Вся вселенная TRANSHUMANISM INC.: комплект из 4 книг - Виктор Олегович Пелевин

Мы подошли к алтарю.

На мраморной доске горели золотом обычные для подобного места слова:

PRO PERPETUA SALUTE DIVINAE DOMUS

«Божественным домом», для вечного спасения которого было возведено все вокруг, именовали, конечно, самого Порфирия в надежде на силу его чресел, долженствующих подарить империи наследника. Теперь дело за Антиноем, подумал я, парню надо постараться. Впрочем, есть же еще усыновление, юристы. Лучшие из императоров приходили к власти именно так.

Под надписью, как положено по древнему обычаю, висели бычьи черепа с болтающимися на рогах пестрыми лентами. Их вид всегда навевал на меня почтительное смирение. Сейчас, однако, ничего подобного я не ощутил.

– Что думаешь, Маркус? – спросил Порфирий.

– Честно, господин?

– Честно.

– Когда видишь бычьи черепа у храма, зрелище возвышает душу, потому что напоминает о старине. Но обычно они разные.

– В каком смысле разные?

– Один уже побелел от дождя, и ленты на рогах выцвели под солнцем. Другой ветхий, потрескался и давно потерял украшения. Третий совсем свежий. В его гирляндах даже не увяли цветы. Вокруг жужжат мухи, потому что на кости остались кусочки мяса… Вот такое зрелище рождает в душе почтение, ибо видна связь и преемственность. А здесь…

Я замолчал.

– Продолжай, – велел Порфирий.

– Черепов много, целая дюжина. Но все они вчерашние, ленты на них одинаковые, и видно, что вывесили их перед храмом одновременно. Зрелище это больше напоминает о лавке мясника, чем о храме гения.

– Ты прав, – кивнул Порфирий. – Со временем, хочется верить, вид этой доски сделается таким, как ты описал. А сейчас здесь просто помпейская деревня.

– Помпейская деревня? Что это?

– Солдатское выражение. Когда трибуны Помпея искореняли мятеж, уже не помню, какой именно, они не прочесывали поселения дом за домом, а по-быстрому распинали у дороги нескольких зевак, схваченных прямо там же. Они думали, Помпей увидит кресты и решит, что местность умиротворена. А на деле грабежи и нападения продолжались.

– Я не слышал такого, – сказал я. – Как-то не слишком красит Помпея.

– И опять ты не прав, – засмеялся Порфирий. – Те, кто ругает Помпея за эти деревни, не слишком дальновидны. Когда у дорог ставят кресты с распятыми, их видят все, кто живет в округе. Они начинают опасаться попасть на крест сами и возвращаются к мирной жизни. Вот так, постепенно, Помпей действительно умиротворил бунт. Притворное становится непритворным…

– Весьма мудро, господин.

– Давай совершим жертвоприношение, Маркус. Поскольку жрецы спрятались, все придется сделать нам с тобой.

На мраморном столе у алтаря лежала необходимая для жертвы утварь, приготовленная с тщанием и заботой.

Здесь был треугольный нож и целиком отлитый из бронзы топор с длинной витой рукоятью, плеточка из конского волоса (такой отгоняют мух от бычьего трупа), кувшины с вином и чаша-патера для возлияний. Сосуды были из серебра (золото смотрится на жертвенном столе заносчиво), но чеканка выглядела тонкой и изящной.

Приятно удивила расшитая бисером кожаная шапочка жреца с длинными свисающими ушами и пикой на макушке – не просто кожаным гульфиком, как мастерят на скорую руку в наши смутные времена, а штырьком из свежей оливы, положенным по древнему канону. Как жрец, я оценил такое тщание к детали.

Было здесь и кропило-аспергиллум, которое я много раз наблюдал на римских алтарях – во время жертвоприношений оно лежало на столе, и я, признаться, даже не помнил его назначения.

