Сны о республике - Александр Машошин

— И я знаю, — сказал я. — И тоже не сомневаюсь.

— Паскудство какое-то получается. Вот генерал Крелл, его же с самого начала видно было. Злой, жестокий, а разве джедай может быть злым? Но до последнего момента не верили, что он предатель. А тут девчонка всей душой… Настоящий джедай! А они её… — Пятерня длинно и с чувством выругался.

— А какие они, по-твоему, настоящие джедаи? — спросил я.

— Будто ты сам не знаешь, ты же с ними знаком.

— Да с кем я знаком? Со Скайуокером, с Кеноби, с ней вот, и с Айлой немного. И все они разные.

— В чём-то да, а в чём-то и одинаковые. Они все себя не жалеют. Ради других. А других – жалеют, и тоже ради них же самих. И ещё не сдаются. Никогда. Думаешь, почему генерала Скайуокера здесь нет? Он подставщицу найти пообещал. И найдёт, думаю.

— Известно, кто это?

— Есть вариант, что Вентресс, слышал?

— Ещё бы.

— Но я что-то не очень верю. Генерал Кеноби однажды вблизи её видел. Не дрался, а именно видел. И говорил, что она немного на голову стукнутая, а в принципе баба не подлая. Убить убьёт, а в таком дерьме мараться не станет. Я ему верю. Другой это кто-то, расчётливый и беспринципный. Как там говорится? Цель оправдывает средства? Вот из этих.

— Ну, будем надеяться на Скайуокера, — вздохнул я.

— Тебе как, получше?

— Да, вроде.

— Тогда я пойду. Служба.

— Пятерня! — окликнул я вслед. — Спасибо!

— Пустое.

Казалось, прошла целая вечность после его ухода, прежде чем натужно загудели приводы, и ворота приоткрылись. Из них показались люди и другие существа. Впереди бежала – почти летела, позабыв про солидность – Рийо.

— Невиновна!! — закричала она, кидаясь ко мне. — Оправдана!!!

— Это просто замечательно! Падме удалось убедить трибунал?

— Нет! Анакин нашёл виновницу. И знаешь, кто это? Оффи!

— Эта зелёная… — я в последнюю секунду проглотил готовое сорваться с губ ругательство. — Давно она мне не нравилась. Тварь.

— А для Луминары какой позор… — покачала головой Рийо. — Воспитала мерзавку.

— Но где же сама Осока?

— Анакин повёз в Храм, — сказала подошедшая Падме. — Надо ведь уладить недоразумение с Орденом…

— Недоразумение??? — взорвался я. — Хорошенькое, мать его, недоразумение!! Да они на коленях должны просить у неё прощения!

— Думаю, они и собираются. Анакин обещал сразу после Совета привезти её домой. Поехали. Рийо, ты тоже с нами.

— Я и не собиралась отказываться, — ответила сияющая панторанка.

Дома Падме распорядилась готовить праздничный обед, а сама удалилась в спальню переодеться. Мы с Рийо сидели на диванах, пили сок. Как вдруг открылась дверь спальни. На пороге стояла моя кузина, непричёсанная, в наполовину застёгнутой блузке.

— Звонил Анакин, — безжизненным голосом произнесла она. — Осока ушла из Ордена. Сама. Ребята, да как же это… После всего…

Я вскочил, подвёл её, как сомнамбулу, к дивану, усадил, сунул в руки чашку с чаем:

— Выпей-ка. И расскажи по-человечески. Они, что, не извинились?

— Извинились. Просили прощения, хвалили, предлагали вернуться.

— А она ушла?

— Да, — Падме, кажется, справилась с шоком, отхлебнула ещё глоток, твёрдой рукой вернула чашку на стол. — По-моему, я знаю, почему.

— И? — спросила Рийо.

— Да мой идиот, вместо того, чтобы потребовать посвятить её в Рыцари, предложил снова идти к нему в падаваны!

— Он сам это тебе сказал? — уточнил я.

— Ну, да. Косичку ей протянул, о, звёзды…

— Нет, он, конечно, иногда тупит, но не до такой же степени!!

— Да уж. Она такой заговор раскрыла, это им, что, не испытания на зрелость?? — возмущённо сказала Рийо.

— Наверняка опять Винду воду мутит, — вздохнула Падме.

— Ничего, сейчас прилетит Анакин, мы его подробнее расспросим, — сказал я.

— Не прилетит. Сказал, что у него срочное задание, и он немедленно отправляется во Внешнее Кольцо. Подозреваю, он никого не хочет сейчас видеть.

— Точнее, стыдно посмотреть нам в глаза, — проворчал я.

— Алекс, — Падме обняла меня за плечи, — Анакин, конечно, часто поступает необдуманно, но он добрый человек. И для него уход Осоки – большой удар.

— Где же её теперь искать? — задумчиво произнесла Рийо. — Ума не приложу.

