Тирант Белый - Жуанот Мартурель

Качественно новый характер всей совокупности этих явлений смог проявиться благодаря их взаимодействию с проторенессансными тенденциями, которые оформились в Каталонии к концу XIV века. Зарождению каталонского Проторенессанса — культурного явления, при котором в еще устойчивую средневековую художественную систему включаются некоторые ренессансные черты, — способствовал подъем городов (в первую очередь приморских, многими чертами напоминавших итальянские города-республики) и, соответственно, расцвет городской культуры и многих искусств в целом — архитектуры, живописи, книжной миниатюры. Черезвычайно важными оказались постоянные контакты с Италией, не только политические и военные, но и культурные. В частности, появилось большое количество переводов произведений итальянского Проторенессанса и Ренессанса, в первую очередь — Данте, Петрарки и Боккаччо. Наконец, значительные последствия имела деятельность таких каталонских монархов, как Петр Церемонный (1336—1387 гг.) и Иоанн I (1387—1395 гг.), направленная на покровительство знанию и просвещению, на изучение античных книг. В это время большое значение приобрела и деятельность Королевской канцелярии. Надо сказать, что и прежде духовная жизнь страны концентрировалась вокруг королевского двора. Теперь же, благодаря покровительству просвещенных монархов, в деятельности Королевской канцелярии появились новые тенденции. Многие писатели оказались связанными с Канцелярией. Хорошо зная латинский язык, на котором велась вся деловая переписка, они, ввиду начавшегося увлечения античностью, стали совершенствоваться в классической латыни и перевели многие античные произведения на каталанский язык. Кроме того, служители Канцелярии, творчески воспринимая латинские образцы, выработали особый «канцелярский стиль» в каталанском языке, отличавшийся развернутыми периодами, ясностью и логичностью. Этот стиль, свидетельствовавший о стремлении писателей к развитию собственного языка, благоприятно повлиял на развитие каталонской прозы XV века. Все эти факторы способствовали возникновению и развитию проторенессансных тенденций в каталонской литературе, которые наиболее ярко проявились в творчестве Б. Метже, А. Марка, в «Тиранте Белом» и современном ему анонимном рыцарском романе «Куриал и Гуэлфа» («Curial i Guelfa»).

* *

«Тирант Белый», будучи не столько итогом предшествующего этапа рыцарского романа, сколько предтечей художественных открытий словесности Нового времени, стал во многих отношениях ключевым произведением. В нем наметились новые черты романной утопии, связанные с реальностью более сложными связями и в результате начался процесс переосмысления художественной действительности в целом[815].

О трансформации в первую очередь ключевой жанровой оппозиции (реальность — нереальность, идеальность) свидетельствуют симптоматичные коренные изменения в хронотопе «Тиранта Белого». Волшебно-фантастическая атмосфера полностью отвергается Мартурелем, и место и время действия связываются с реальной (а точнее — псевдореаль ной) исторической эпохой и географией. Что касается хронологических рамок в романе, то определить их не так-то просто. С одной стороны, в основе фабулы лежит рассказ из «Хроники» Мунтанера об экспедиции на Ближний Восток каталонских рыцарей под предводительством Роже де Флора, который, подобно Тиранту, получив поддержку от короля Сицилии, прибыл на помощь к императору Византии Андронику II Палеологу, сражался с турками и генуэзцами, был удостоен высших должностей в Константинополе (сначала — мегадука, а потом — цезаря), женился на племяннице императора Константинопольского, дочери короля Болгарского, сражался с анатолийским эмиром и был убит в том же городе, где умер Тирант (Адрианополе). Эти факты, хорошо известные каталонцам — современникам Мартуреля, относятся к началу XIV века. К тому же времени примерно относится и учреждение ордена Подвязки (1349 г.), о чем повествуется в главах 85—97 романа. Причем Тирант первым среди рыцарей посвящается в члены нового ордена, и таким образом факты его биографии четко отсылают нас к определенной исторической эпохе. С другой стороны, Мартурель включает в повествование и современные ему исторические события, о которых, судя по всему, знал по рассказам очевидцев и участников. Это и брак английского короля Генриха VI с Маргаритой Анжуйской, и осада острова Родос египетским султаном Абуссаидом Джакманом в 1444 году.

