Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразной - Евгений Юрьевич Лукин

– Независимость… – ворчал Андрон, воздевая смоченный слюной палец, в надежде уловить первое дуновение. – Раньше посмотришь, какая погода в столице, и уже точно знаешь, что денька через два и до нас доберётся… А теперь хрен поймёшь. Одни на повышение температуры играют, другие – на понижение…

Потом воздух всё-таки шевельнулся – и Димитрию пришлось не только встать с брезента, но и принять самое деятельное участие в подъёме паруса. Серое в заплатах косое ветрило долго хлопало и сопротивлялось, потом наконец вздулось, напряглось, однако платформа по-прежнему пребывала в неподвижности. Андрон спустился по железной лесенке на землю, с минуту отсутствовал, затем настил под ногами дрогнул.

– Поберегись… – послышалось из-за борта, и на платформу со стуком упал тормозной башмак.

* * *

Ошибся Андрон с пассажиром, крепко ошибся. Когда ковыляешь по заброшенной железнодорожной ветке на парусной платформе, чем ещё заняться, кроме разговоров? Кроме того, каждому ведь хочется, чтобы кто-нибудь со стороны восхитился его работой. Димитрий же Уаров безмолвствовал. Даже удивления не выразил, что этакая махина и вдруг движется под парусом. Хотя, с другой стороны, подобное равнодушие можно было истолковать как безоглядную веру в талант и мастерство умельца: чему дивиться-то? У него и асфальтовый каток курсом бейдевинд пойдёт.

А всё же досадно. Как-никак под каждый угол платформы по девальватору засобачил. Некоторые ошибочно именуют такие устройства антигравами, но это они по незнанию. Земное тяготение тут вообще ни при чём. Речь идёт именно о девальвации единиц измерения, загадочной аномалии, зачастую возникающей самопроизвольно и, что уж совсем необъяснимо, усиливающейся по мере удаления от культурных центров. Физики, во всяком случае, так и не смогли разобраться, почему это на столичных рынках один килограмм весит в среднем девятьсот девяносто четыре грамма, а в провинции – всего девятьсот восемьдесят пять.

В полдень миновали Баклужино, оставив его по правому борту. Постукивали гулкие колёса, над покатым зелёным холмом громоздилась северная окраина столицы. Высотные здания плыли подобно надстройкам океанских кораблей, с величавой неспешностью разворачиваясь и обгоняя друг друга.

– Вот совсем достанут, смастрячу трёхмачтовый бронепоезд, – мрачно пошутил Дьяковатый. – Наберу команду – и под чёрным флагом на Колдушку…

Уаров не улыбнулся. Скорее всего, просто не расслышал, что было сказано. Обессмыслившимися глазами он созерцал маленькую трагедию, разыгравшуюся в десятке шагов от насыпи. Там на двухметровой высоте завис, чуть пошевеливая широкими раскинутыми крыльями, ястреб. А может, и сокол – поди их различи! Кто-то, короче, хищный. А под ним, не зная, куда деться, метался обезумевший от страха воробей. Ну и дометался – сам в когти влетел.

Скривив рот, Димитрий повернулся к Андрону.

– Вот она, природа-то, – почему-то с упрёком молвил он. – Красота, кричим, красота! А приглядишься – взаимопожиралово одно. Ястреб – воробьишку, воробьишка – кузнечика, кузнечик… тоже, наверное, тлю какую-нибудь… Всё-таки хорошо, что я неверующий, – неожиданно заключил он ни с того ни с сего.

Ну слава те господи! А то уж Андрон начинал опасаться, что спутник его так и промолчит до самой Слиянки.

– Кому? – ухмыльнулся шкипер.

– Что «кому»?

– Кому хорошо?

Пассажир тревожно задумался.

– Всем, – решительно сказал он наконец. – Понимаете… Будь я верующим, я бы возненавидел Творца. Основал бы наверняка какую-нибудь богоборческую секту…

– Чем же это Он тебя достал?

