Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы - Дмитрий Стародубцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О, Дева, защитница моя ненаглядная! Избавь меня от Хавруша! Как хочется раз и навсегда покинуть этот скверный город и больше никогда не видеть этого омерзительного негодяя!..
Тут Хидра стала мечтать о свободе, о далеких чудесных землях, о прекрасных дворцах и о том, что в какой-то другой, сказочной жизни она будет править богатой процветающей страной, целым народом, красивыми и добрыми людьми, которые полюбят ее всем сердцем. Тут она почему-то подумала об Авидронии, а потом вспомнила портрет Алеклии, который как-то показал ей Хавруш. В памяти всплыли черты благородного, мужественного и умного человека, его добрый проникновенный взгляд.
«Вот кого мне нужно на самом деле желать, вот какой мужчина мне нужен! – вздыхая, подумала молодая женщина, прекрасно понимая, что подобные мечты неосуществимы. – Полубог, правитель богатейшей страны, непобедимый полководец, без сомненья, страстный любовник. Рядом с ним она наверняка была бы счастлива!»…
Снаружи вновь послышался какой-то шум, и это отвлекло Хидру от ее фантазий. Она ударила в маленький гонг, и в то же мгновение в покои вошла рабыня лет пятидесяти, с темной, почти черной кожей. Звали ее Мкусси, про нее говорили, что еще ребенком ее привезли с другого, очень далекого материка и сначала она попала к бирулайским магам, которые якобы научили ее колдовству, и лишь потом была перепродана иргамовскому работорговцу. По мнению Хидры, эта чернолицая женщина была главным соглядатаем Хавруша и доносила ему в подробностях всё о ней, о каждом ее шаге, о каждом произнесенном ею слове. Иногда Хидре даже казалось, что служанка может читать мысли, поэтому она опасалась ее больше, чем кого бы то ни было, и старалась в ее присутствии даже ни о чем не думать.
– Что там за шум? – спросила бывшая интолья.
– На Могильной площади собралась толпа негодяев, которые призывают к бесчинствам, – отвечала Мкусси.
Хидра заметила, что рабыня сморщила лоб, а значит, сказала чуть меньше, чем знает.
– Так почему же их не разгонят?
– Так оно и будет. Жерот уже построил своих воинов и готов их вывести из дворца.
– Да, но при чем здесь Жерот? А где же гиозы?
Мкусси несколько замялась, и Хидра вдруг ясно почувствовала, что случилось нечто из ряда вон выходящее.
– Я хочу видеть Нэтуса! – решительно сказала она, стараясь придать своему голосу твердость.
– Но Хавруш запретил без его разрешения….
– Ты слышала, что я сказала, старая обезьяна? Я ХОЧУ ВИДЕТЬ НЭТУСА!
Чернолицая рабыня больше не стала спорить, а лишь позвала при помощи маленькой дудочки, которую прятала в рукаве, трех юных служанок…
Вскоре Хидра, одетая в строгие плавы, с тщательно убранными на затылок волосами, в сопровождении Мкусси, еще четырех рабынь и двух стражников приближалась к той части дворца, которая была отдана наследнику. Вход туда предваряли арочные дубовые двери-воротца, окованные паладиумом, возле которых стояли на посту восемь церемониальных копьеносцев. Однако, помимо всегдашнего охранения, Хидра заметила в стороне еще десяток тяжеловооруженных цинитов в плащах и шарфах личных телохранителей Хавруша. Ее худшие опасения начинали подтверждаться…
После обычных приветствий стражники распахнули двери, и Хидра, оставив на входе всех, кроме Мкусси, вошла внутрь. Здесь была обширная зала с мраморными стенами, искусно задрапированными в отдельных местах тканями изумрудного и темно-бирюзового цвета, и полом, выложенным фарфоровой плиткой, покрытой желтой, синей и фиолетовой глазурью. Плитки образовывали крупное мозаичное изображение интола в окружении угодливо внимающих ему Пророков. Несколько известных бронзовых и мраморных скульптур, два десятка картин и резная мебель – всё втайне вывезенное за спиной авидронов из Солнечного дворца.
– Мама! – На шею женщине бросился худощавый черноволосый мальчик лет одиннадцати с тонкими красивыми чертами лица. – Мама, ты слышала, что происходит?
Нэтус был одет в шелковую длиннополую плаву оливкового цвета, расшитую символическим орнаментом, и поверх нее в тонкие пластинчатые доспехи из бронзы и серебра, изготовленные именно для него лучшим оружейником еще до осады Масилумуса. Помимо этого на плечах мальчика была накидка золотистого оттенка с меховой оторочкой, а на голове – золотая остроконечная шапочка.
– Что происходит? – спросила Хидра, украдкой разглядывая несколько неуместное облачение сына, будто ему предстояло учавствовать в важной церемонии.
– Наш дворец собираются штурмовать! – бойко, почти с ликованием, сообщил он. – Мы с Зваргусом готовимся сражаться до последнего…
И наследник торжественно предъявил матери извлеченный из ножен великолепный боевой кинжал с золотой рукояткой.
