Я жду тебя - Рангея Рагхав

Пьяри тяжело вздохнула.

Она вспомнила волшебные ночи, которые проводила в объятиях возлюбленного под открытым небом возле их шатра. Свобода — великая сила. Ее утрату ничем нельзя возместить. Как счастлива была Пьяри! Не было ни Каджри, ни мучительных забот. Она рядом с Сукхрамом засыпала ночью и вставала утром. И ночь, и день — все принадлежало им.

Почему Сукхрам позволил ей уйти?

Потому что не хотел, чтобы Пьяри терпела лишения?

Нет.

Тогда почему?

Потому что Сукхрам считал себя тогда ничтожным человеком, покорным и смиренным нищим и в присутствии полицейского не смел поднять головы. Отчего же он так изменился теперь?

Тогда он не осмеливался так властно разговаривать, как теперь. Он приходил и молча склонял голову перед Рустамханом. А теперь тот самый Рустамхан, который восседал перед ним подобно грозному льву, вертел хвостом, как трусливый шакал.

Потому что настоящим львом всегда был Сукхрам.

Пьяри совершила роковую ошибку. Она посчитала слишком маленькой ту лодку, на которой плыла по морю жизни, и перебралась на корабль, привязав к нему свою лодку. Но крысы прогрызли днище корабля, и он стал тонуть. Теперь Пьяри хочет пересесть в свою лодку и направить ее к берегу, но лодка отказалась ей повиноваться!

Сукхрам так осмелел, что рискнул отвести руку полицейского!

И это у всех на глазах? Храбрец! А как он стоял, гордо подняв голову, как будто никогда ничего не боялся!

Пьяри впервые видела Сукхрама таким.

В тот момент она и ненавидела его, и гордилась им. В ее душе столкнулись противоречивые чувства.

Она встала и напилась воды. Немного успокоилась и устало зевнула. Потом легла на кровать, закрыла лицо руками. Не хотелось ни о чем думать, но мысли сами собой лезли в голову. А она очень устала, смертельно устала.

Сукхрам позорит ее. Но почему?

Да потому, что он стал теперь мужем Каджри. Он больше прислушивается к ее словам. Ей и пристало держаться надменно и высокомерно. Но почему, почему? Потому что сын всегда перестает слушаться мать, когда приведет в дом молодую жену. Мать вырастила и выкормила его, проведя столько бессонных ночей у его колыбели, а другая женщина приходит на все готовое и живет в свое удовольствие и наслаждается жизнью! Но и она, став матерью, в конце концов сталкивается с тем же самым.

Ох, деньги, деньги, горестно размышляла Пьяри. Когда-то у меня были деньги. Теперь деньги у нее. Но чьи это деньги? Покупают сами деньги, а не Пьяри или Каджри? Деньги не знают себе цены, об этом знает продавец. Здесь же деньги торгуют продавцом. Все наоборот!

И Пьяри опять думает. Стремилась ли она к богатству или к этому ее принудила всегда голодная и холодная, вечно и неотступно следующая за ней нищета?

А разве Каджри толкнули в объятия Сукхрама не те же причины?

Пьяри лежит с закрытыми глазами и молит Всевышнего: «Возьми мою жизнь, не хочу больше ее терпеть! Ты приносишь мне одно несчастье за другим, но не даешь умереть. В чем мой грех? В том, что я провожу ночи с чужими мужчинами? Но ты же сам создал таким мое племя, лишив его всех прав. Зачем ты сотворил меня женщиной? Разве не потому я страдаю сейчас?»

А где-то рядом взывал к своему богу Рустамхан: «О всемогущий Аллах, прости мне мои прегрешения! Я совершил столько грязных и подлых дел, я грешен, но я исправлюсь!»

Пьяри прислушивается. В его голосе звучит тревога, он задыхается, кажется, что его слова доносятся из самого ада. Созревший нарыв лопнул, и из него сочится смердящий гной.

Пьяри ворочается с боку на бок. А Рустамхан бормочет: «О Аллах! Какой жестокий удар ты мне нанес! Неужели ты сам не понимаешь, я не заслужил этого. О я несчастный!»

Он тяжело вздыхает. Его вздох комариным писком отдается у Пьяри в ушах, она не может его выносить, он не дает ей забыться даже на мгновение.

Тело Пьяри горит как в лихорадке, но ее знобит, и она натягивает к самому подбородку простыню. Как хорошо и приятно лежать укрывшись. Молча, спокойно. Когда не хочется шевелить ни ногой, ни рукой. Она больна. Но ее радуют страдания Рустамхана. Ей даже начинает казаться, что они смывают ее грех и позор.

А Рустамхан стонет и молит своего бога голосом, полным тоски и отчаяния:

«О всемогущий заступник! Ты милосерден! Я признаю все свои грехи, да, я грешил по своей воле, никто не принуждал меня. Но ты милостив к правоверным, ты не оставишь меня в беде. Я каждый день стою перед тобой на коленях и бью низкие земные поклоны».

