Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразной - Евгений Юрьевич Лукин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Змеиное шипение в сенях заставило Андрона Дьяковатого поднять голову и прислушаться. Шипела жена.
– А ну-ка вон отсюда со своими чемоданами! Убери ногу! Убери ногу, я сказала!..
Андрон нахмурился, положил карандаш на незавершённый эскиз противовеса и, встав, пошёл на звук. Агата Георгиевна отпихивала от порога кухни хрупкого низкорослого субъекта, чьё отчаянное отрешённое лицо показалось Дьяковатому смутно знакомым. А в сенях и впрямь стояли два старых огромных чемодана, перехлёстнутые ремнями.
– Ну? – недружелюбно спросил Андрон.
Настроение у него было скверное. Не без причин, понятно.
– Вот! Припёрся! – визгливо известила супруга.
Таиться уже не имело смысла.
Незваный гость убрал ногу, с помощью которой он не давал захлопнуть пухлую, обитую дерматином дверь перед своим бледным хрящеватым носом, и заискивающе улыбнулся хозяину. Зрелище не совсем приятное, поскольку нижнюю губу он при этом подвернул, чтобы прикрыть плохие зубы, а верхнюю вздёрнул, чтобы обнажить хорошие.
– Заходь, – решил Андрон.
– Тебе что, двух штрафов мало?.. – заголосила Агата Георгиевна – и смолкла, убитая тяжёлым взглядом мужа.
– Иди обед готовь, – не повышая голоса, сказал ей Андрон.
Жена заплакала – и пошла.
– Заходь, – повторил Андрон.
Помощи предлагать не стал. Сам дотащит.
Пока гость, пристанывая от натуги, волок чемоданы в хату, хозяин, как бы от нечего делать, приостановился у окна и отстранил занавеску. Отцветала сирень. За штакетником по травяной обочине крался на цырлах, занося детский марлевый сачок над бабочкой-лимонницей, встрёпанный седенький Аксентьич, в прошлом удачливый политик, а ныне относительно безобидный деревенский дурачок. Несмотря на многочисленные странности, Аксентьича в Колдобышах уважали и побаивались. Даже имени его никто не помнил – обращались исключительно по отчеству.
– Ох-х… – с облегчением выдохнули сзади.
Андрон обернулся. Оба чемодана уже лежали посреди горницы. Кивком предложил откинуть крышки. Как и следовало ожидать, внутри обнаружился мелкий механический лом.
– И что это будет?
– Было… – хрипловато поправил ещё не отдышавшийся полузнакомец. – Понимаете, попал в аварию… багажник и всё, что в багажнике, – всмятку… ну и вот… восстановить бы…
– Про аварию другим расскажешь, – отозвался невозмутимый Андрон, прислушиваясь краем уха к всхлипам на кухне. – Что конкретно собрать? Если движок – зря тащил. За движки сейчас гоняют…
– Нет-нет, – испуганно сказал гость. – Зачем же движок?
– А что?
– Да вот… машинку бы…
– Ну это запросто, – равнодушно изронил Андрон. – Ближнего прицела, небось?
– Дальнобойную… можно даже одноразовую… – выдавил гость, явно опасаясь, что после таких слов выставят неминуемо. Вместе с чемоданами.
Страхи его, однако, не сбылись. Андрон задумчиво почесал переносицу:
– А на кой она тебе?
– То есть как? – растерялся владелец белого мусора.
Так и не получив внятного ответа, Андрон подошёл к ближнему чемодану и присел перед ним на корточки. Взял в корявые пальцы шестерёнку, повертел.
– За кого голосовал? – неожиданно спросил он.
– Ни за кого, – виновато признался гость.
– А я вот за Портнягина… – удручённо молвил Андрон. – Вишь как оно всё обернулось… Не можешь быть свободным – научат, не хочешь – заставят! Движок с платформы снять велели, буду теперь на парусную тягу переделывать.
