Институт экстремальных проблем - Саша Камских

Все было облегченно вздохнули, но тут Андрей издал сдавленный вопль. Он удерживал от падения Светлану. Олег одним прыжком оказался рядом. Тело девушки окаменело – полусогнутые руки застыли в тот миг, когда подтолкнула в спину Вадима, глаза остекленели, дыхание не поднимало грудь. С придушенным рычанием Олег схватил Свету на руки, и врача поразило ощущение мрамора, соприкоснувшегося с его кожей. Худяков бегом унес девушку в дом. Когда Андрей и спасатели ввалились вслед за ним, Светлана уже была опутана проводами и датчиками поверх покрывавшего ее сложного переплетения серебряных цепочек.

— Дыхание и пульс редкие, но ритмичные, температура сильно снижена, — не оборачиваясь, бросил врач.

— Что с ней? — Денис опередил всех.

— Не знаю, — пробормотал Олег. — Род кататонического ступора… Не знаю, — сердито повторил он. — Света, похоже, ждала чего-то подобного, потому что несколько раз предупреждала, чтобы я ни во что не вмешивался.

Андрей почувствовал неловкость, увидев обнаженное тело девушки, наклонился над ней и запахнул кимоно, задев при этом одну из лежавших на груди цепочек. Та, словно приклеенная, ни на миллиметр не сдвинулась с места. Андрей осторожно провел пальцами по коже и испуганно отдернул руку – цепочка будто срослась с телом, составив с ним одно целое.

— Ей больно? — дрогнувшим голосом спросил он.

— Я думаю, нет, — с сомнением ответил Олег и поднял глаза на стоявших рядом спасателей: — Давайте, каждый будет заниматься своим делом. Расходитесь по местам и ждите Вадима с Антоном, а я подумаю, как помочь Свете.

Сашка протянул врачу ажурный костяной шарик, который он подобрал около входа в лабиринт.

— Вот, возьми, вдруг это поможет. Света говорила, что в этой сфере можно накопить много энергии. Если сейчас она не в состоянии забрать ее оттуда, то ты сможешь стать проводником.

Олег молча кивнул, но в голове у него вдруг возник слабый отзвук голоса девушки: «Мне помощь не нужна, я справлюсь».

Антон не разобрал, что сказала Светлана, потому что звуки доходили до него искаженными до неузнаваемости. Шагнув вперед, он почувствовал, как почва уходит из-под ног, потерял равновесие и стал падать. Задержав дыхание и сгруппировавшись, Антон ждал удара о землю или о воду, но вместо этого он попал в огненный ад.

Сначала, обнажив плоть и нервы, исчезла кожа, а затем неведомая сила раскрошила в пыль кости, вывернула наизнанку тело и превратила его в объятый пламенем комок протоплазмы, не вопящий от невыносимой боли только потому, что не было ни голосовых связок, ни языка, не осталось вообще ничего, кроме слабого огонька сознания, не гаснущего, несмотря на продолжающуюся пытку, но и не способного ни на какую связную мысль.

Внезапно огонь угас, и Антон понял, что лежит на песке. Прохладная влажная масса впитывала в себя боль, и он долго лежал неподвижно, наслаждаясь этим ощущением. Саднило ободранные о шершавый камень лицо, колени и руки, на зубах противно скрипел песок, но Антон почти не замечал этого. Впервые за долгое время перестала болеть голова, боль ушла совсем, а не притаилась в укромном уголке, загнанная туда лекарствами. Он перевернулся на спину и открыл глаза в нетерпеливой надежде увидеть свет, но вокруг него была одна лишь непроглядная тьма.

— Антоша, хватит отлеживаться! — вдруг прозвучал тихий голос.

— Света?! Ты где?

Антон сел, тут же стукнувшись головой о камень. От сильного удара он чуть не потерял сознание и снова упал на песок.

— Осторожнее! — охнула Света. — Двигайся не спеша, но все время иди вперед, не останавливайся надолго на одном месте…

