знаешь, что, не психуй раньше времени. И, кстати… — я показал на её волосы.

Рийо глянула в зеркало, охнула и занялась причёской. Пока она разбирала сложнейшую конструкцию из металла, стразов, заколок и собственных волос, закручивала и собирала снова, уже вместе с выпавшими локонами – немного успокоилась. Спидер, меж тем, всё ощутимее наклонял нос, устремляясь к поверхности планеты. Внизу под нами расстилались бескрайние облачные поля: это климатологи нагнали на ночную сторону очередной дождь. Сверху облака под нами казались белыми и пышными, только впереди, там, куда не доставал солнечный свет, серели, затем чернели под тёмным небом в россыпях искусственных огней. Когда же машина проколола облачность, оказалось, что внизу царит ночь. Центральная военная тюрьма, проще говоря, Зиндан, располагалась на подземных уровнях одной из военных баз, с виду точь-в-точь такой, как та, с которой совсем недавно мы с сестрой провожали разрушитель Анакина. Приземистое верхнее сооружение базы напоминало какое-то древнее святилище, тылом ориентированное к гигантскому разлому большого ремонтного дока, а входным порталом – в поле. Тонкие башни служб были похожи на посвящённые божеству стелы, и лишь размещённые по углам крыши башни – две орудийные, главный калибр от разрушителя, и две комбинированные, лазеры ближнего боя плюс скорострельная ракетная установка – несколько смазывали впечатление. Мы приземлились рядом с "кальмаром" – новым атмосферным прыгуном, какими в последнее время переоснащались ангары Храма взамен прежних тихоходных моделей. И почти тотчас же увидели Скайуокера. Вернее, в сумерках, при свете фонарей, я узнал его далеко не сразу. Анакин выглядел просто жутко. В такой ярости я последний раз видел его… никогда. Кулаки сжаты, лицо перекошено, шрам над правым глазом побагровел.