Несостоявшийся богоборец беспомощно оглянулся, но за кормой (видимо, так теперь следовало величать заднюю оконечность платформы) не было уже ни ястреба, ни тем более воробья.

– Ладно, – разом вдруг обессилев, выговорил Димитрий. – Допустим, согрешил человек. Что-то не то съел. Ну вот нас и карай! Но весь мир-то зачем? Того же воробьишку, скажем… Или он тоже какое-нибудь там запретное зёрнышко склевал? А ризы кожаные?

– Какие ризы?

– Ну, когда Адам с Евой согрешили и листьями прикрылись, Бог им потом кожаные одежды сшил. Я ничего не придумываю, так в Писании сказано! Но раз сшил, значит с какого-то зверя шкуру содрал… Стало быть, убил. За что?

Теперь призадумался Андрон. Морально-этическая сторона вопроса не слишком занимала изобретателя, однако найти контраргумент он всегда полагал делом чести. Именно так и завязываются зёрнышки открытий.

– Почему обязательно убил? – поразмыслив, возразил он. – А змей? Господь ему как сказал? «Проклят ты перед всеми скотами, будешь ходить на чреве…» Значит, лапы пообрывал – за соблазн… Наверно, с лап кожу и взял… – Хмыкнул, покрутил головой. – А вот прикопай они тогда огрызок, – сокрушённо добавил он, – глядишь, жили бы мы сейчас в раю. Всё оно, разгильдяйство наше баклужинское. Хоть бы урок какой извлекли! А то выйдешь в пойму – опять овраги мусором завалены… Зла не хватает!

Поворот подкрался незаметно. Повизгивая колёсами, платформа рыскнула, брезент неистово заполоскал, забился. Еле усмирили.

– Ну вот как в Него такого верить? – задыхаясь, проговорил Димитрий, когда парус совместными усилиями был установлен в новом положении. – Нет, уж лучше естественный отбор…

– Ты ж, говоришь, неверующий… – поймал его на слове Андрон.

– Ну да… неверующий…

– А в естественный отбор?

– Да нет же! – с тоской отвечал Уаров. – Естественный отбор… Его нельзя ненавидеть, понимаете? Это бессмысленно, это всё равно что ненавидеть таблицу умножения…

– Так ты ещё и в таблицу умножения веруешь? – подивился Андрон. – Плохи твои дела… Знаешь, ты кто? По-нашенски говоря, отрицала ты.

– А вы?

– А я – положила…

– Это как, простите?

– Ну, отрицалы – это которые всё на словах отрицают. Спорят, доказывают…

– А положилы?

– Эти не спорят. Эти – молча. Что хотят, то и делают…

– А-а-а… – сообразил Димитрий. – Девальватор, например, машину времени…

– Во-во!

* * *

Новостройки окраины помаячили за кормой и сгинули, заслонённые дубравой. Пошла степь.

К двум часам дня ветер опять ослаб. Андрон, бормоча ругательства, уже несколько раз вылезал и что-то подкручивал на ходу то в одном, то в другом девальваторе, выжимая из хитроумных устройств всё возможное. Теперь, по его словам, каждый килограмм платформы весил не более десятка граммов, и тем не менее парусник плёлся по расшатанным рельсам со скоростью усталого пешехода.

– Да нехай катится, – решил наконец Андрон, снова забираясь по лесенке на палубу. – Давай-ка перекусим, пока тихо…

Из рюкзака был извлечён солидных размеров термос, свёртки, пакеты. Димитрий испугался, что следующим извлечённым предметом окажется бутылка, но, к счастью, ошибся. Видимо, Андрон если и брал в поход спиртное, то исключительно на крайний случай.

– Значит, говоришь, зверушек любишь… – вернулся он к прерванному разговору.

– Раньше любил… – со вздохом ответил Уаров, принимая кружку с горячим чаем.

– А теперь?

– Теперь уже не так. Ничем они нас не лучше. Только и знают, что друг друга хрумкать.

– Как воспитаны,