— Она придёт, — твёрдо сказал я. — Обязательно.

— А если не придёт… ну, значит, мы для неё ничего не значим.

— Ты в ней сомневаешься?

— Алекс, я не знаю. Смогла же она бросить всё, чем жила?

— Думай, что хочешь, а я верю. И буду ждать.

Я сидел за компьютерной панелью, тупо решал очередные уравнения для курсовой работы и старался не впадать в уныние. Ну, неужели ты не слышишь, не чувствуешь, как я тебя жду? Как верю… Звонок в нижнюю дверь выбросил меня из кресла, как сирена атомной тревоги. На пороге стояла Осока. Цепочки-косички на её виске больше не было. Но оба меча, зелёный и жёлтый, гордо висели на поясе.

Некоторое время разговаривать мы не могли – губы были очень заняты. А потом я спросил, как можно небрежнее:

— Говорят, ты из Ордена ушла?

— Почти ушла. Но до конца уйти мне, всё же, не дали. Короче, ранг Странствующего Рыцаря и – погуляй, проветрись, приведи в порядок мысли. Как раз то, в чём я сейчас нуждаюсь. А то мозги дыбом. Что делать теперь буду, ума не приложу.

— Первым делом ты поднимешься наверх и расскажешь всё Падме и Рийо, которая, кстати, не собиралась уходить, пока ты не вернёшься.

— А Анакин? Почему-то я его не чувствую.

— Улетел. Стыдно, наверное, стало, что делал-делал дело, а в финале так обмишурился.

— Да ты что? Он же меня спас, разоблачил Баррисс!

— Знаю, Падме рассказала. Но это не извиняет его за то, что он тебя не удержал. И не признал, что ты достойна быть джедаем.

— У него такое бывает, что поделаешь.

Праздничный стол у нас в тот день, всё же, состоялся, правда, не обед, а ужин. Осока, сбиваясь с пятого на десятое, не один раз пересказывала, как всё было с самого момента ареста, мы – как искали её, что называется, всем миром. Дорме, сидя в уголке на кресле, тихонько перебирала струны кветарры, совсем как дуэнья из старинного фильма в покоях госпожи.

— В общем, не знаю, что мне теперь делать, — повторила Осока для всех то, что сказала мне внизу. — Может быть, улететь куда-нибудь подальше? На дальнюю планету, где никого нет…

— А как же мы? — спросил я. — Как же… я?

— Ну, это ведь не навсегда, Алекс. На некоторое время. С тобой я, пожалуй, полетела бы, но тебе ещё учиться два года.

— Учёбу можно и отложить.

— Нет-нет, ещё чего не хватало! — Осока погрозила мне пальцем. — Специальность надо получить! Я уж лучше сама с собой разберусь. А к тому времени, как ты закончишь учёбу, я, глядишь, и вернусь.

Я покосился на Падме: что же ты молчишь, ну, не то она говорит, не то, скажи ей! Но кузина молчала. И, в общем-то, её можно было понять. Это не в Сенате о насущных проблемах всей Галактики вещать, в своей собственной семье всё намного сложнее. А вот Дорме, которая, как и я, с Осокой была явно не согласна, наверное, высказалась бы, да не позволял этикет. Кто она такая, чтобы вмешиваться в дела семьи? Всего лишь фрейлина. И Дорме поступила иначе. Ленивые аккорды стали громче, превратились в чёткий ритм, и девушка негромко, себе под нос, запела:

Ветер треплет стремена,гонит время скакуна,Как на гору ни взбирайся, вся дорога не видна.Не умеешь, не берись,не умеешь, но дерись!Ни обрыва, ни ухаба – ничего не сторонись.

Три дороги – лютый зверь,предсказателям – не верь.Если дверь тебе закрыли, бей тараном в эту дверь!Ну, а кто-то позовётхоть под землю, хоть в полёт,Собирайся и не медли – а дорога подтолкнёт.

Осока ощутимо навострила уши, хотя их и не было видно под полосатым кожистым башлыком. И то сказать, текст баллады оказался удивительно к месту. Особенно следующий куплет:

Если другу не везло,                          не держи на друга зло,Если он из арбалета попадёт тебе в крыло.Кто-то в спину саданёт,                          кто-то просто подтолкнёт…Оборачиваться поздно, раз пошёл – иди вперёд!

За дорогой видно край,                          а за краем ад и рай.Говорят: "Умри, но сделай…" – Сделай, но не умирай!Лучше друга повстречай,                          а врагов не замечай,На любой удар кинжалом новой песней отвечай.

Ветер треплет стремена,                          гонит время скакуна,Как на гору ни взбирайся, вся дорога не видна.Не умеешь, не берись,                          не умеешь, но дерись…Вот такая вот, простая – удивительная жизнь![4]

Повтор первого куплета Осока уже подпевала фрейлине в голос, отбивая ритм пальцами по колену.