Напуганная Хидра обернулась, ища глазами того, кого упомянул сын. Он был здесь же – этот крепкий высокий воин с обветренным рябоватым лицом, когда-то подаренный мальчику Хаврушем. За все годы жизни при наследнике в качестве живой игрушки Зваргус, верно, утерял часть своей военной сноровки, но при этом нисколько не обтесался, а остался таким же неуклюжим грубоватым мужланом, каким был три года назад. Его вид, несмотря на новую боевую парраду с сияющими бронзовыми пластинами, никак не вязался с дворцовой роскошью, всей утонченностью и благородством, царившими здесь. Где даже самый последний стражник был горделивым носителем особого дворцового изящества. И всё же Хидре было спокойней, когда этот обычный цинит партикулы, простой, честный и искренне преданный, находился рядом, тем более что мальчик очень сильно к нему привязался. Уж слишком много людей желали наследнику зла; наверное, первый из них – его любезный Наставник.
– Что случилось, Зваргус? – спросила Хидра лучника.
Вместо ответа, воин жестом дал понять, что ей следует подойти к окну…
Маленькое сводчатое окно, защищенное решеткой с толстыми витыми прутьями, больше напоминало бойницу. Юноша-раб в голубой перевязи, прошитой серебряной нитью, услужливо снял с петель дождевую створку и отставил в сторону. В залу ворвался враждебный многоголосый гул, тот самый, который некоторое время назад прервал сон Хидры, только усиленный во сто крат. С высоты четвертого яруса дворца женщина разглядела большую часть Могильной площади, наполовину заполненной серой возбужденной толпой. Среди недовольных можно было различить не только бывших цинитов и воинов распущенного Масилумусского гарнизона, но даже гиозов в форменных зеленых полушлемах, то есть тех людей, в обязанности которых входило умиротворение или даже усмирение этой самой толпы.
– Хавруш! Признайся, не ты ли убил своего брата, нашего лучезарного интола Тхарихиба? – закричал смутьян с хриплым низким голосом.
– Мы не верим, что его убил Дэвастас! Кто его убил? Скажи нам! Или мы тебя сами об этом спросим! – раздавались громкие возгласы.
Все остальные поддерживали эти наглые выкрики грязной руганью и лихим свистом. Толпа так шумела, что впору было затыкать уши.
По поведению людей и их развязным ужимкам несложно было определить, что многие из них напились допьяна.
Хидре стало страшно, очень страшно. Впервые в жизни она столкнулась с тем, что людская ненависть направлена не в сторону какой-то далекой враждебной силы или зримого врага – допустим, приговоренного к казни авидрона, а в сторону высшей власти страны.
– Не бойся, рэмью, я не дам тебя в обиду! – уверенно сказал Нэтус, шагнув к матери. – Я перережу горло каждому, кто посмеет к тебе приблизиться!
Хидра отпрянула от окна и изумленно посмотрела на сына. Мальчик стоял подбоченившись, сжав губы, а глаза его горели решимостью. Только сейчас она заметила на нем шарф Верховного военачальника иргамовской армии.
– Где ты его взял? – спросила она, указывая на символ высшей военной власти.
– Хавруш вчера подарил. Сказал, что он ему ныне без надобности. Сказал, что у него теперь нет не то что армии – ни одной партикулы, ни одного цинита…
Хидра хотела что-то ответить сыну, но вспомнила про Мкусси, которая была здесь же, и прикусила язык.
Тем временем люди на площади почему-то замолчали и вдруг все разом завыли – протяжно, жутко. Даже стены задрожали.
– Нэтуса надо спрятать, – тихо произнесла Хидра, глядя на Зваргуса. – Там, где его не смогут найти!
Лучник наморщил лоб, крепко задумался, но тут его осенило, и он с радостью отвечал:
– Здесь есть одно такое место!
Нэтус понял, что речь идет о нем, и капризно произнес:
– Я – интол Иргамы! Неужели вы думаете, что эти простолюдины посмеют меня тронуть? Я никуда отсюда не уйду! Зваргус, где наши партикулы?
Мальчик сгоряча бросил этот вопрос-призыв, который обычно звучал, когда он собирался играть в большое сражение.
…Обычно, услышав этот возглас наследника, лучник немедленно приносил вместительные коробки и доставал из них деревянных раскрашенных цинитов величиной с ладонь, вырезанных с такой тщательностью, что даже у каждого воина было свое выражение лица. Всего этих цинитов насчитывалось около сотни – пеших и конных, каждый из них в воображении мальчика являл собой отдельную партикулу. Зваргус в этой игре почти всегда исполнял роль Верховного военачальника и собственноручно расставлял партикулы – лучников вперед, тяжеловооруженных – в центр, конницу – на фланги. Нэтус, изображая интола, расхаживал в «тылу» под «защитой» «Синещитных», со скрещенными на груди руками и время от времени подсказывал Верховному военачальнику, что не так и какой отряд необходимо отправить в засаду… Наконец появлялись авидроны – фигурки из тех же коробок. Начиналось жаркое сражение, где неизменно верх одерживали храбрые иргамы.