Голос становился все тише, пока не пропал совсем. Прикоснувшись к гудевшей от удара голове, Антон обнаружил на темени огромную шишку. На этот раз он очень медленно поднялся на колени и уперся в нависавший над ним каменный свод. Обследовав пространство вокруг себя, Усов убедился, что находится в самой настоящей норе, диаметром не больше метра. «Я падал… Может, потом я заполз сюда, но не помню этого…» – Антон решил не ломать голову над подобными вопросами и стал соображать, в какую сторону ему двигаться. «Ориентируйся по звукам, по движению воздуха, воды, может быть, по запахам. Я не могу сказать определенно, что будет в лабиринте» – вспомнил он наставления Светланы и задумался, двигаться ли ему навстречу слабому сквозняку, который ощущала обнаженная кожа, или же наоборот. Антон пополз вперед, подгоняемый слабым дуновением и скоро понял, что движется не тем путем, потому что потолок спускался все ниже и ниже, пока лаз не превратился в щель, в которую он никогда не смог бы протиснуться. Назад пришлось выбираться «задним ходом». Добравшись до того места, где можно было привстать на колени, Антон долго прислушивался, принюхивался и, наконец, как ему показалось, определил, с какой стороны исходит еле заметный воздушный поток. «Ежу понятно, — укорил себя Усов, — что воздух будет идти снаружи внутрь!» Двинувшись в новом направлении, он очень скоро обнаружил, что каменной плиты над головой больше нет, и, поднявшись во весь рост, пошел вперед, не сомневаясь в близости выхода. За свою самоуверенность Антон был очень быстро наказан. Он не осмеливался в кромешной тьме делать очередной шаг, не нащупав предварительно ногой почву, но очередной полукруглый валун из тех, что постоянно попадались ему, будто живой выскользнул из-под ноги, когда Антон встал на него, и Усов упал, набив шишку, на этот раз на лбу.

Удар был так силен, что на какое-то время оглушил Антона, а пришел он в себя от чувства сильного голода, давным-давно позабытого им, но странно – это ощущение было как бы не его собственное, оно шло извне и непонятным образом проникало в затуманенное сознание. Антон обнаружил, что на нем сверху лежит тяжелый камень, острый край которого рассек кожу на бедре и впивается все глубже и глубже, а из образовавшейся раны струйкой начинает сочиться кровь. Вывернувшись из-под тяжести, он двинулся дальше на четвереньках, внимательно изучая руками дорогу перед собой и ощущая, как голод исчезает, а на место ему приходят злоба и разочарование. Это уж точно были не его чувства, и они постепенно ослабевали по мере того, как Усов удалялся от места падения.

Несмотря на все предосторожности, Антон падал еще несколько раз, расшибался, но упорно двигался вперед. Один раз ему пришлось протискиваться в щель, немногим большую, чем та, что преградила путь в самом начале. Он содрал кожу на груди и на спине, но почти не обратил внимания на новые ссадины – боль от них почти не замечалась на фоне сбитых в кровь от непривычного способа передвижения рук и коленей, а самым главным было то, что не болела голова. Ток воздуха становился все сильнее, что придавало ему сил. То и дело попадались то ручьи, то большие потоки воды, и каждый раз он мысленно спрашивал совета у Светланы: «Плыть?»    «Нет» – тихим эхом приходил ответ, и Антон, перебравшись через них, упорно двигался дальше. Избранный им способ был очень медленным, но, наверное, единственно возможным.

Устраивая себе время от времени передышки, Антон каждый раз думал о том, как пробирается через свой лабиринт Медведев. «Света говорила, что командир сможет преодолеть лабиринт вплавь. А если что-то не получилось, если он вынужден двигаться ползком?» – Усов представил себя на его месте и сам попробовал ползти, подтягиваясь только на руках, но мгновенно выбился из сил. «Нет, так этот путь не пройти! Вдруг Димыч не справится?! — ужаснулся Антон и тут же осадил себя: — Нет, не может быть, он одолеет любой лабиринт, а Света ему поможет!»

Антон нашел в Вадиме старшего брата, о котором так мечтал в детстве. Потеряв зрение, он начал воспринимать окружающий мир на слух и на ощупь, и обострившаяся чувствительность открыла Усову то, что раньше ускользало от него. Руки командира были похожи на руки отца, от них исходили уверенность и доброта, а когда Медведев нянчился с Антоном в клинике, от его рук шла поистине материнская забота. Прикосновения Светланы были такими же заботливыми и любящими, как у мамы или Юльки, но в них не чувствовалось растерянности и горя, вдобавок они снимали боль и дарили надежду. Что-то похожее он чувствовал и тогда, когда рядом с ним оказывался сынишка Андрея Рябова; маленькие Васины ладошки дотрагивались до лица, и в такие моменты Антону даже казалось, что тьма перед его глазами становится не такой плотной. Крохотные пальчики его Мишки были любопытными, они скользили по лбу, щекам, касались невидящих глаз и внимательно замирали, когда Антон начинал что-нибудь рассказывать малышу. Самым же поразительным открытием стало то, что теща, оказывается, любит его ничуть не меньше, чем Юльку или Мишку, и только для виду постоянно придирается и ворчит.

Усов лежал на спине и в полудреме вспоминал не только прикосновения родных и друзей, но и их голоса.