Обречённый на любовь - Николай Романецкий

— Труп, — констатировал он. — И уже давно, успел остыть.

— Наркота, паренек? — спросил детина Калинова.

Тот пожал плечами. Шериф уже вызывал по вибрасу врача. Фрэнк осторожно выходил из спальни.

— Где он пил вечером? — спросил Калинов.

Детина взглянул на шерифа. Тот кивнул.

— Пойдем, паренек, покажу.

Они прошли в соседнюю комнату, нечто вроде гостиной. Здесь было приоткрыто окно и подняты шторы, по комнате гулял сквозняк. На столе красовалась пустая бутылка из-под виски, рядом стакан.

— Чистое глотал, — сказал детина. — Содовой не видно.

Калинов осматривал комнату. Его внимание привлек клочок бумаги, прилепленный скотчем к клавиатуре тейлора. На клочке каракулями было начертано по-английски: «Калинову из отдела аномалий Социологической комиссии».

— Позовите сюда шерифа.

— Слушаюсь! — Детина наконец признал в Калинове соратника.

— Судя по всему, Формен оставил сообщение, — сказал Калинов появившемуся шерифу. — Мне бы хотелось, с вашего позволения, с ним ознакомиться.

— Не вижу причин препятствовать. — Шериф без колебаний нажал клавишу на тейлоре.

Дисплей остался темным, но в комнате раздался голос.

— Извините меня, Калинов, — говорил Формен заплетающимся языком, — за то, что я с вами так и не встретился. Вам надо было побеседовать с Бойлем, но он хотел справиться сам. Он сказал, что во всем виновата Земля, что нам всем не надо было прилетать сюда в отпуск, что пространство каким-то образом изменило нашу психику. Я не верил в это, потому что сам не испытывал никакой тревоги. Но вот вернулся Крылов, и у него возникли схожие с Бойлем проблемы. — Наступила пауза, потом пьяный голос зазвучал снова: — Я считаю, дело не в нашей психике. Против Бойля и Крылова действуют какие-то силы. Гибель Бойля доказывает это. Мне кажется, на такие действия способны только ксены, потому что никто из землян не мог желать нашей смерти, мы ни перед кем ни в чем не виноваты. Не знаю, правда, в чем мы виноваты перед ксенами… Тем не менее такую аварию, как вы рассказали, ни один человек организовать не способен. Впрочем, боюсь, вы не поверите в мою версию… Ну и черт с вами! Все равно через три дня наступит черед Игоря, и тогда вы поверите, но будет уже поздно! А я ждать не буду, я сам…

Голос Формена умолк. Калинов подождал еще немного, но больше из тейлора не раздалось ни звука.

— Наверное, паренек свихнулся, — сказал сзади детина. — О каких он там ксенах плел?

Калинов пожал плечами.

— Похоже, это просто самоубийство, — сказал шериф.

— Да, — сказал Калинов. — Похоже… Жаль!

Шериф смотрел на него с сочувствием.

— Когда сможете, перешлите эту запись мне, — сказал Калинов. Полагаю, дело будет закрыто довольно быстро.

— Согласен с вами. — Шериф кивнул. — Перешлю вам копию. Сегодня же… Чем мы еще можем вам помочь?

— Разрешите воспользоваться вашей машиной, чтобы добраться до ближайшей джамп-кабины.

Вернувшись в Петербург, Калинов сразу же доложил о случившемся Расселу. Шеф был готов рвать и метать. Во всяком случае, было видно, что сдерживает он себя с большим трудом.

— Тебе не кажется, что ты проспал это самоубийство? — спросил он ядовито.

— Любое совершившееся самоубийство всегда кто-нибудь проспал, сказал Калинов с философским вздохом. — Впрочем, мог я взяться за Формена, вчера еще мог, но пришлось бы нарушить закон… Я бы посмотрел потом, как бы мы выкручивались перед прессой.

Рассел перестал бегать по кабинету, сел и задумался.

— Ладно, — примирительно сказал он через некоторое время. — Что произошло — то произошло!.. Как ты относишься к посмертному посланию Формена?

— А никак. Это может быть и правдой, и пьяной болтовней. Теперь все будет зависеть от времени, которое мы потратим на поиски Крылова.

— Какие меры приняты к его розыску?

Калинов рассказал.

— Я свяжусь с Генеральным прокурором, — проговорил, выслушав, Рассел. — Может быть, подключить к розыску дополнительные силы?

— Вряд ли это необходимо. Если прокурор даст разрешение сегодня, мы отыщем Крылова в течение завтрашнего дня, не позднее. И тогда многое станет ясным… В одном нам не повезло: Андерсон и Накаяма оказались на Земле в одиночестве. Окажись у них отпуск в одно время, мы вполне могли заняться этим делом несколько раньше. Уж друг от друга-то они бы не скрывали, что с каждым из них происходят непонятные события. Друзья для них были дороже матерей…

— В нашем поколении многие матери хуже посторонних людей, — сказал Рассел. — Может быть, на них лежит печать Великих религиозных войн, не знаю… Впрочем, что сожалеть без толку? Сберегите Крылова, иначе вообще ничего не узнаем.