Пьяри кажется, что жизнь покидает ее, она лежит, как скованная.

Почему она не взывает к Всевышнему?

Может быть, потому, что ее охватывает мучительный стыд, когда она слышит, как взывает к богу такой страшный грешник, как Рустамхан. Она тоже считает себя великой грешницей.

Почему?

Потому что она бросила Сукхрама. Пьяри отворачивается к стене, сжимается в комок, обхватывает колени руками и понемногу согревается. Тепло приносит успокоение.

Теперь ей лучше. Она накрывается с головой, и жар от ее дыхания согревает воздух под одеялом, теплота приятно разливается по телу.

Лекарство подействовало. Сукхрам говорил, что лекарство может даже вызвать лихорадку, и чем сильней она будет трепать, тем лучше.

Неужели можно вылечиться? Снова стать здоровой? Тогда она убежит от полицейского и вернется к Сукхраму. Как она будет счастлива! К ней снова вернется радость.

Почему к Сукхраму? — думает Пьяри. Разве здесь мне плохо? Разве там меня ожидает только счастье? Тут по крайней мере я хозяйка. А в таборе? Жизнь в постоянной тревоге, в ожидании полиции; женщины поджидают чужих мужей, чтобы накормить своих голодных чад. А что их ждет? Одни лишь страдания и нищета.

Но Сукхрам ведь тоже там! Вот почему ее так тянет туда. Она хочет быть с Сукхрамом… Мир населен множеством людей. Но мы пытаемся удержать подле себя лишь того, кто для нас один на свете. Вот и она хочет выловить из общей суповой миски самый лакомый кусок. Почему вдруг кружится голова при виде одного человека, почему сердце стремится только к нему, почему он, не другой, оставил неизгладимый след в твоей душе?

Ей вспоминаются ночи, проведенные в объятиях Сукхрама, одна, другая, третья — сколько их было! Бессонные темные ночи, когда устаешь считать звезды, бессонные лунные ночи, когда не можешь сдержать нежной улыбки, глядя на освещенное лунным светом лицо любимого; бессонные дождливые ночи, когда небо, расколотое вспышками молний, грохочет и неистовствует за пологом шатра; бессонные холодные ночи, когда сидишь у костра, тесно прижавшись к другу, и поддерживаешь живительный огонь. Тогда они забывали обо всем на свете. Их души наслаждались безмятежным покоем. Веки смыкались, и сон вступал в свои права.

А разве можно забыть их первую ночь?

У Пьяри забилось сердце. В ту ночь она пришла домой поздно, пошатываясь от выпитого вина. В шатре бодрствовали Исила и Сауно. А у шатра ее ждал Сукхрам. Он нежно принял ее в свои объятия. Холодная пелена тумана спускалась на землю, и, казалось, этой ночи не будет конца. Пьяри уже познала мужскую ласку, но в ту ночь она впервые испытала блаженный неповторимый трепет. Так началась ее первая и единственная любовь к желанному и верному другу детства Сукхраму, ставшему в ту ночь ее мужем.

Пьяри переворачивается на другой бок, ее мысли путаются, одна перебивает другую.

Чего только не испытаешь на жизненном пути! Но пока не найдешь близкое сердце, ты еще не видел жизни, не познал мира. Так говорят люди, умудренные опытом. Человеку верят только тогда, когда видят, что он не одинок.

Пьяри села на кровати, подобрав под себя ноги, упершись подбородком в ладони, и застыла, не двигаясь.

Полуденное солнце стало клониться к западу, и по безлюдным дорогам поползли кудрявые тени от деревьев и кустарников — казалось, вся земля покрылась светлыми и темными заплатками. Прозвучал одинокий птичий голос, будто птица пыталась вспугнуть сонную тишину полудня, но, почувствовав, что ей это не под силу, умолкла.

Пьяри снова легла. Она довольна. Мысль о том, что Сукхрам думает и заботится о ней, делает Пьяри почти счастливой. Всем известно, что, если мужчина привел в дом вторую жену, на первую он уже не смотрит. Но Сукхрам не такой.

Пьяри снова натянула простыню повыше. Больше она ни о чем не хотела думать. Стоит только прилечь, как в голову лезут горькие, тяжелые мысли. А если подумать, то кроме воспоминаний, которыми она еще могла себя утешить, у нее ничего не осталось.

Ничего!

Пьяри опять вспоминает.

Жестокий, он ни словом не обмолвился о том, заберет ли ее с собой.

Каджри, видно, прочно поселилась у него в душе…

Застонал Рустамхан.

Пьяри вздрогнула. Она забыла, что не одна в доме. Она дрожит от звука его голоса; неужели он все еще жив?

Неужели ей придется общаться с этим ничтожеством?!

Отчаяние овладевает Пьяри. Она кажется себе попугаем, рвущимся на волю из золоченой клетки. В бессильной ярости птица машет крыльями, долбит клювом железные прутья, не причиняя им никакого вреда.