Суррогат мечты - Григорий Крячко

Церковь нависла над головами людей потемневшим и поехавшим чуть в сторону куполом, страшная, мрачная, тяжкая, как православное проклятие. Иван в принципе никогда не любил храмы и все с ними связанное – такая загробная неизбывная тоска его одолевала здесь. Пару раз его по молодости «за неподобающий внешний вид и отсутствие почтения к божьей обители» из церкви выставили, и Иван не на шутку обиделся. Здесь же, в Зоне, церковь он видел только издали. Но, по словам одного из ходоков, ничего опасного здесь не водилось, и потому Иван повел военных сюда. Все-таки со стратегической точки зрения стены лучше голополья и топей.

К церкви вела давным-давно нехоженая и неезженая дорога, когда-то даже асфальтированная, но теперь покрытие вспучилось, встало горбами, треснуло, кое-где его поперек пересекли даже настоящие разломы, причем довольно глубокие и полные болотной воды. Насколько далеко тянулась вся эта «гринпинская трясина» - Иван не ведал, да и ведать не хотел. Мурашки бегали по спине при мыслях, что или кто мог водиться в непролазных камышовых или тростниковых дебрях, кого там могла породить Зона себе на радость и на погибель людям.

Алексей, вдруг остановившись, вытер пот со лба и прохрипел сквозь зубы:

-Вашу мамашу, мы куда пришли? На церкви-то креста нет!

Иван поднял голову и заметил то, что раньше бы ему и в голову не пришло. Действительно: купол, по церковной логике всегда увенчивающийся символом распятия, был пуст. То есть, конечно, крест там когда-то был, там даже штырь крепления остался, но куда-то исчез. Скорее всего, его сняли по распоряжению уехавшего отсюда когда-то батюшки, не желавшего бросать храм с крестом на куполе на произвол судьбы. Все тогда прекрасно понимали – люди вряд-ли сюда вернутся, и будут мирно жить. Но все равно вид обесчещенной, будто обезглавленной церкви производил жутковатое впечатление.

Иван, в принципе неверующий, размашисто перекрестился. Остальные дружно последовали его примеру. Вокруг царило мрачное безмолвие, даже ветер и тот, казалось, стих.

Храм некогда был обнесен дощатой оградой, но пронесшиеся над мертвой землей техногенные катаклизмы, не говоря уж и о природных бурях доконали ее. А тут еще и болотистая, напитанная водой почва сделала дело, столбы подгнили, и забор просто рухнул, между почерневшими досками пробилась высокая трава, лишь кое-где остались торчать наиболее прочные столбы с прибитыми к ним трухлявыми кусками поперечных жердей.

У ворот ограды, тоже рухнувших, кособоко стояла будочка сторожа. Иван заглянул в нее. Пусто. Окошко ощерилось выбитым пыльным стеклом, со стен свисают клочья обоев. Дико и нелепо смотрится лампочка на витом рассохшемся шнуре, болтающаяся на потолке. Иван обернулся, глянул на капитана. Ему самому почему-то теперь расхотелось входить в церковь. Но Таченко призывно махнул рукой, кивком указал на открытую настежь дверь храма.

Из глубин большого строения будто дохнуло чем-то застарелым, давно нежилым, мертвым, как из разверстого склепа. Могильный холод овеял лица людей. Иван невольно поежился. Ему всерьез становилось страшно от мысли, что придется еще и провести здесь ночь. А тем временем вечерело.

Солнце ненадолго умудрилось прорвать густую пелену облаков и залило землю светом. От каждого куста, дерева, травинки протянулись длинные резкие тени. На куполе церкви тускло засияли оставшиеся кое-где куски листовой меди. Каждый осколок стекла, каждое окно, до этого выглядящие оскаленным зубами и черными дырами на тот свет, теперь стали похожи на кусочки драгоценных самоцветов. Вода в болотных бочагах засверкала, заблестела, притворилась красивой, мирной и совсем обычной, как в деревенском озерке. Зона вокруг надела маску благодушия, расположения к людям. Только для того, чтобы потом, неожиданно вызверившись, одним махом растоптать их.

Иван высунулся наружу, сделал шаг за угол церкви. Среди кустарника и бурьяна виднелись покосившиеся кресты и надгробия. Чудненько. Еще и кладбище рядом. Хотя, если подумать, оно старое, а почва сырая, так что все гробы с покойниками должны уже сто раз сгнить и даже костей не оставить. Но ходок знал – в Зоне ни в чем нельзя быть уверенным полностью.