Наконец, один раз в романе встречается и непосредственное указание времени действия, правда, обозначено оно несколько странным образом. Конкретная дата упомянута v как бы между прочим, не в начале романа, а в 96-й главе и к тому же находится в противоречии с другими временными ориентирами. Повествуя о празднествах, устроенных в честь женитьбы английского короля, в которых участвует и Тирант, один из его родичей, Диафеб, рассказывает, как во время королевской охоты был подстрелен олень, «весь седой от старости», с золотым ошейником на шее, на котором было написано, что этого оленя поймал Юлий Цезарь, когда завоевал Англию. И поскольку, как замечает Диафеб, «по календарю с тех пор, как на оленя надели ошейник, минуло 492 года», действие романа следует отнести к VI веку нашей эры. Таким образом, уже в случае с хронотопом мы сталкиваемся с излюбленным Мартурелем приемом мистификации, когда автор вводит в заблуждение чересчур доверчивого читателя. С одной стороны, он создает иллюзию реального времени, но с другой — обращается с этой иллюзией весьма вольно.

Надо заметить, что стремление соотнести действие романа с конкретным историческим временем, а также, пусть косвенным образом, — с собственно каталонской исторической хронологией, характерно и для «Куриала и Гуэлфы». В этом романе события происходят в период царствования каталонского монарха Петра Великого, то есть в последней четверти XIII века. Однако Мартурель гораздо более свободно обращается с категорией времени и, следовательно, более глубоко понимает ее художественную природу. Переплетая одновременно несколько временных эпох, он создает в «Тиранте Белом» некий условный надвременной план, соотнесенный (в отличие от предшествующих рыцарских романов), не со сказочным, а с реально-историческим временем.

Эта специфика изображения времени подкрепляется тем, что место действия в романе Мартуреля также вполне определенно. То же самое, впрочем, наблюдается и в «Куриале и Гуэлфе». Оба автора отражают общую тенденцию эпохи, ведущую к новому пути развития жанра. В отличие от героев прежних рыцарских романов Куриал и Тирант путешествуют по различным странам Европы и Африки. Куриал живет при дворе маркиза Монферратского в Ломбардии, отправляется на рыцарские подвиги в Австрию, на турниры во Францию и в Арагон, попадает в Александрию, Иерусалим, Грецию, Тунис. Тирант, происходящий из Бретонского дома, начинает рыцарскую карьеру в Англии, затем оказывается на Сицилии, на Родосе, в Константинополе и в Северной Африке.

Стремясь усилить впечатление реальности обстановки в романах, авторы вводят в них исторических лиц. Особенно активно прибегает к этому автор «Куриала и Гуэлфы»: мы видим сражающимися на турнире самого Петра Великого, герцога Орлеанского, графа Пуатье и других действительно существовавших сеньоров. Мартурель же в основном использует на самом деле существовавших людей в качестве прототипов, называя их либо наполовину вымышленными именами, либо именуя с помощью титулов — король Англии, магистр Родоса, Великий Турок и т. д. — и придавая им особый статус «литературности». Своего рода курьез происходит с императором Константинопольским: в повествовании он нарочито безымянен, но в своих декретах «вынужден» себя поименовать и называется дважды Фредериком (гл. 115, 146) и один раз — Генрихом (гл. 186). Трудно сказать, что послужило тому причиной. Возможно, недосмотр Мартуреля, но не исключено, что это было еще одной мистификацией, призванной уравнять персонажей чисто литературных и тех, которых можно возвести к реальным лицам. Что касается самого Тиранта Белого, то в его имени заключен намек на еще одного, помимо Роже де Флора, прототипа — воеводу Венгрии Иштвана Хуньяди. В 1448 году Хуньяди одержал блестящую победу в сражении с турками на Дунае, которая широко праздновалась по всей Европе, в том числе в Барселоне и Валенсии. Хуньяди был валахом, и, трансформировавшись в романских языках (valac — vlac — Ыапс), его национальность превратилась в прозвище, обеспечив ему славу Белого рыцаря или Белого графа (Le chevalier Blanc — во французских источниках, lo compte Blanch — в каталонских). И хотя Мартурель в тексте романа дает совсем иное объяснение прозвищу Тиранта (оттого что его мать звали Бланкой), ясно, что перед нами вновь «обман», ибо современные «Тиранту» читатели легко угадывали ассоциации с реальным прославленным полководцем. Аллюзии на реальных лиц кроются в образах не только главных героев, но часто и второстепенных. Так, в имени Куролеса Мунтальбанского, одного из противников Тиранта на рыцарском турнире в Англии, исследователи усматривают насмешку над доном Гонсальбо д’ Ихаром, командором Монталь- ванским, тем самым, с которым Мартурель вел тяжбу по поводу продажи родового замка'. Все это снимает ненужную Мартурелю чрезмерную конкретизацию, помогая создать псевдореальных персонажей, обладающих новой художественной природой.