Привязанный к алтарю бык был прекрасен. Черный, статный, откормленный лучшим зерном, полный, должно быть, отборных иллюзий и надежд своей бычьей юности. Сейчас мы побежим, побежим, побежим вон к той пестрой коровке…

Увы, ноги его были спутаны, а сквозь кольцо в носу проходила цепь, не дававшая ему отойти от алтаря. Но все равно он дышал такой непокоренной силой, что стоять рядом с ним делалось страшно. По счастью, бык был спокоен – видимо, жрецы перед уходом угостили его маковой водицей.

– Как он прекрасен, господин. Похож на невесту…

Порфирий взял со стола бронзовый топор и несколько раз взмахнул им, примериваясь.

– На невесту? Хочешь уподобиться Нерону? Это же мальчик.

– Нет, господин, я не в том смысле. Ленты с цветами, свисающие с его рогов – прямо как косы девушки, нарядившейся на свадьбу.

Витые ленты действительно походили на косы, и даже бронзовые грузила на их концах казались девичьим украшением.

– Не знаю, – сказал Порфирий, – мне это больше напоминает убор беззубой старухи.

– Старухи?

– Да. Праздничную прическу пожилой матроны, прячущей за цветочными гирляндами отсутствие волос.

– Невеста может быть в годах, – ответил я примирительно.

– Несомненно. Не будем заставлять ее ждать, ибо жених уже здесь… Придется нам с тобой стать виктимариусами.

– В жреческой работе нет бесчестья, – сказал я.

– Подтверждаю как великий понтифик, – кивнул Порфирий.

– Угодно ли императору, чтобы быка забил я?

– Ты мастер тауроболия и предводитель его святых тайн, – ухмыльнулся Порфирий, – это я помню… Но сегодня ты выполнишь ту часть ритуала, которая действительно тяжела в нравственном отношении. Во всяком случае, для меня… Надень жреческую шапку и возьми кропило.

Я подчинился. В кропиле была вода. Я взял его в руку, недоумевая, что делать дальше. Порфирий пришел на помощь.

– Немногие помнят, зачем на жертвоприношении аспергиллум. Знаешь ли ты его назначение?

– Нет, господин. Как раз про это думал.

– Бык, чью жизнь мы дарим богам, должен уйти к ним добровольно, иначе наше приношение будет им неприятно. Поэтому ему следует высказать согласие. Говорить с ним стану я. Ты же, когда я обращусь к нему, брызни из кропила водой ему на морду.

– Зачем?

– Увидишь, – улыбнулся Порфирий. – Выйдет еще и урок государственного управления… Готов?

– Да.

Порфирий, крепко сжав бронзу рукояти, повернулся к животному.

– Почтенная старушка, – спросил он вкрадчиво, – готова ли ты пойти от нашего имени к богам и передать им наш поклон?

Я поднял кропило и брызнул водой быку на морду. Тот мотнул головой вверх-вниз, стряхивая капли, и тогда Порфирий со всего размаха обрушил топор на его череп.

Бык упал на колени, потом на бок. Он был еще жив. Порфирий положил топор на стол, взял нож и перерезал ему горло.

– Вот так, – сказал он. – Вот зачем кропило. Старушка нам кивнула, соглашаясь. Ты видел сам. Чтобы ты знал, в каждой серьезной империи должна быть служба кропильщиков, готовящих народ к бранной жертве… Надо постоянно брызгать всем на морду, если я говорю непонятно. Это первое, чему должен научиться император.

Бросив нож на стол, Порфирий смешал в патере вино с водою и, что-то тихо шепча, плеснул смесью на алтарь. Затем он поставил чашу на место и произнес:

– Ритуал закончен. Боги получили свое… И старуха тоже.

– Ты совсем не испачкался в крови, господин, – сказал я, снимая жреческую шапочку.

– А это второе, чему надо научиться. Теперь, Маркус, можно войти в храм моего гения.

Порфирий определенно был в хорошем расположении духа. Он