Внутри церкви было темно и сыро. Пол под ногами давно прогнил, кое-где доски, некогда толстые и добротно слаженные между собой умелыми плотниками, уже превратились в рыхлую прель и просели под своим весом, образовав уродливые провалы. Свет кое-где проникал через покрытые толстым слоем пыли окна. При появлении людей с какого-то насеста высоко наверху сорвалась здоровенная ворона, заметалась с пронзительным карканьем и наконец выломилась наружу через какое-то только ей ведомое отверстие. Унеслась прочь, хлопая крыльями.

По углам тихо шуршало и поскребывалось. Люди стояли неподвижно, замерев, как изваяния, внимательно прислушиваясь. Но судя по звукам, это были всего лишь мыши или крысы, свившие здесь за много лет запустения целые династийные гнездилища. Чтобы вымести отсюда и их тоже, предстояло, пожалуй, спалить всю церковь дотла.

Убранство храма тоже было давно либо вывезено, либо растащено досужими мародерами. Если церковь стояла пустая добрых два десятка лет, то у них времени было более чем достаточно. И плевать они хотели на радиацию: иконы и утварь стоили немало, а если продавать, скажем, в Подмосковье, то дозиметром никто мерить не полезет. Наверное, именно так Зона незаметно, тихонько, исповдоль и расползалась по всей земле…

Таченко подошел к стене, постучал легонько в нее кулаком, проверяя на прочность. Не рухнет ли им на головы невзначай? Но дерево отозвалось сухой крепостью, как бы говоря: «нет, еще лет на десять меня точно хватит». Раненый Алексей, которого уже не держали ноги, кулем сполз на пол и кособоко сел, держась за рану.

-Ты как? – спросил его Чебурной. – Сильно плохо?

-Тошнит, - просипел Алексей. – Рана кровит, чувствую, за пояс течет все время. Хорошо, что «маслина» навылет прошла, а то так бы загнулся уже.

-Балбес ты, - хмуро ответил ему капитан. – Какого черта броник снял? Я же как-то тащу его и ничего, не жалуюсь. А ты вот разгрузиться решил, дурья голова.

Боец, понурившись, молчал, понимая, что сам виноват и спорить будет просто глупо.

Иван тем временем достал фонарь и обследовал церковь.

Словно в насмешку над самим культом религии, в углу за бывшим алтарем, от которого теперь осталась только неряшливая груда досок и расшеперившейся фанеры обосновалась здоровенная и очень мощная ловушка. «Карусель» мощно гудела воздухом, возле нее начинала кружиться голова, и возникало странное ощущение, будто череп легонько давит изнутри. Иван прикинул габариты западни – большая, вдоль стены ее точно не обойти, если зацепит в зону своего действия хоть полу одежды, то затянет однозначно. Потом оторвет жертву от пола, медленно, как бы нехотя уволочет в свою середину и начнет раскручивать. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, пока не начнут лопаться связки, сухожилия, внутренности от непреодолимой центробежной силы. Затем – резкий, как удар кнута, сухой хлопок, бросок давления, и от жертвы полетят уже неинтересные ловушке кровавые клочья тела, щедро засыпая все вокруг мелко намолотым фаршем.

Иван мысленно представил, каково это – отправиться в короткий и смертельный полет по замкнутому кругу, ощущая всем телом, как все внутри напрягается, натягивается, а потом рвется, как лист бумаги, и стало непередаваемо страшно. Ловушка же, словно ощущая эмоции стоящего рядом человека, задышала быстрее, запульсировала скрученным в комок, замутненным пространством. Иван от греха подальше отошел на десяток шагов от западни. Ну ее к черту, еще схватит как-нибудь.

Наверное, когда-то в церкви замышляли ремонт, но катастрофа на АЭС помешала ему завершиться, и потому возле дальней стены храма так и остались стоять строительные леса, по которым монтажники лазали наверх, на небольшую площадку под самым куполом, в которую вел небольшой – человеку пролезть – люк. Анатолий задрал голову, оценил высоту и возможности забраться туда.

Иван уловил ход его мыслей.

-На полу я бы тоже спать не лег. Дует из дверей…

Анатолий глянул на ходока, но ничего не сказал, потом скинул с плеча автомат и армейский вещевой ранец, поправил на руках перчатки и подошел к лесам. Сваренные когда-то из сегментов стальных труб, соединенных болтами, они стояли прочно, разве что чуть поскрипывали от сильного шатания. Деревянная лестница, прислоненная к лесам, доверия уже не внушала, и капитан с неожиданной ловкостью и проворством принялся взбираться вверх прямо по опорам. Конструкция заколыхалась, но к стене ее когда-то прихватили стальными скобами, и она не могла рухнуть. Иначе Таченко пришлось бы худо. Иван отошел к другой стене церкви – сверху полетела деревянная труха и грозила запорошить глаза. На пол со звоном упало несколько гвоздей, потом, грохоча, жестяная консервная банка. Видимо, стояла наверху и теперь от тряски докатилась до края лесов.