Записки опального директора - Натан Гимельфарб

На этом примере я мог ещё раз убедиться в том, как важно руководствоваться при подборе кадров, в первую очередь, не политическими качествами и национальной принадлежностью работника, а его эрудицией, способностями, знаниями и отношением к делу.

166

Письма из США приходили не часто. Еще реже были разговоры по телефону. У детей на них просто не было денег, да и нам они были не по карману. Когда же мы совсем изводились в ожидании очередного письма, то позволяли себе заказать Баффало, чтобы узнать, хотя бы, о здоровье детей. О чём еще можно было говорить с далёкой Америкой, если за считанные минуты нужно было отдать недельный заработок. Да и разговоры телефонные как-то не клеились у нас. На все наши вопросы мы получали уклончивые ответы, что всё нормально, всё в порядке и волноваться нам нет никаких оснований.

Наши письма в Америку были частыми и однообразными. В них была мольба о более подробной информации касательно их новой жизни, учёбы, поиска работы, настроения. Дети отделывались общими фразами, что все здоровы и всё у них хорошо. В лучшем случае нам сообщали некоторые подробности о детях и об их успехах в школе.

Мы чувствовали, что от нас что-то скрывают и отправили резкое письмо с настоятельной просьбой написать честно и открыто обо всём, что беспокоит и тревожит их.

В ответ мы получили первое откровенное письмо от Вовочки. В нём наш сын поделился с нами некоторыми мыслями об их новой жизни. После первых восторгов от изобилия товаров, заботы о детях, которых возят на учёбу в школьных автобусах и кормят вкусными завтраками, социальной защите малоимущих, которым платят вполне приличные пособия, демократических свобод и отсутствия дискриминации, они столкнулись со множеством житейских проблем, которые неизбежно встают перед иммигрантами вообще и перед “русскими” евреями в особенности.

Как не возмущались мы, писал Вова, несправедливым к нам отношением в Союзе, но если мы там чего-то стоили в своём деле, с нами всё же считались, как со специалистами, наши знания, опыт, способности были кому-то нужны. Здесь же мы потеряли свой социальный статус и пока не можем быть востребованы в промышленности, науке, культуре и других сферах человеческой деятельности. Наши дипломы здесь не признаются, а научную степень, к которой многие долго и упорно стремились, приходится вовсе скрывать, чтобы не лишиться возможности получить какую-нибудь подсобную работу с минимальным заработком.

Здесь бывшие старшие экономисты, главные инженеры, зав. лабораториями и зав. секторами в поисках любой неквалифицированной работы могут только вспоминать о своём былом “величии”.

Многие жестко советуют вновь прибывшим: “Забудьте о своём прошлом.” Они рекомендуют приспосабливаться к условиям новой жизни. Тем более, что они здесь не такие уже и плохие. Щедрое американское общество обеспечивает всем безбедное существование. Никто не живёт под открытым небом, а о здешнем питании, которое доступно и бедным, только мечтать могли наши доктора и кандидаты наук. Всем беженцам обеспечено бесплатное медицинское обслуживание, а их дети могут бесплатно учиться и пользоваться благами, которых они “там” и во сне не видели.

Некоторые следуют этим советам, довольны и, вроде бы, даже не плохо устроились: получают “Велфер”, пользуются многими льготными программами, ходят в синагоги, посещают школы английского языка и отмеряют свою жизнь от пособия к пособию.

Наши дети по этому пути не захотели идти и для них жизнь оказалась намного труднее. Они не пожелали забыть свой долголетний опыт, профессионализм, умение. Вова и Рита отказались от “Велфера” и ринулись искать работу, но даже подсобную работу нельзя было найти без языка. Пришлось, в первую очередь, браться за английский и они учили его круглые сутки с перерывами на сон и еду. Пользовались учебниками, кассетами, слушали телевизионные программы и радио и, когда стали понемногу понимать и чуть-чуть говорить, нашли работу.

Рита пошла подсобной рабочей в магазин-мастерскую, где шили и монтировали гардины по заказам клиентов. С её слабым здоровьем нелегко было выдержать полный рабочий день у швейной машины, но она упорно осваивала новую работу и вскоре стала самостоятельно её выполнять.

Вова катал тележки в супермаркетах, работал паяльщиком в ремонтной мастерской и выполнял другую неквалифицированную работу, какая попадалась под руки, не считаясь со временем и тяжестью.

Дети не жаловались и не сожалели о своём выборе. Они успокаивали нас тем, что живут сейчас не хуже, а значительно лучше, чем раньше, а чтобы жить ещё лучше, как живут большинство американцев, нужны годы, воля и терпение. Используя знакомую терминологию, Вова называл время адаптации в американское общество “переходным периодом”.

Рита писала, что вскоре мы узнаем свой компьютерный номер в Вашингтонском центре и будем приглашены на интервью в американское посольство, но теперь ни она, ни Вова на выезде не настаивали. Учитывая специфические особенности нашего статуса, психологии и ментальности, они считали, что этот вопрос мы должны решать сами, взвесив все “за” и “против”. О своём решении они не жалели. Хоть и нелёгкой была их теперешняя жизнь, были надежды на лучшее будущее и радость за детей, которым в Америке действительно хорошо. Что касается взрослых, решающих вопрос о выезде, то они должны считаться с тем, что их здесь ждут серьёзные проблемы житейского, языкового и психологического характера. Об этом предупреждали нас дети в своём первом и последнем откровенном письме.

Вова и Рита заверили нас, что с любым принятым нами решением они согласятся.

167

Письмо из Вашингтонского Центра службы иммиграции и натурализации о назначении интервью в посольстве США, в Москве мы получили неожиданно быстро. Обычно со времени направления туда анкет и до присвоения номера на компьютере, проходит не менее года, а нередко и больше. В нашем же случае прошло только шесть месяцев, а нам уже сообщили дату встречи с представителями иммиграционного ведомства для решения вопроса о получении статуса беженца. На подготовку длинного перечня необходимых документов давалось всего три месяца, и нам следовало быть в Москве 11 марта 1991-го года.

Честно говоря, мы даже не рады были такому быстрому обороту дела. Когда я об этом позвонил Верочке в Минск, она от неожиданности даже опешила и заявила, что совсем к этому ещё не готова.

Ехать следовало всей семьёй, а к тому времени ещё не было ясно даст ли Жора согласие на отъезд детей и подпишет ли заявление об отсутствии претензий к своей бывшей супруге. Он усиленно уговаривал Наташу оставаться с ним и она склонялась к тому, чтобы дать на то согласие. Ей недавно исполнилось шестнадцать, она была студенткой медучилища и успела уже получить советский паспорт.