По льду (СИ) - Анна Кострова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Скорее, ошиблась твоя мать. Иногда мы просто боимся отпускать то, что так дорого. Человеческий мозг склонен к построению иллюзий, которые прочными корнями заседают в нашей голове. Для такой корневой системы нужен острый топор, чтобы высечь все без остатка. Как бы там ни было, я уверен, что время вылечит все.
— Хотелось бы в это верить, Коль, — прошептал Миронов. — Но, чтобы высечь ненависть к отцу, одного топора будет недостаточно, верно? — он развернул корпус и уставился на Литвинова.
Николай замер в исступлении и не знал, как на это среагировать. Язык, словно скобами, приковало к нижней челюсти, и он стал неповоротливым. Коля закусил внутреннюю часть щеки и тяжело вздохнул. Он давно не задумывался о том, как можно наладить испортившиеся отношения с отцом. Какой инструмент нужен, чтобы разрушить ту неприступную стену, что выросла между ними? И, главное, сколько на это потребуется времени? Думать об этом не хотелось: Николай всю жизнь пытался заслужить отцовскую любовь, однако не получил ровным счетом ничего хорошего. Упреки и сделки — вот, что следовало за этими попытками. Александр Юрьевич больше не заслуживал шанса.
— Убивать ненависть нужно еще в зародыше. Тогда и топора не потребуется, — ответил Литвинов после раздумий. — Если затянуть, то и бульдозер с демолятором не помогут, — пальцы непроизвольно сжались в кулаки, а костяшки побелели под натиском ногтей.
Смысл этих слов расшифровывать не пришлось: Миронов уловил суть с первого раза. Пусть и говорилось это завуалировано, но Литвинов имел в виду собственную ненависть к отцу, которую уже ничем не изгнать из его скрытой души. Она пустила корни по всему телу и срослась с непробиваемой стеной, которая когда-то была возведена по наитию. Леша поднял глаза на Колю, словно надеялся прочесть в них еще что-то, но Литвинов отвел взгляд в сторону. Откровенностей на сегодня было достаточно.
— Скоро игра. Нам пора выдвигаться, — проронил Николай, глядя в окно.
Там, во дворе, садовник выравнивал верхушки деренов, которые осенью стали еще более привлекательными: листья постепенно меняли окрас с зеленого на желтый и бордовый, а на каких-то кустах белыми бусинами висели мелкие ягоды. Массивные ножницы в его сморщенных ладонях отсекали ненужные отростки. Садовник делал это так бодро и энергично, словно выполнение такой работы не составляло большого труда. И Коля подумал о том, как было бы хорошо, если бы и в жизни от всего непрошеного, что балластом тянет вниз, можно было избавиться также мгновенно.
Николай простоял так около минуты, прежде чем развернуться и молча направиться к выходу. Он пытался отогнать навязчивые мысли, что незваным гостем оказались у него в голове: играть против «Пантер» нужно было на трезвый ум. Тумблер, отвечающий за отключение эмоций, справлялся с этим превосходно. Хотя, сколько себя помнил Николай, этот рычаг практически всегда находился в одном и том же положении: нейтральном, на границе положительных и отрицательных эмоций. И внутренний переключатель менял свое направление только в двух случаях: ссоры с отцом и победы в матче. В иных ситуациях Литвинов не чувствовал ничего.
Оказавшись за порогом со спортивной сумкой на плече, Николай притормозил и оглянулся назад, чтобы узнать, идет ли Леша за ним. Ощутив легкий толчок в плечо и дыхание в затылок, он двинулся дальше, к мазерати, которую уже подготовили к поездке и выгнали к воротам. По пути к машине им встретился Александр Юрьевич. Минск охватили деньки бабьего лета и слепящего солнца, и он решил поработать в беседке. На сегодня у него не было встреч или документов на подпись, поэтому над проектами Литвинов-старший надумал поработать из дома. Завидев вдалеке Колю и Лешу, Александр Юрьевич выкрикнул:
— Без победы не возвращайтесь!
На его лице сверкнула улыбка. Но Николай знал, что слова были брошены отнюдь не с добрым посылом. Александр Юрьевич только хотел казаться вежливым и добрым, пока у них гостил Леша, чтобы не рушить репутацию главного семьянина. Но на самом деле его фраза не имела ничего общего с этим. Очередное упоминание о существовании той самой договоренности.
— Кажется, Александр Юрьевич сегодня в хорошем настроении, — отметил Миронов, когда они подошли к черной мазерати.
— Только кажется. Очередная маска, натянутая на истинное лицо, — бросил Литвинов и нырнул в салон.
Двуличность отца его раздражала. Наедине с Николаем Александр Юрьевич никогда не был таким любезным, как в другом окружении. Стоило даже служанке зайти в момент горячего спора, как Литвинов-старший сразу становился мягче, будто бы не способен поднять руку на единственного наследника. Александр Юрьевич был деликатен и уважителен со всеми, кто так или иначе мог пригодиться ему и в бизнесе, и в жизни в целом. Но только Николай и отчасти Сергей Петрович знали, каким тот был на самом деле. При них Литвинов-старший забывал о рамках приличия, словно правила этикета ему были не писаны.
Дорога до «Минск-Арены» прошла в абсолютном безмолвии. Коля внимательно следил за хаотичным движением автомобилей и старался не угодить в пробку, а Леша практически каждую минуту зажигал экран мобильного телефона. Даже после состоявшегося разговора Миронова не покидала надежда. Он уже не мечтал о материнском звонке и ее приходе на хоккейный матч, просто рассчитывал хотя бы на короткую эс-эм-эс с пожеланием удачи. Но за пятнадцать минут, что они добирались до ледовой арены, Леша ничего не получил.
— Сможешь сосредоточиться на игре? — поинтересовался Литвинов, украдкой заметив нервозность Миронова.
— Да, — поджав губы, ответил Леша. Хотя беспокойные мысли о матери заполонили его голову.
— Если не уверен, то сообщи об этом Сергею Петровичу. Он поставит Федю в рамку на два периода.
Миронов кивнул головой, и они синхронно вылезли из салона, ступив на сухой асфальт. В «Минск-Арену» пришлось заходить через черный ход: основные двери блокировали шумные болельщики, по венам которых растекался адреналин перед предстоящей схваткой. Фанаты напевали речевки, раскатывали плакаты с поддерживающими фразами, натягивали на себя хоккейные джерси, кепки и шарфы фирменной расцветки «Лисов». Одним словом, атмосфера была волнующей и подталкивающей на энергичный хоккей.
Как только Коля с Лешей переступили порог раздевалки, послышались радостные возгласы. Николай удивленно изогнул бровь, недоумевая из-за такой бурной реакции. Суть возгласов и аплодисментов ему была неясна, как и Леше. Зато сокомандники восклицали громко и весело. Миронов сразу же присел на свое место, что было на углу, а Литвинов двинулся дальше, пытаясь не обращать внимание на оглядки «Лисов».
— Звезда сегодняшнего дня, — защебетал Ильин.
— Прости, что? — переспросил Коля, поставив сумку