– Платформу? – тихонько ахнул гость. – Железнодорожную?
Очень, видать, хотел понравиться хозяину.
Однако угрюмый Андрон, судя по всему, его не услышал.
– Через пару деньков загляни, – велел он, бросая шестерёнку в общий хлам и поднимаясь с корточек. – Расценки знаешь?
Тот заверил, что знает, и с заметным облегчением поспешил откланяться. Видимо, и сам не ждал такой удачи. Оказавшись за калиткой, остановился перевести дух. Таксист, как и договаривались, ещё не уехал. Возле скамьи бродила курица и нежным трепетным голосом просилась в лапшу, а неподалёку встрёпанный седенький старикашка с детским сачком в руках неистово вминал каблуком в грунт какое-то, надо полагать, вредоносное насекомое.
Медведку, что ли, топчет?
Да нет, не медведку – бабочку.
Почувствовав, что на него смотрят, старичок обернулся, удивив наблюдателя выражением яростного ликования на морщинистом рыльце.
– Ну они у меня в будущем попрыгают! – потрясая сачком, злорадно пообещал он. – Демократы хреновы!
* * *
Когда за нежелание продать торговую точку Димитрий Уаров вторично получил по голове, с ним что-то, видать, случилось. То ли мозги ему слегка повредили, то ли потом в палате успокоительным перепотчевали, только вместо того, чтобы испугаться, он вдруг задумался. Точку, правда, продал, но как-то машинально, без сожаления. Притих, приобрёл привычку бродить по городу, беседуя вполголоса с самим собой. В иные времена таких провожали жалостливыми или насмешливыми взглядами, теперь же на Уарова посматривали с завистью, не в силах понять, где спрятан сотовый телефон с пешеходной гарнитурой.
Замечено, что постоянное общение упрощает психику. Одиночество же усложняет её до полной невозможности общаться. Вы не поверите, но для этакого добровольного робинзона каждое слово начинает означать то, что оно означает. Скажешь ему при встрече: «Ну и как твоё ничего?» – а он-то и впрямь примется толковать о зряшности жизни. И ладно бы если только своей!
Или, допустим, поделишься с ним умилением, что вот-де наш православный боксёр, выходя на ринг, перекрестился перчаткой, – а этот урод возьмёт да и прицепится: подставлял ли тот во время боя левую щёку, получив по правой, как подобает христианину?
За внешностью Уаров ещё следил, за здоровьем – перестал. Брился ежедневно, а вот к стоматологу уже подзабыл дорожку.
Самой сообразительной, естественно, оказалась жена: быстро уяснив, что к чему, незамедлительно перевела недвижимость на своё имя, чего Димитрий, кажется, не заметил. Как, впрочем, и многого другого.
Грянувшие вскоре исторические события застали Уарова на улице. Распад Сусловской области, позиционная гражданская война, выборы первого Президента суверенной Республики Баклужино – всё это происходило при нём, но в памяти как-то не откладывалось. Слонялся, бормотал. Сидишь, бывало, на баррикаде, а он станет аккурат на линии прицела – и смотрит, смотрит, пока у тебя щекотка в указательном пальце не начнётся. Потом махнёт безнадёжно рукою и побредёт дальше.
Как уцелел – непонятно.
Потом добро восторжествовало, из окон первых этажей исчезли мешки с песком, легендарный бронетрамвай занял нынешнее своё место на пьедестале – и в голове Димитрия Уарова тоже вроде бы слегка развиднелось. Очнулся, начал скупать подержанную бытовую технику. Неизвестно, до чего он там додумался, но в решительных скорбных глазах его отчётливо читался приговор самому себе и всему человечеству.
Живи он в эпоху драконовских законов термодинамики – и чёрт бы с ним! Теперь же, после не замеченного Димитрием государственного переворота, когда чудес стало чуть ли не больше, чем явлений природы, ничто не мешало