— Крылова мы сбережем! — твердо сказал Калинов. — В противном случае, грош нам цена!

Оставив кабинет начальника, Калинов хотел зайти к Милбери. Административная обстановка требовала накрутить хвоста подчиненным. Она же требовала активного личного участия в розысках Зяблика. Однако оперативная обстановка на этом отнюдь не настаивала. Подчиненные были достаточно грамотными работниками, чтобы и самостоятельно справиться со столь несложной задачей.

Так рассуждал Калинов. Он не хотел себе признаться, что на самом деле им руководит желание обязательно повстречаться вечером с Мариной. Признаться в этом желании значило согласиться с тем, что в жизни бывают моменты, когда привлекательная женщина, впервые встреченная несколько часов назад, становится важнее старого приятеля. Разумеется, подобные моменты бывают, но не у тридцатитрехлетнего же довольного собой главы семейства!.. И потому Калинов сказал себе, что он вполне доверяет своим ребятам, а значит — сегодня ему здесь больше делать нечего.

Когда Калинов понял, что она не придет, было уже без четверти восемь. Почти час он сидел за столом, сервированным на двоих, каждые пять минут пресекал попытки официанта принести хотя бы холодную закуску и посматривал на широко распахнутые двери, ожидая, что там вот-вот мелькнет жгуче-черная прическа.

Он огляделся. Зал был уже на три четверти полон, да и на свободных столиках красовались светящиеся таблички, извещающие, что стол заказан. Неподалеку от Калинова сидела одинокая блондинка в зеркальных очках.

В ресторане по-прежнему не было модного ныне психосинтезатора, и потому все занимались друг другом. Вместо музыки пока висел в воздухе гул десятков голосов, приглушенный звукопоглотителями. В полутьме все выглядело романтично и наверняка располагало к любви.

Ну и черт с ней, подумал Калинов. Плевать я на нее хотел! Раз уж выбрался сюда, так хоть отдохну…

Он махнул рукой официанту, и тот наконец смог исполнить свой профессиональный долг. Коньяк он принес армянский, выдержанный. После первой же рюмки исчезли куда-то и наложивший на себя руки Формен, и скрывающийся по неизвестным причинам Зяблик, и многие-многие другие… Вот только Марина исчезать не желала, и совсем ему было на нее не наплевать. Вторая рюмка напомнила ему, что он — мужчина, уже больше недели не спавший с женщиной. На какое-то время одиночество стало для Калинова самой главной заботой, и чтобы забыть о нем, пришлось воспользоваться помощью третьей рюмки.

А в восемь часов началось действо, ради которого и приходили в этот ресторан люди. Под потолком загорелись сиреневые огни. На подиуме, в конце зала, появились пятеро, подключили старинные музыкальные инструменты, и зазвучала музыка. Кажется, играли что-то из «Битлз» — Калинов плохо знал классику. К подиуму потянулись пары.

Калинов снова огляделся. Блондинка в зеркалах так и сидела за своим столиком, задумчивая и одинокая. Калинов встал.

— Вы разрешите?

Блондинка тряхнула головой, выходя из задумчивости, и повернула к нему лицо. Сиреневые огни отражались в стеклах очков. Она благосклонно кивнула, поднялась, и Калинов повел ее к танцующим. Мелодия лилась медленная и грустная, под нее, должно быть, хорошо танцевать вдвоем. Блондинка положила Калинову руки на плечи, без навязчивости, но плотно прижалась к нему упругим телом. Тело ее показалось разгоряченному коньяком Калинову на удивление прохладным.

— Не пришла?

Голос был певучим, без малейшего признака присущей голосам современных женщин хрипотцы. Калинов помотал головой, и его отражения в зеркальных очках повторили это движение.

— И мой кавалер не счел нужным. — Она печально вздохнула в ухо Калинову.

Этот вздох растрогал Калинова. Возникло острое желание утешить и защитить слабую доверчивую женщину.

— Почему бы двоим брошенным людям не объединиться? — предложил он. Мой столик к вашим услугам.

Она ничего не ответила, но положила ему голову на плечо. Сильнее, однако, не прижалась. Калинов понятия не имел, о чем с нею беседовать, и танец они дотанцевали в молчании. Когда музыка затихла, он взял ее за прохладную руку и повел прямо к своему столику. Она ни словом ни жестом не выразила недовольства. Подозвали официанта, тот вернул на стол второй прибор. Пока он бегал вокруг, Калинов наконец рассмотрел ее. Она была несомненно молода, не старше двадцати двух, пышные светлые волосы, маленький вздернутый носик, полные губы, на подбородке — ямочка, только глаза были скрыты за зеркалами. Коньяк она пить отказалась, официанту пришлось принести для нее бутылку красного крымского.